Ныне же Дивеевская обитель имеет два храма, один из которых – действующий, и колокольню с приделами, в которых живут монахини. Все это обнесено невысокой стальной оградой. Больше ни чего нет. Десятки послушниц расселены по квартирам в Дивееве. Многочисленные монастырские корпуса давно уже заняты светскими организациями, о том, чтобы освободить их, в ближайшее время говорить трудно.
Сейчас монастырь не в состоянии обеспечить своим насельницам тех элементарных удобств, на которые могут рассчитывать монахини в старых благоустроенных обителях, и это прекрасно знают те, кто стекается сюда ради иночества. Конечно, со временем Дивеевская обитель вполне может решить свои материальные проблемы, но устав был и будет неумолимо суров.
Подъем в 5 утра, многочисленные богослужения, остальное время заполнено трудом. Полный отказ от мясной пищи. Выходных нет. Отпусков нет. Даже за ограду нельзя выходить без благословения. И все-таки в мир возвращаются не многие. Что удерживает их здесь? В миру суровые условия жизни принято оправдывать объективной необходимостью или важной целью. Какая необходимость, какая цель заставили этих женщин и девушек бросить дом, родню, оставить мирские привычки, отречься от житейских удовольствий?
В храме, во время крестного хода, на водосвятном молебне на источнике мы всматривались в лица инокинь – иногда молодые и симпатичные, иногда – изрезанные морщинами, иногда улыбчивые и приветливые, иногда суровые и отрешенные от всего внешнего, но всегда одухотворенные, скрывающие за собой непонятную глубину, некую внутреннюю тайну. В чем она?
Очень хотелось поговорить об этом с дивеевской игуменией, но как ее найти, как подступиться? Решил спросить у одной монахини средних лет – лицо ее было суровым и неподвижным, создавая между нами незримую преграду. Не обратив ни малейшего внимания на мой вопрос и даже не повернув головы, она прошла мимо. Обиды не было, но появилось очень острое ощущение своей чужеродности. Куда я лезу? Как я могу разговаривать с людьми из другого мира?
Утвердившись уже в этой мысли, я подошел к свещному ящику, где торговала пожилая, очень улыбчивая монахиня. Она была словно переполнена тихой мирной радостью, которую не могла скрыть. Инокиня настолько дружелюбно и приветливо помогла выбрать все необходимое, что сам по себе навернулся на язык вопрос о том, как найти игумению, и как подойти к ней. Ответ был очень доброжелательным, а главное – мудрым: "Игумения – та, которая с крестом. Сейчас, когда закончится служба, она выйдет из храма в окружении целой толпы и направится к своему корпусу. Толпа будет понемножку редеть и, еще не дойдя до корпуса, мать игумения останется одна – тут и подходите к ней".
Все получилось в точности именно так. Совет улыбчивой монахини оказался буквально пророческим. Когда мать игумения осталась одна, я попросил ее о беседе, чтобы подготовить публикацию для газеты. "Это можно", – спокойно сказала мать Сергия, и вот мы уже беседуем с ней в ее рабочем кабинете, маленьком, как спичечный коробок. На вопрос о том, что привело в монастырь ее подопечных, игумения ответила: "Причина может быть только одна – любовь к Богу. Когда человек встречает свою половину, он оставляет родителей, оставляет свои прежние привычки и создает семью. Так же поступает человек, почувствовав внутри себя безграничную любовь к Богу. Человек, осознав, насколько велика любовь Бога к людям, хочет в ответ вернуть хотя бы крупицу этой любви: мало спать, много трудиться и молиться. Без веры в монастыре не выдержать и недели".
Вроде бы все просто и понятно и… не понятно ни чего. Преподобный Серафим говорил: "Стяжи дух мирен, и вокруг тебя спасутся тысячи". Что есть "дух мирен"?
Наш разговор с игумений несколько раз прерывался: заглядывали монахини, почтительно напоминая матушке, что ее уже давно ждут все сестры, но мать Сергия продолжала разговор. Что заставило ее ломать внутренний распорядок ради беседы с человеком чужеродным, терпеливо отвечая на наивные неофитские вопросы? Было очень неловко, и я уже собирался откланяться, но матушка сама продолжила беседу, ответив и на те вопросы, которых я не решился задать. А на прощанье подарила несколько замечательных книг о Дивееве. Я был ошеломлен неожиданным подарком, тогда мать Сергия добавила еще три книги. А когда я мучительно пытался подыскать слова благодарности, на гору подаренных книг легло еще несколько.
Одну книгу, сборник "Поездка в Саров", она подала со словами: "В Саров вам съездить не удастся, почитаете по крайней мере". Так и стали нашими гидами по Сарову люди, побывавшие в нем почти 100 лет назад. Александр Глинка-Волжский писал о посещении малоизвестной достопримечательности Саровского монастыря – древних пещер: "Узкие низкие своды. Высоким из нас приходится нагибаться, идем среди узких келий отшельников. Показывают большие тяжелые ржавые вериги, шапку из толстых железных палок весом пуда два. Чувство мучительно страшной отчужденности, особенного испуганного изумления не покидает… Плоть наша, любящая солнце, свет, краски, многоцветную ширь и даль земли – сопротивляется, стонет, ворчливо жалобится. Несмотря на все доводы сокрушенного духа, само тело в нас стонет, вопрошая: "Зачем, зачем так надо было уходить сюда, в подземную, мрачную, сырую и холодную глубину пустынных пещер?"
