На приеме пытался знакомиться с нужными мне по работе людьми, к столам даже и не подошел. Правда, в толчее и поговорить ни с кем толком не сумел. К концу приема валился с ног – в прямом смысле. Пока посол уже после ухода иностранцев долго и нудно толкал речь, я думал, что упаду. На следующий день, в субботу, с утра снова на работу. Потом поехал в большой магазин, купил кое-что из продуктов и устроил в номере для себя самого маленький пир. Вчера, хоть у нас формально был выходной день, с утра вышел на работу, поприсутствовал на заседаниях пары конференций, которые сейчас проходят по моей линии: одна по воде вообще, а другая по океанам в частности. Потом сделал привычное турне по агентствам, где выслушал уже привычную фразу, что, к сожалению, свободных квартир нет.

Я сегодня за день – а он был таким долгим – страшно испсиховался. В связи с траурными делами (кончина Брежнева) получил ряд конкретных поручений организационного характера. Поскольку в этих делах я разбираюсь неплохо, выполнил все и даже больше, по-моему, четко и как было нужно. После этого рванул на конгресс своих океанографов. Там тоже стояли политические задачи, в которых мне более-менее удалось разобраться. Так что в области работы первая половина дня прошла весьма и весьма удовлетворительно. А потом пошли накладки. Причем не по моей вине, а по разгильдяйству некоторых вышестоящих товарищей. Я вмешался, два-три часа психовал за общие для нас всех дела и в очередной раз решил, что сам дурак – ибо те самые товарищи отнеслись ко всему очень спокойно: «Ну, мол, не получилось, и ладно». А я-то метался, искурил очередную пачку сигарет, укоротил на какое-то время кусок отпущенной жизни, да и непонятно зачем. После чего мы пошли и выпили по рюмочке.

Началась работа Генконференции. Вчера и сегодня без перерыва заседала моя комиссия – по естественным наукам. Как-то предполагалось, что после общих дискуссий, которые закончились к двум часам ночи, будет все-таки перерыв на небольшой сон, после чего господа делегаты перейдут к главному – обсуждению и голосованию резолюций. Из этого исходили мои высокоуважаемые коллеги. До 00.30 сидели мы вдвоем с академиком Хохловым – известным биохимиком, но потом и он ушел отдыхать.

Я остался дослушать несколько оставшихся выступлений. И вдруг, по их окончании, председатель объявил, что сразу перейдем к голосованию. К трем основным проектам резолюций было около тридцати поправок, из них четыре наши. Надо было защищать свои, отводить чужие и т. п. Сначала обалдел и, честно говоря, сильно замандражировал – я один, а их много, да к тому же ничего особо не понимаю. Но что делать, за столом с табличкой «Союз Советских Социалистических Республик» был только я. Отступать некуда, и посему ринулся в бой. Все делегации в основном засыпали, а я пытался бороться. Раз десять брал слово, в итоге прошли две наши резолюции, а две, при определенных оговорках, я от имени СССР снял. Рубка была довольно основательная. В основном между мной и председателем – сенегальцем[5]. По одному пункту, частично политическому, у нас с ним разгорелась жаркая баталия. И ошалевшие и осоловевшие делегаты к четырем часам утра, ничего не поняв, поддержали меня, то есть СССР.

Вернувшись домой к пяти утра, заснуть не смог. Пошел в представительство, отписался. Но до вечера результата не знал. И только совсем недавно, после приема и кинопросмотра, было общее заседание делегации, на котором ее глава заммининдел Виктор Федорович Стукалин, всыпав походя остальным членам, публично вынес мне благодарность за твердое проведение нашей линии.

Но, должен признать, сам испуган я был и растерян в момент голосования до предела. Особенно когда сдавался и на свой страх и риск от имени нашей страны, правда, с соответствующими оговорками, заявлял, что: «При данных обстоятельствах делегация Советского Союза готова отказаться от своего предложения». А по важнейшему для нас пункту, в котором просто произошла ошибка, а я-то в этом не был до конца уверен, председатель был вынужден публично извиниться и заявить, что я прав, а он ошибался.

С Сашей Трофимовым мы были вместе только в первый день. Сходили вечером еще с одним приятелем, Сергеем Крючковым, погулять по Парижу, а потом пошли в один симпатичный ресторанчик на острове Сен-Луи, где шведский стол и в еде, и в выпивке. Мы все не обедали (в это время встречали поезд), погуляли и поэтому лицом в грязь не ударили и за свои кровные взяли, что смогли. А смогли неплохо. Думаю, если такие клиенты будут попадаться хозяину каждый день, дела его пойдут не лучшим образом. Особого разнообразия блюд там не было, но то, что было, – все качественное и в хороших, достойных Гаргантюа количествах. Потом еще пару раз ходили с Сашей в гости, но это в самые первые два дня, а сейчас работаем по разным комиссиям и встречаемся лишь в коридорах. Он через час с небольшим (сейчас у нас воскресенье) уезжает на Мон-Сен-Мишель. Собирались поехать мы втроем, но моя комиссия все заседает, а уже почти шесть утра, и я, конечно, теперь не смогу. После бессонной ночи ехать на день за четыреста-пятьсот километров в одну сторону будет тяжеловато. Тем паче, что в понедельник у меня к Генконференции добавится коллоквиум по биологии. Сегодня, то есть теперь уже вчера, съездил в аэропорт, встретил Юрия Анатольевича Овчинникова и еще пару академиков.

