— Конечно, — согласилась Маша. — Он дает тебе деньги. Ты ему просто даешь. Деловые. Шлюха!

— Стой, нет, ты не так поняла… — Я шагнул к любимой, попытался схватить за руку.

И получил такой удар по щеке, что слезы брызнули.

— Чтоб ты сдох! — пожелала Маша, ее каблуки простучали в прихожей, дверь ударила так, что грохот разнесся по всему подъезду, от первого до пятнадцатого этажа, и дом содрогнулся.

Вика на этот раз в схватку вступать не стала, изящно отступила в сторону.

Я прижал ладонь к пострадавшей щеке и рухнул в кресло, заскрипевшее под тяжестью писательского тела. Маша хотела вернуться, была готова мириться, но все пропало, все сорвалось из-за ее ревности и дурацкого совпадения.

— Кто вы? — простонал я, глядя на Вику почти с ненавистью. — Откуда вы меня знаете? Что вам нужно? Уходите, сегодня не самый лучший день…

— Но как же? — Идеальные брови поднялись. — Я привезла вам материалы для мемуаров. Теперь, Лев Николаевич, вы будете работать под моим присмотром.

Материалы? Мемуары?

Да, Землянский сказал, что приедет «человек», но я и подумать не мог, что кровавый режим пришлет ко мне красотку прямиком из фильма про Бонда… Понятно теперь, чем именно Вика запугала Анну Ивановну и почему справилась с квартирной хозяйкой так легко: агенту гэбни положено носить при себе корочки и владеть боевыми искусствами.

Тяжела, о Господи, десница твоя, и для грешного, и для праведного.

Перед глазами у меня все закружилось, буквально потемнело — слишком многое произошло всего за несколько часов: сначала квартирная хозяйка, потом красотка-незнакомка, затем Маша… Может быть, и правда стоит отчалить в область бессознательного? Туда, где нет ни забот, ни тревог, а только видения радостные. Только покой, откуда так не хочется возвращаться в эту жизнь.

***

Придя в себя, я обнаружил, что лежу на диване, и сначала решил, что мне приснился ужасный сон. Но, пошевелившись, я понял, что лоб мой украшает мокрое полотенце, а с кухни долетают скворчание разогретого масла на сковороде и приятный женский голос, тянувший «боже, какой мужчина, я хочу от тебя сына…».

Нос зафиксировал аромат блинчиков, и я осознал — нет, не сон.

Вика орудовала как у себя дома, она даже нашла в шкафчике хозяйский фартук, которым я никогда не пользовался. В нем стояла у плиты, где на сковородке и правда пекся блин. Стопка готовых, румяных и идеально круглых, уже покоилась на тарелке рядом с вазочкой, полной варенья.

— Что вы делаете? — прошептал я.

Агентка… или агентша, короче, агентесса тиранического режима глянула на меня, прищурившись:

— Собираюсь вас кормить. А то с голоду в обморок падаете, похоже. Мука у вас была. Остальное я купила.

Я хотел встать в позу гордого свободного творца, вызвать из недр души свое «право имею», заявить, что я не раб своего желудка, когда этот самый желудок меня и выдал. Он забурчал так громко, что Вика услышала и засмеялась.