– Я буду ждать.
– Нет. Сейчас ты уйдёшь и больше никогда не появишься.
– Она умерла! Слышишь? Она давно умерла и не вернётся.
– Зря ты это сказала.
Вышел, оставляя за спиной плачущую женщину с распущенными волосами цвета степного ковыля.
* * *
– Коня мне.
– Твою кобылу повели на водопой, Иджим-бек.
– Любого.
– Сейчас. Куда поскачем, сардар?
– Ты – никуда. Я один.
Вскочил в седло, пришпорил. Гнал игреневого жеребца нещадно, выбивая бешеной скачкой дурные мысли, забывая запах сандала и звон серебра…
Возвращался шагом, бросив поводья: жеребец надувал бока, успокаивая дыхание. Гремел уздечкой, выискивая травинки, срывал их мягкими губами.
Вот и любимый холм в излучине Черемшана. Вид отсюда потрясающий: зелёные просторы, островерхие перелески, подобные спинным гребням уснувшего дракона.
Достал кинжал, бездумно ковырял чернозём, пачкая драгоценный булат. Семь лет походов, боёв, рейдов по заснеженной степи – зачем? Эмират усыхает, как Аральское море. Разбили морду монгольскому зверю – и только разозлили: он вернулся, усилившийся впятеро. Сыновья исчезли. А пролитая в княжеских палатах Добриша кровь давно высохла, обратилась в прах, так и не отомщённая…
Поздно уловил движение за спиной. Начал подниматься, когда в затылок ударила стрела с затупленным наконечником – чтобы не убить, а лишь оглушить.
– Берберы!
Седобородый капитан заорал:
– Живее! Вёсла из твиндека. Придётся поработать, рабы божьи, иначе станете просто рабами.