– Верно, сын мой, – удивленно блеснули глаза священнослужителя из-под пенсне.

– Отвечу вам следующим образом: ратую за Россию в первую очередь, а остальное вторично, но от присяги не отрекусь, привык слово держать. Ежели наша империя будет процветать, то и мы вместе с ней. Что же касается Ольги Николаевны, матушки-императрицы, то ее уже не раз своим телом от пуль заслонял и впредь это сделаю не задумываясь.

– Достойный ответ, – одобряюще кивнул священнослужитель. – Вы бы, Иван Макарович, на службы чаще захаживали. Понимаю, что дело молодое да и забот хватает, но людям верующим следует собственными глазами видеть наместника края, а не сплетни про него слушать.

– Постараюсь исправиться, – приложил я руку к груди, мысленно дав себе зарок, что на службы ходить начну при первой возможности.

– Церковь одобряет твои поступки, сын мой, – громко сказал отец Сергий и троекратно перекрестил меня, а сам шепотом подсказал: – Покаяться за деяния свои в доме господина Юштевича нет желания?

– Простите, забыл довести до уважаемых дам и господ, что в городе уже кое-кто встал на сторону мятежников, – медленно проговорил я, и в зале вновь наступила тревожная тишина. – Известный в городе ювелир Юштевич решил поучаствовать в финансировании мятежных сил. За помощь ему обещали вскоре передать несколько приисков, отобрав их у законных владельцев. Не имея свободных средств и желая в будущем сорвать куш, Юштевич организовал уже всем известное ограбление обоза, в котором везли намытое золото и необработанные драгоценные камни. При нападении охрана обоза была перебита и груз похищен. Это злодейское преступление раскрыто с помощью начальника сыска господина Картко и при участии начальника полиции, – кривлю душой, но мне необходимы сторонники, и желательно во властных структурах, – господа, – указал рукой в сторону названных, – подтвердите.

– Да, все верно… – выдавил из себя начальник полиции.

– Иван Макарович прав, в доме господина Юштевича мы допросили его сожительницу, давшую показания на своего любовника. Увы, но самого ювелира еще нет в ведении сыска – он, как понимаю, дает показания лично господину наместнику и его людям, – произнес Картко.

– Глеб Сидорович, вы совершенно правы, – сделал я вид, что не заметил укора начальника сыска, – Юштевич дал показания, чистосердечно рассказал все, попрошу приобщить протоколы его допроса к документам по делу. Копии бумаг у меня, естественно, останутся, но, скорее всего, дело по ограблению обоза перейдет из вашего ведомства в охранное отделение, все же оно больше связано с изменой.

Как бы ни хотел, но на этом разговор закончить не удалось. Последовали различные вопросы, в том числе от купцов и промышленников. Многие недовольны, что железная дорога блокирована и выезд из города, можно сказать, запрещен. Нет, не возбраняется обоз собрать да на телегах в путь отправиться, но далеко по такой погоде не уедешь. В какой-то момент меня господа чиновники утомили и разозлили, решил, что пора заканчивать этот бессмысленный треп и удалиться, что называется, хлопнув дверью.

– Дамы и господа! – нахмурившись, поднял руку. – Тихо! Сейчас доведу до вас еще кое-какую-то информацию – и уйду, время уже позднее, а дел по горло! – провел себе по шее ребром ладони.

В зале установился относительный порядок, я встал, устало осмотрел всех собравшихся, задержался глазами на журналистке. А у той глаза сверкают от удовольствия, она не задала ни единого вопроса, как, впрочем, и другие ее коллеги по цеху, зато, наверное, уже пальчики болят от безостановочной писанины и в блокноте вряд ли осталось много пустых листов.

– Хочу обратить внимание собравшихся на несколько моментов, – медленно говорю, с удовольствием наблюдая, как собравшиеся перестают переговариваться и переводят взгляды на меня. – Перед нами стоит задача сделать Екатеринбург и его окрестности процветающими, как и всю империю. Создать удобства для всех, подчеркиваю, всех жителей! Чтобы радовали глаз фасады зданий, люди не путались по колено в грязи или сугробах. Каждая копейка из городского бюджета, полученная в виде налогов, должна оправдывать вложения, а не растворяться с дождями! Отношение к рабочему люду необходимо в корне изменить и соблюдать не только свои интересы. Мне уже известны несколько случаев, когда работодатель, получая большие прибыли, нагло не желает платить своим людям, считая, что наказания не последует и суд встанет на его сторону, если, конечно, дойдет дело до разбирательства, а не замнут дело по-тихому. Надеюсь, меня услышали и предупреждению вняли. На этом позвольте откланяться, – кивнул Александру и медленно пошел на выход в полной тишине зала.

Убежден, стоит мне выйти, как господа чиновники, купцы и промышленники начнут негодовать. Рискую, особенно в такой момент, когда войска мятежников на подходе. Вполне допускаю, что большинство присутствующих не приемлют мои указания и с радостью откроют условные ворота города людям Квазина. Но у меня имеется надежда, что уже завтра газеты выйдут с сенсационными материалами. Краем глаза заметил, как со своего места подскочила Лиса-Мария: журналистка дернулась в мою сторону, оглянулась на зал и наморщила лобик. Ну-ну; перед ней сложный выбор: остаться и послушать, что будет после моего ухода (а произойдет взрыв эмоций – уверен!), или попытаться получить у меня желанное интервью. С другой стороны, материалов у прессы и так хоть отбавляй, а с моей персоной можно и позже пообщаться. Уже у выхода из зала я оглянулся: меня все провожают взглядами, эмоции различные на лицах, от изумления до ненависти. Есть и те, кто остался равнодушным или пытается казаться таковым. Журналистка же села на свое место, сделав выбор в пользу присутствующих дам и господ. Молодец, умна, хотя и поддалась первому порыву.

– Иван Макарович, это было нечто! – восхищенно произнес мой помощник.

– Саша, боюсь, что своими речами я настроил высшее общество против себя, – хмыкнул я.

– Но для чего вам это потребовалось, да еще в такой-то момент?!

– Слухи, – пожал я плечами, входя в кабинет главы думы и снимая с вешалки свое пальто, – поверь, завтра в городе все об этой встрече начнут говорить. Кто-то скептически отнесется, но, надеюсь, большинство жителей поддержат.

Александр задумался и не стал ничего спрашивать, и мы покинули здание. Блин, на улице уже ночь, холодно, ветер и снег валит…

– Иван Макарович! Сюда! – закричал Батон и замахал руками.