— Ты не знал, что ведьмы — очень плохое топливо? — встал за моим правым плечом рыжий вор.
— Как ты… ты не можешь… — старик в ужасе съёжился. Обвисшая дряблая кожа на подбородке меленько задрожала.
Я набрала воздуха в грудь и подула — колдун упал, точно его смело ветром.
— Она вообще человек? — опасливо поинтересовался Мелкий.
— Не знаю, но я б, на всякий случай, злить её не рисковал, — признал Морис.
Всё моё тело покрывали колдовские метки. Метки, у которых никогда и не было значения — они лишь повторяли завихрения потоков магии внутри меня. И теперь они проступили, как ставшее видимым знание, как… руны на страницах книги.
— Ведьма! — бывший забрасывал меня сглазами, трясущимися руками выплетал заклинания, но я, не уворачиваясь, принимала их в себя, как дождинки в море. — Надо было добить тебя тогда!
— Да, это ты дурака свалял, — ровно согласилась я.
— Не тронь! Не смей! Не подходи, ведьма!
А я и не подходила. Стояла, недвижимая, рядом, но и этого хватило, чтобы старик сбрендил окончательно. Правдолюб Уголёк не любит предателей. И огонь распалял язвы живого мертвеца.
— Перестань! Перестань, хватит! — Кай корчился, точно его рвали на части, хотя никто не касался больного.
Я подула на огонь, туша его, как лучинку, но и тогда мучения старика не прекратились.
— Он сбрендил никак? — Морис брезгливо отшатнулся. — Слыш, ногастая! Не подходи, — покусает ещё. Кто знает, когда он зубы-то в последний раз…
— Он и правда, кажись, того, — горняк, напротив, подался вперёд.
И только я понимала, что происходит на самом деле. Ведунка не умерла и не передала дар. Я вырвалась сама, выбралась с
— Уходи, Кай. Уйди с ней добровольно и тогда, возможно, она пощадит тебя. — Я присела на корточки, касаясь морщинистого и некогда любимого лица. Я любила его. Боялась его. Ненавидела. А теперь… осталось ли хоть что-то? — Тебя ждут на той стороне.
— Тогда мы пойдём туда вместе! Я убил проклятую старуху, значит, и тебя смогу!
Он взметнулся, хватая меня за шею, покатился по земле, обнимая так крепко, как последний раз обнимал целый век назад…
«Убил проклятую старуху». Я ведь могла хотя бы удивиться этому. Бабуля, прожившая много сотен лет, побеждавшая хитрых врагов и справлявшаяся с любыми трудностями. Верила ли я, что она действительно погибла от ножа безымянного грабителя? Или всегда знала, чья рука держала этот нож?
Мы оказались у обрыва. У голодной глотки расщелины, готовой сожрать любого, кто упадёт вниз. Дождь омывал острые камни, обещая смыть воспоминания, но я всё равно выбросила руку вперёд.