Для получения полного доступа к воспоминаниям, оказалось, их необходимо сложить воедино, словно пазл, состоящий из множества разрозненных временных кусочков.

– А потом ты встретил Лауру и вернулся забрать свои вещи.

Он прочистил горло.

Иногда мне кажется, что душевная боль может разворотить грудную клетку, переломать рёбра и прорваться сквозь кожу.

Я никогда не узнаю правды. Маму, ведь, уже не спросишь.

– Не оправдываю себя. Да, я смалодушничал и не осмелился появится на похоронах. Я плохой отец и был им всегда. А сейчас пришёл учить повзрослевшую дочь. Но клянусь тебе, что любил бы твою маму до конца жизни. Вот только она сама отказалась от любви, от меня и от жизни.

– Что ты хочешь?

Он нервно похлопал себя по бедру свернутой в рулон газетой, словно только сейчас добрался до самой сути, свободной рукой залез в нагрудный карман жилета и вытащил небольшую пачку аккуратно сложенных вдвое купюр.

– Я бы никогда сам не попросил тебя уехать, пойми, но Лаура нервничает. Ты всё равно рано или поздно планировала снять комнату, тогда почему бы не сделать это сегодня? … Я просто защищаю её покой.

– Кажется, она та женщина, которая тебе нужна.

Я улыбнулась ему. Изо всех сил растянула губы.

Я не знаю, как мне до сих пор удавалось улыбаться несмотря ни на что; всё потому, что я ему слишком чужая, чтобы позволять себе такую роскошь, как истерика.

– Да… – выдохнул он, словно своим неожиданным дружелюбием я вышибла из него дух, – наверное…

Мы оба понимали реальность нашей ситуации.

У него теперь была другая семья.

А у меня оставалась только я.

– Пожалуйста, Катерина, возьми их.

Я отчаянно пыталась не разреветься. Не здесь. Не сейчас.

– Пап, мне не нужны твои деньги. Я обещаю тебе уехать. Всё будет в порядке.

Он поколебался, потом кивнул и положил купюры обратно.