— Очень хороший артист.

Сказал и сам ошалел от неожиданности и собственной наглости. Лучше ничего не мог придумать.

— Ну то, что вы наглый, это я вижу. Заходите.

Зашел. Брунов — в трусах и с сигарой — концертный костюм на вешалку вешает. Рассказываю ему всю свою ситуацию. Брунов помолчал, потом коротко бросил:

— Пишите телефон. Позвоните мне.

— Когда?

— Звоните.

Ну звоните так звоните. И я с этим телефончиком, окрыленный, выскочил — и мы опять поехали на вокзал.

На следующий день я начал звонить. Каждый день, по 150 звонков. Живем на вокзале. Чемоданчик в камере хранения, ходим пельмешки кушать. Днем слоняемся по Москве, от одной телефонной будки к другой. Я набираю и набираю номер… Надо было бы сохранить те заветные две копейки, но я не смог, потому что в итоге Брунов мне ответил.

— Вы где?

— Мы — неделю на Белорусском вокзале живем.

— Уже смешно. Приезжайте.

Мы как ненормальные — подхватываем чемодан, несемся в метро. А в чемодане — три парика, балахоны Леонтьева и Пугачевой, фрак, сапоги и грим.

Мы бежим в Театр эстрады, через мост от Боровицкой, запыхались:

— Мы к Борису Сергеевичу!

— Проходите, вас ждут.

Стучусь в кабинет, говорю, вот, я приехал.

— Идите на сцену, готовьтесь, я сейчас приду.

А чего мне готовиться — только фонограмму включить. Мы входим на сцену — темнотища, одна дежурная лампочка светит. На сцене репетируют мальчик и девочка. И у них маленький такой магнитофончик, красного цвета, как сейчас помню. Сразу вспомнилось поступление в цирковое — когда я вот так же, с магнитофончиком и маленькой кассеткой, нагло и самоуверенно пришел покорять манеж…

Я попросил у ребят магнитофон — фонограмму поставить. Они любезно дали. И — я готов, все. Идет Брунов, с сигарой.