Бог не есть Бог мертвых, но живых.

Мф 22, 32.

От Почтовой станции Киевского метро, которая рядом с речным вокзалом, мы поднимаемся на гору, покрытую редколесьем, под ногами – пожухлая прошлогодняя трава, сквозь которую местами пробивается свежая апрельская зелень. Гора опоясана каменными лестницами, к услугам восходящих – вагончики фуникулера, но мы поднимаемся без пути, по живой земле. Несколько раз приходилось, задыхаясь от крутизны склона, прислоняться к теплым стволам деревьев. Сами по себе, словно бы помимо воли, раздавались в душе слова молитвы: "Пресвятая Богородица, спаси нас и сохрани, святый апостоле Андрее, моли Бога о нас".

Так ли поднимался на эту гору святой апостол Андрей Первозванный? Наверное, он, человек сильный, не делал вынужденных передышек, а шел так же по живой земле, хотя с тех пор без малого две тысячи раз наступала осень, опавшие листья утучняли землю, и апостольские следы ушли в толщу горы, оставшись в ней навеки.

Иные, может быть, усомнятся в исторической достоверности предания, повествующего, что на киевских горах был первозванный апостол, но думаю, что он в любом случае здесь был, по крайней мере духом своим, привлеченный православными молитвами. У Бога все живы, и отошедшие к Нему святые так же участвуют в истории, как и во время своего земного бытия.

Вот мы поднялись к Андреевскому храму, довольно, впрочем, позднему, построенному уже при императрице Елизавете. Он такой изящно-воздушный, бело-голубой, с нарядной позолотой, что невольно скажешь: "Здесь воссияла благодать Божия", как это и предрекал св. ап. Андрей.

Благодать обильно оросила эту гору во время крещения Руси. Равноапостольный князь Владимир воздвиг здесь церковь во имя Пресвятой Богородицы, прозванную Десятинной, потому что князь жертвовал на содержание храма десятую часть своих доходов. "Десятинная Богородица" до наших дней не выстояла, но археологи раскопали ее фундаменты, и ныне как бы план церкви выложен на земле красным гранитом. Можно стоять, словно в храме, и молиться лицом к алтарю, одновременно пребывая среди ошеломляющего, пронизанного солнечным светом простора, под куполом высокого неба, где звучали молитвы святого всехвального апостола и святого равноапостольного князя.

Недалеко от фундамента Десятинной церкви на камне высечены перефразированные слова преподобного Нестора Летописца, одного из Киево-Печерских иноков: "Отсюда пошла русская земля".

***

И вот мы уже в Киево-Печерской лавре – колыбели русского монашества, которое зародилось в толще другой киевской горы, в рукотворных пещерах, где первые наши иноки молились за Русь новоначальную. С горящей свечей в руках спускаюсь под землю узким сводчатым коридором, где и двоим трудно разойтись. В нишах по бокам подземных ходов стоят гробы с мощами святых угодников печерских. Убранные в парчу, святые мощи покоятся под стеклянными рамами, вписанными в контур гробов.

На Руси нет места, где покоились бы столько святых мощей – их десятки, в одинаковых домовинах, под похожими иконами и неугасимыми лампадами, которые только и освещают пещеры вместе со свечами в руках богомольцев. Медленно в таинственном полумраке продвигаясь по извилистым коридорам пещер, прикладываемся к мощам, время от времени заходим в маленькие кельи, где покоятся двое или трое преподобных. Кельи эти настолько малы, что, кажется, даже упокоившимся угодникам здесь тесно. Тишина в пещерах царит воистину гробовая, и всем существом ощущаешь, что мы – под землей. Вместе с темнотой, тишиной и теснотой нас уже окутывает влажный землистый холод, особенно ощутимый после жаркого и солнечного южнорусского дня.

