— Эрвин, давайте выпьем за безумие. В мире его полным-полно.

— За безумие, Константин. Ваше, наше, и особенно их.

Они рассмеялись, сбрасывая напряжение. Ни у одного не было ни малейшего сомнения, кто такие "они". Звякнуло стекло, стаканы опустели, и девушки вновь наполнили их.

— Четыре правительства, четыре разных схемы границ, и все утверждают, что они единственный истинный представитель поляков. Одно хочет рубежи до 1939-го, а другое хочет границ, которых никто не видел века с XVII. Надо думать, если бы такое произошло, в обоих наших армиях были бы польские войска.

— Верно, друг мой. И если мы дадим им волю, до заката все будут мертвы. Перебьют друг друга. Так же, если мы отдадим им ваших людей, они убьют их.[60] Интересно, кого они ненавидят больше, вас, нас или своих же?

Рокоссовский на мгновение задумался.

— Все они ненавидят вас больше, чем друг друга. Две из четырёх группировок ненавидят нас больше, чем другие две, прочие ненавидят остальных больше, чем нас. И не только нас. Разве вы слышали, чтобы чехи и словаки устраивали взаимную резню? Их угрозы до поры до времени остаются словами, но если вовремя не остановить, слова станут действительностью. Значит, что нам нужно сделать?

Роммель пожал плечами. Он и так добился большего, чем ожидал. Обеспечил жизни одних роковым решением для других, использовав смерти плохих людей как выкуп за тех, кто… не настолько плох. После пяти лет на Восточном фронте он заслужил репутацию человека, способного придумать неожиданное решение на ровном месте. Но эта загадка лежала вне его понимания. Русский маршал широко улыбнулся. Роммель понимал, что что-то упустил.

— Эрвин, вопрос стоит так: если мы передадим солдат любому из четырёх правительств, все они погибнут. Как надо поступить?

— Найти ещё кого-нибудь, конечно. Но кого? Мы уже выслали столько, что осталось совсем мало мест, где согласятся принять остальных. Вписались южноафриканцы, но этого всё равно не хватит.

— Если мы не хотим, чтобы эту гонку выиграла одна из четырёх лошадей, решение очевидно. Приведите пятую.

— Неужели пятое польское правительство?

— Почему бы и нет? Польские части, как ваши, так и наши, знают, что их уничтожат, если они попадут в руки любой из существующих хунт. Мы вводим в дело ещё одно правительство, тщательно подготовленное. Оно будет знать, что его шанс на выживание зависит от обращения с людьми. Это шанс. Треножник. Правительству нужны войска, в любом случае. А две группировки войск не договорятся между собой. Вместе же всё три части будут иметь достаточно сил для подавления других партий. Если одна опора подведёт, упадёт вся конструкция. Так или иначе, путь равновесия в такой ситуации – наилучший.

Роммель покачал головой. Это была блестящая схема. Опасная, но блестящая. Если она сработает, то получится стабильная Польша. У четырёх претендентов нет ни тени шанса против вооруженных сил, прошедших выучку немецкой и русской армий. Сражаться вместе, восстанавливая порядок в стране вместо бесконечной гражданской войны на четыре фронта!

— Константин, это превосходно. Конечно же, пятое правительство проведёт границы в Восточной Европе так, как вы хотите.

— Разумеется.

— Я догадывался. Кто это придумал? Жуков?

— Нет, его предшественник.

— СТАЛИН?! Но он же мёртв, — Роммеля поразила пугающая мысль, — он ведь мёртв?

Рокоссовский как будто хотел что-то сказать, но быстро передумал.