Гринько шутил, но в голосе его я улавливал тревогу. Несколько лет я знал Гринько; он всегда был горяч и вспыльчив, но был решительным человеком, никогда не падал духом. Неужели теперь он сдал? Может быть, просто круто с кем-то поговорил? Это бывало с ним и раньше — вспылит, накричит, и папироска в руке начинает плясать. Я повернул фонарик, чтобы лучше разглядеть его лицо. Те же умные, светящиеся задором глаза, так же чисто выбрито смугловатое лицо. Но какой усталый вид! И вот этих глубоких складок у его рта раньше я не замечал.

— Ну, что там в Москве, как? — спросил он.

— Лучше расскажи, что у вас здесь творится, — ответил я.

— Во всяком случае, все не так, как, помнишь, в Минске весной 1939 года, — улыбаясь, ответил Гринько. — Помнишь, как усатый майор возмущался, что ему поставили невыполнимую задачу и создали нелепую обстановку.

Да, я вспомнил, как тогда, в один из ясных июньских дней, на учении вблизи Минска, усатому майору поставили задачу оборонять батальоном важную высоту; «противник» готовился ее захватить. Майор понадеялся на фланги, не заметил, как «противник» его обошел, и в результате майор вместе со штабом оказался «в плену», а батальон так и остался на высоте, не произведя ни одного выстрела. Усатый майор возмущался: «Нелепая обстановка!» А Гринько горячился и объяснял, что в будущей войне обстановка может складываться самая невероятная, но командир обязан предвидеть ее…

— А потом мы рыбу ловили и ели свежую уху, — продолжал Гринько.

— Надеюсь, мы не окажемся в положении усатого майора? — спросил я.

— Боишься? Волноваться, конечно, есть основания, но не так, чтобы уж очень, — ответил Гринько. — Впрочем, скоро сам увидишь. Однако скажу — прибыл ты в горячее время.

Мы покинули землянку. Было 3 часа утра 13 августа. Приближался рассвет, артиллерия работала вяло, но не унималась. Из-за леса поднималось большое зарево. Это горел Чечерск. Враг усиленно лез к месту, где был расположен штаб.

— Обороняться штабу придется своими силами… Ты приготовься, — сказал Гринько, указав мне на палатку, у которой стоял грузовик. — Хлопцы наши там.

Гринько пошел к командующему, а я — к грузовику. Здесь я должен был подготовиться… Ясно, я попал «с корабля на бал», обстановка тревожная, вероятно, скоро придется вступить в бой. Чувства я испытывал знакомые. Я вспомнил Карельский перешеек. Но тогда я имел конкретную задачу, а теперь… Мысленно я попытался представить себе и оценить обстановку. Противник где-то совсем близко, и думать надо не о наступлении, а об обороне штаба армии силами самого штаба. Вспомнил я слова шофера о курсах, швырнул в грузовик свой чемодан и достал из кобуры пистолет, осмотрел его, протер и решил, что я уже подготовился.

На всякий случай я обратился к полковому комиссару Шеферу, начальнику оргинструкторского отделения политотдела армии с вопросом, что делать дальше. Он сидел под старой ветвистой сосной и укладывал в деревянный ящик папки бумаг.

— Пистолет есть? — спросил меня Шефер внушительным басом.

— Да.

— Значит, все в порядке. В остальном будем ждать распоряжений.

Я попросил Шефера подробнее рассказать мне, что же все-таки произошло с армией. Из его рассказа я узнал, что наша армия до сих пор была лучшей в составе Центрального фронта. Ее сформировали из обученного и крепкого кадрового состава Приволжского округа, офицеры и бойцы были воинами в подлинном смысле этого слова. И не раз противник испытывал на себе силу этой армии. Ее сокрушительными ударами враг был изгнан из Жлобина и Рогачова… В последних боях армия сильно поредела, пополнение подходило медленно, к тому же артиллерию отобрали и куда-то перебросили.

— Здесь, в Чечерске, мы стоим долго, все время предполагали, что вперед пойдем, а теперь вот как бы не пришлось пятиться…

Только успел Шефер произнести последние слова, как раздалась команда: «Строиться!» Люди точно из земли вырастали, появилось более полсотни человек, и все подходили новые. Мы выстроились в две шеренги. Каждый шестой в первой шеренге был назначен командиром отделения. Я оказался в числе командиров.

Полковник, фамилию которого я не запомнил, объявил, что он командир сборной роты, и отозвал нас, командиров отделений, в сторону. Записав наши фамилии, полковник приказал записать фамилии и воинские звания наших бойцов. Затем мы получили винтовки, гранаты, пулеметы и бутылки с жидкостью «КС». Полковник ознакомил нас с обстановкой. Из его объяснения следовало, что противник прорвал оборону наших передовых частей и силою до двух батальонов мотопехоты, поддерживаемой артиллерией и танками, готовится атаковать штаб армии. Разведывательные группы противника находятся на подступах к опушке леса. Наша задача сорвать замысел противника… Оборону занимаем на опушке леса. И полковник подал команду:

— По отделениям, за мной!