Еще рано для обычного ужина, но Тэмми провожает нас в самый дальний конец зала. Это, без сомнения, сыграло бы на руку, если бы разговор вышел из-под контроля. Меньше свидетелей увидят нашу драму. Как только мы садимся, Тэмми принимает у нас заказ на напитки, я откидываюсь на спинку стула и скрещиваю руки на груди.

— Возле бара, пап? Серьезно? Как часто ты сюда приходишь? Не слишком ли дешево выпивать в таком месте, как это? Это ниже твоих стандартов?

Он пожимает плечами.

— Выпивка есть выпивка, и у тебя нет никаких стандартов, когда речь заходит об алкоголе. Ты получишь его везде, где возможно. Но, на самом деле, это больше для моих клиентов. Это место — один из тех ресторанов, где предложат дорогую еду за твой счёт. Клиенты чувствуют себя особенными, когда я привожу их сюда. Кроме того, все здесь знают меня. И хотя бронирование не требуется, они уделяют мне первостепенное внимание. Это хороший знак для моих клиентов.

Мой отец стал одним из лучших адвокатов штата не потому, что глуп. Он всегда прав. Он достаточно умен, чтобы заказать к еде колу. Если бы он заказал что-нибудь алкогольное, я бы придушила его, перегнувшись через стол.

Я определенно понимаю, что у обеда в этом заведении с моим отцом есть свои преимущества. Нам приносят еду в мгновение ока. Молчание затягивается, наполняя воздух неуверенностью, и, хотя я голодна, мой желудок нервно сжимается. Я много чего хочу сказать, но не хватает смелости произнести это вслух. По крайней мере, не сразу. Кажется, мои лучшие моменты наступают, когда я чувствую угрозу или подавлена. Вид моего взволнованного отца, сидящего напротив с капельками пота на лбу, не помогает.

— Итак, как долго ты встречаешься с Дрю? — спрашивает он.

— Кажется, несколько месяцев. — К чему он клонит?

— Серьезно? И только? Я думал, дольше.

— С чего вдруг?

— Разговаривал с ним на днях… он был очень увлечен тобой. И не терял времени даром, ставя меня на место… или угрожая мне. — Его губы слегка изгибаются. — Он ведь знает, что я зарабатываю на жизнь тем, что подаю на людей в суд, верно?

Я чуть не подавилась своей хлебной палочкой.

— Что он сделал? Угрожал тебе? Как именно?

Он усмехается и машет рукой:

— Это не важно, но он был вполне серьезен… и убедителен. — Папа откладывает вилку и вытирает уголки рта салфеткой, прежде чем положить ее себе на колени. — Прости, что ударил тебя прошлой ночью. Я, честно говоря, не помню, как это сделал.

Чего бы я только не отдала, чтобы оказаться на месте мухи на стене, когда они с Дрю разговаривали.

— Насколько помню, я не единственная, кого ты ударил, — заявляю я, вспоминая, что сказала мама на кладбище.

— Да, к сожалению, я сам не свой, когда пью. И знаю, этому нет оправдания…

— О, тебе не нужно оправдываться передо мной. Какого бы примирения ты ни ждал от нас, этого не произойдет, если не начнешь лечение. — Я беру свой бокал и делаю глоток.

Он кивает.