Стены и своды пещер оштукатурены и выбелены, но вот мы заглядываем через ограждение в келейку, оставленную, по всей видимости, в своем первозданном состоянии. Здесь жил инок. Священный трепет, граничащий с ужасом, еще больше сгущается. Господи, да ведь это же самая настоящая могила, в которой человек добровольно заключил свою живую, теплую, трепещущую плоть. И не умирать он сюда пришел, а жить, более того – наполнить свою жизнь высочайшим смыслом и содержанием, которые обрести иного способа не видел. Просто знать об этом подвиге – ни чего не значит по сравнению с тем, чтобы увидеть пещерную келью своими глазами, поместить в нее свою душу хотя бы на минуту – больше помраченная грехами душа не выдерживает.

Мы хотим мира духовного. Мы суетимся, надеясь его обрести и, порою, по незаслуженной милости Божией, видим краешек светлого покоя. Мы хотим больше. Но больше – это вот здесь – в пещерной могиле для живых. И древний пещерник из своего земляного гроба словно бы отвечает нам на все наши недоумения.

***

Преподобный Антоний Печерский, родоначальник русского монашества, юношей отправился на святую гору Афон, где принял постриг и достиг первых успехов в духовной жизни. Тогда игумен, постригавший его, сказал: "Антоний, иди опять на Русь, и да будет тебе благословение от Святой горы, ибо многие черноризцы от тебя имеют произойти".

На гору под Киевом Антоний пришел в 1051 году. "И начал копать пещеру день и ночь…" Историк Церкви А.В. Карташев писал: "Пещерничество не являлось совершенно оригинальными русскими изобретением. Антонию… известен был пример Востока, где иночество часто селилось в пещерах, которые высекались в каменных боках горных утесов, были сухи, прекрасно защищены от ветров и при мягкой средней годовой температуре служили удобным жилищем для отшельников… Но особым родом подвижничества пещерничество сделалось только у нас, благодаря суровым климатическим условиям… Организм обрекался на крайне изнурительное существование среди вечной сырости, при отсутствии света и свежего воздуха…"

Не прошло еще и века, как крестилась Русь, и, видимо, свежая благодать народного крещения привлекла к отшельнику Антонию многих желавших подражать его подвигам. Одним из них был юноша, воспитанный в состоятельной семье – будущий преподобный Феодосий. Сначала Антоний сказал вновь пришедшему молодому человеку: "Видишь ли чадо, пещера моя скорбна и тесна. А ты юн и, как думаю, не в состоянии выносить скорби на месте сем. Феодосий отвечал: "Сам Христос привел меня к твоей святыне, честный отче, да спасуся тобою…"

Пока численность братии не превышала полтора десятка, управлял ими сам преподобный Антоний. Все они жили в пещере, ископав в ней себе кельи и церковь. Потом преподобный, любя уединение, затворился в своей келье, а над братией поставил первого игумена Варлаама, позднее – перешел на соседний холм, ископал для себя новую пещеру и затворился в ней. Так возникли «ближние пещеры» (вновь изрытые прп. Антонием) и «дальние пещеры», именуемые так же Феодосиевы, где игуменом стал этот преподобный после недолго управлявших обителью прп. Варлаама и прп. Никона. Игумен Феодосий непосредственно управлял монастырем, однако, на любое сколько-нибудь серьезное дело, брал благословение у прп. Антония, который, живя в затворе, оставался для братии высшим духовным авторитетом. Так взошло над Русью двойное светило преподобных Антония и Феодосия Печерских, их даже на иконах изображают вместе.

Когда число иноков увеличилось, они решили построить уже наземный монастырь, куда и переселились из пещер в 1062 году. С тех пор подземные лабиринты были уже не местом общего жительства, а местом затворничества некоторых иноков, а так же местом погребения умерших монахов.

В ближних пещерах были погребены 80 угодников Божиих, а в дальних пещерах – 45 угодников. Большинство из них жили в первые 100 лет существования Киево-Печерской обители. Православный мир не знает других примеров, когда бы в одном монастыре за сотню лет прославилась сотня святых, тела которых, к тому же, Господь почтил нетлением. Этому посмертному чуду предшествовало множество прижизненных чудес.