Вчера закончилась Генконференция, всю ночь писали отчет о том, как чего-то отстаивали и проводили в жизнь. Голова дурная-дурная, и рука ручку не держит. Все это время не было ни одной свободной минуты. Когда не сидел на заседаниях или не писал об оных, занимался культурным и прочим обслуживанием членов делегации.

Завершилась Генконференция, начались Дни Советского Союза (кстати, многие говорят, что видели меня в телевизоре и даже неоднократно). Впрочем, работа в основном велась не перед телекамерами, а на других фронтах: таскали ящики, в том числе скульптуру Мухиной чуть не в тонну весом, прибивали, расклеивали, развешивали, разворачивали – и все это много и много раз. А также дежурили, создавали толпу у экспонатов, на встречах, на кинопросмотрах и т. п. Закончили Дни очередной упаковкой и загрузкой ящиков и сели писать годовой отчет. И вот пишем, а он все не пишется, и не верится, что когда-нибудь эта работа будет закончена.

Где-то к началу Нового года осилил годовой отчет. Накопилась масса долгов с текучкой, да плюс ко всему повесили на меня по новому распределению обязанностей курирование административно-хозяйственной и финансовой деятельности, включая предполагаемое строительство собственного жилого здания. Только этого последнего «привеска», если им заниматься серьезно, хватит с достатком на полную рабочую загрузку. Но я не жалуюсь, все же чувствуешь какую-то свою полезность. Шеф моею деятельностью по всем направлениям вроде бы доволен.

На недельку прилетала делегация во главе с министром геологии Козловским и кучей разного рода геологических академиков. Сам министр (я его, впрочем, немного знал по Дакару, где он был проездом), равно как его жена, оказались на редкость приятными и симпатичными людьми. Так что и работать и отдыхать (для меня, правда, последнее слово в кавычках) было приятно. А про кавычки я упомянул потому, что до сих пор от такого «отдыха» в себя прийти не могу. Устал до предела. Сегодня, наконец, пятница, и завтра можно будет отоспаться.

А то получилось так: все дни встречи и переговоры, вечерами знакомство с Парижем, а субботу и воскресенье поездки вокруг столицы и немного по стране. Ваня Снежко (сотрудник секретариата ЮНЕСКО) ездил в «Мерседесе» с шофером, где сидели министр с женой (он-то – геолог, ему нужней), а я с помощником сзади на своей машине. За полтора дня проехали около тысячи километров, по так называемым хайвеям дули 160–170 км/час, по обычным – 120–140. Когда ездили по замкам Луары, то заночевали рядом с одним из самых известных – Шамбором, в ста метрах. В гостинице было в этот период весьма пусто, выбирай любой номер. Я выбрал полумансарду с видом на замок. Красотища. Приобрел соответствующую открытку с видом на мой номер. Замок сам был охотничий, а посему и гостиница оформлена в охотничьем стиле – сплошные рога на стенах, и люстры из них сделаны и т. д. Сначала мы погрелись у министра в номере водочкой под икорку, а потом посидели внизу в ресторане. У большого и жаркого камина. Ели рыбку под беленькое и сыры под красненькое. Уложив спать министра с женой, а также водителя, потом втроем сидели у помощника и беседовали под рябину на коньяке.

Встали рано утром и поехали в Орлеан, где их геологи окопались. Снежко спал в машине у министра, а помощник у меня. А я рулил. В Орлеане они уже без меня беседовали с коллегами (поскольку те не юнесковские, то для меня интереса не представляли), а я возил мадам министершу по городу и окрестностям. Правда, на этот раз с водителем. Но на геологический обед я поехал. И, как оказалось, не зря. Предвидя конгресс в Москве, французы постарались и угостили вполне прилично и даже более. Но, несмотря на это, из Орлеана до Парижа (135 километров) умудрились доехать за пятьдесят минут. Хоть мне было и не просто, но от начальства не отстал. Это было в понедельник. Вечером снова прощались у министра в номере, где-то за полночь. Утром во вторник в аэропорт.

Вечером – заседание месткома с криками и руганью, местами доходящей до легкой драки и словесных оскорблений. А в среду вечером деловой коктейль у нас в представительстве для постпредов из разных стран. Пришлось активно угощать гостей. После их ухода подводили итоги и допивали и доедали, что осталось. А вчера вечером партсобрание до полдесятого, а потом еще на часик заседание какой-то никому не понятной группы не то контроля, не то еще чего-то, куда вхожу и я. И вот сегодня, наконец, пятница и есть хоть какая-то надежда отоспаться…