3. Источники
Говорят, что любой монастырь – обличение миру. Сам факт существования монастыря – это уже немой упрек тем, чьи помыслы устремлены исключительно к обретению материальных благ. Обличение не словами, а личным примером раздражает гораздо сильнее, так же как и все непонятное возбуждает по отношению к себе потаенную злобу.
Отношения между Серафимовой обителью и местными дивеевскими жителями успели обостриться еще до того, как монастырь был возобновлен. В Дивеево шел крестный ход с мощами преподобного Серафима, ожидалось прибытие высоких гостей, и естественным было желание местной власти навести некоторый порядок на улицах райцентра. Но стоило прекратить торговлю бочечным пивом, как стали раздаваться реплики: "Не надо нам ни каких мощей".
А потом началось битье стекол в соборе, осквернение канавки и почитаемых православными святых источников. В источники бросали битые бутылки, мазали нечистотами часовенку на одном из них. Нам довелось быть свидетелями того, как деревянный крест рядом с источником восстанавливали уже четвертый раз. Возрождение монастыря разрушило привычный уклад провинциальной жизни, превратив Дивеево в место всероссийского паломничества. Это раздражало. Люди, увы, не почувствовали ни какой ощутимой пользы от близости к святыне.
Нашлись, впрочем, решившие, что "нет худа без добра". Некоторые совсем не бедные местные граждане освоили профессию нищего, цинично извлекая доходы из добродушной расположенности паломников ко всему дивеевскому. В этом тоже проявилось презрение к вере. Искренне жаль простых людей, которые святотатствуют с детской злобой. Такой склад души в них десятилетиями воспитывало государство.
На Серафимовом источнике где-то между Дивеевым и Саровом чуть поодаль в лесу можно увидеть полусгнившие завалившиеся столбики с заржавленной колючей проволокой. Видимо, раньше источник был "секретным охраняемым объектом". Колючая проволока, несколько десятилетий назад туго натянутая по стволу молодого деревца, теперь уже вросла в ствол возмужавшего дерева и жутко тянется из самой сердцевины его. В наши сердца тоже вросла колючая проволока, в свое время туго натянутая истребителями духовности. Эта проволока легко ломается у основания, но из сердцевины дерева, из сердец людских как ее извлечь?
Власти некоторое время назад стерли само слово "Саров" со всех карт. Теперь этот "объект" именуют "Арзамас-16". Сарова как бы не было и нет. А попасть в "Арзамас-16" – выше возможностей простого человека. Совсем недавно (18.05.94) по первой программе российского радио было объявлено, в Арзамасе-16 открыли новый полигон по захоронению радиоактивных веществ. Вряд ли стоит усматривать в этом сознательное осквернение общерусской святыни, скорее всего появление в Сарове ядерной помойки связано с "объективной необходимостью". Но невольно приходит на память часовенка измазанная нечистотами. Наши пьяненькие разухабистые мужички – невинные младенцы.
Понятие "святотатство", "осквернение святыни" имеет нематериальный, духовный смысл. Можно совершить святотатство, не прикоснувшись ни к одному предмету, потому что глубинный смысл духовного беззакония – попирание любви злобою. Сергей Нилус писал: "Святыня – это весь Дивеев и вся его святая любовь, которая прорывается и бьет ключом из каждого уголка этого удивительного места". Так и поныне, спустя сотню лет, чудо дивеевской любви попираемо, но не попрано злобою. Таковы законы духовные: чем выше небесное значение святыни, тем более сильную земную злобу она к себе привлекает. Чем сильнее излучение Божественных энергий на святом месте, тем мощнее будут тут же и бесовские излучения, вплоть до радиации.
Мать Сергия говорила, что еще до основания Дивеевской обители, здешние места были весьма неблагополучными в духовном отношении: железные рудники, каторжники, пьяницы… Но, видимо, в Совете Премудрого Промысла решено было, чтобы земля "убогая" стала землей "у Бога". А ныне, замечает матушка, местные жители, первоначально весьма агрессивные, постепенно растепливаются. Какое замечательное слово – "растепливаются". Смысл его и земной, людской и небесный, божий.
Вот мы на водосвятном молебне, на ближнем источнике, куда пришел крестный ход. Идет светлая пасхальная неделя. Апрельское солнышко веселится. Звучат над водой, над деревней, над миром вечные неотмирные слова молитв. Кажется, люди преображаются. Всех кропят святой водой. Ко мне подходит нищий, немного дураковатый, может быть, юродивый, божий человек. Он озабоченно спрашивает: "А на вас попало водички?" "Попало", – отвечаю с недоумением. "Ну, слава Богу", – с искренним облегчением отвечает он. Ни когда раньше я не улыбался так пасхально, как в ответ на это беспокойство. Душа растеплилась.