И вдруг — я оказался в полном вакууме. Меня перестали приглашать на концерты Тетра эстрады, Брунов не отвечает на мои звонки… Как я потом узнал, эта женщина пришла к Борису Сергеевичу и вкратце передала наш с ней разговор так:

— Песков вас послал с вашими концертами.

На что Брунов, со свойственной ему прямотой, ответил:

— Ах так? Перекройте ему все.

И двери всех центральных концертных площадок закрылись для меня на несколько лет. К Брунову на прием я пробиться не мог, меня к нему просто не пускали. Конечно, за тот год, пока я был под его покровительством, мне удалось заработать имя, и без работы я не сидел. Но острое чувство несправедливости не давало мне покоя. Очень хотелось встретиться и рассказать ему, как все было на самом деле.

И однажды такой случай мне представился. Как-то мне позвонили из Международного союза деятелей эстрадного и циркового искусства и пригласили принять участие в благотворительном вечере для ветеранов сцены.

Естественно, я немедленно согласился. Мы с Борисом Моисеевым дали денег, на которые был устроен благотворительный обед и концерт.

Естественно, там собрались все «глыбы»: Махмуд Эсамбаев, Гелена Великанова, многие другие величайшие артисты, которых я безмерно люблю и уважаю, с кем имел счастье быть знакомым. Вел концертную программу Борис Брунов. Я знал об этом и понимал, что, скорее всего, там у нас и будет нелицеприятный разговор. Я как раз приехал из Америки, с гастролей, и привез его любимые сигары «Ромео и Джульетта» — Брунов курил только их. Захватил с собой коробку — на всякий случай.

Получился великолепный обед, концерт, очень хороший вечер. Когда он подошел к концу, я увидел, что Брунов собирается уходить — берет шляпу, пальто, выходит из зала. Я — за ним.

— Борис Сергеевич!

— Мне не о чем с вами разговаривать!

— Борис Сергеевич, выслушайте, вы же мудрый человек!

Он остановился. Выслушал меня. Помолчал.

— Что ж ты мне раньше не сказал?

— А как к вам пробиться? Меня ж не пускают нигде. Вы мне перекрыли все концерты из-за этой… Но чего уж теперь, все сделано. Не хотите — не верьте мне. А это вам.

И отдал ему сигары. Я не могу вспоминать об этом без слез. Потому что в тот момент Брунов, великий Брунов, душа всей советской эстрады, человек, которого боялись и которому беспрекословно подчинялись все, от уборщиц до министров, вдруг как-то дрогнул лицом. А потом обнял меня и попросил прощения. Он умел просить прощения. Это так важно и совсем не многим дано…

И опять мои концерты стали проходить в Театре эстрады, меня снова звали на сборные выступления — все восстановилось. Мне посчастливилось еще много лет общаться с Борисом Сергеевичем и его замечательной супругой Марией, я познакомил и подружил их со своей мамой. И даже после того, как Борис Брунов ушел из жизни, я продолжал всегда Марию — Машеньку приглашать на свои концерты. И она приходила, пока могла…

Конечно, об этом человеке, судьбоносном для меня, одной главы в книге мало. И я благодарен судьбе за то, что был с ним знаком и пережил все это — эти страдания, эти шутки, эти чудесные компании, эти гастроли по всей стране… Это было великое счастье.

Я уверен, что, если бы Владимир Иванович Точилин был жив, когда я приехал в Москву, он познакомил бы меня с Бруновым. Но даже его уход привел меня в Театр эстрады. Потому что все происходит именно так, как должно… По судьбе!

На похоронах Бориса Сергеевича Брунова я познакомился еще с одной удивительной женщиной, с которой дружу по сей день. Я возлагал цветы к гробу, она шла за мной следом. Потом мы вместе вышли из зала, и она подошла ко мне со словами: