В одиночестве я пробыл недолго, Пальтишкина вернулась уже через пять минут.
— Сбой в бухгалтерии, — сообщила она. — Деньги будут сегодня. Я тебе обещаю.
— Спасибо, Евгения Захаровна… — забормотал я.
— Спасибо в редактуру не отдашь. Когда новый роман? Как он? «Гниль Вавилона?»
— «Голем Вавилонский».
— Без разницы, — махнула рукой Пальтишкина. — Обещал, я помню, к октябрю.
Название она могла забыть, а вот дату или сумму, то есть то, что имело значение — никогда.
— Э, да… — Актер из меня и в обычное время плохой, что говорить о «после вчерашнего», когда все силы уходят на то, чтобы изображать стандартное, норм-состояние. Но тут я попытался стать если не Энтони Хопкинсом, то хотя бы Гошей Куценко. — Сдам обязательно. Конечно.
Не мог же я ей сказать, что у меня в тексте не валялся не то что конь, а даже захудалый ишак вроде того, на котором ездил пророк Осия! Что за лето я вымучил каких-то два авторских листа, едва обозначил главных героев и завязал основную интригу, да и то собрался из этих двух листов выкинуть треть, поскольку начало мне ни в каком варианте не нравится.
— Да? — Пальтишкина глянула на меня с сомнением. — Ты…
— Евгения Захаровна? Можно вас? — В дверь заглянул один из редакторов, лысый, с бородкой, заплетенной в косички и украшенной колокольчиком.
— Иду, — поморщилась она. — Шагай, Лев. Деньги будут. Текст жду.
Я с облегчением кивнул и вскочил.
Прочь, прочь из этого вертепа алчности, где правит бал Златой Телец, стоящий на кипе рукописей, и где праведному застит глаза дым курильниц, возжигаемых во имя идолов свирепых и беззаконных!
Глава 3
Эсэмэска о зачислении денег упала, когда я подъезжал к «Крокодилу», и я едва не запрыгал от радости.
Настроение несколько омрачало то, что Маша по-прежнему не желала отвечать на звонки и не читала сообщения. Раздражение мое по этому поводу росло. Ну, сколько можно злиться? Я ведь хороший на самом деле, и люблю ее, пусть даже иногда веду себя как мудак. Обычное же дело, все так поступают.
Над предложением насчет мемуаров я решил пока не думать, отложить хотя бы до завтра, когда с Машей все утрясется и голова прояснится.
У входа в клуб висела громадная афиша «Бульк-фест. Встряхнем поэзией вместе!» Надпись пряталась внутри огромной бутылки шампанского, где буквы исполняли важную и ответственную роль пузырьков, и всё вместе символизировало то ли пьяный и бесшабашный угар, то ли готовность выбить все и всяческие пробки.
Мне немедленно захотелось оторвать руки и выколоть глаза «девочке-дизайнеру» (тм), которая придумала и изготовила сей креатив.