Ты зачем к реке меня отправила, Раз самой прийти желанья нет? Ты зачем «люблю» сказать заставила, Коль не говоришь «и я» в ответ? Ты зачем вздыхала, как влюблённая, Если и не думаешь гулять? Рыбой кормишь ты зачем солёною, Если мне воды не хочешь дать? («Солёная рыба». Перевод Ю. Гордиенко)

Оба эти жизнерадостные, напоённые безмятежным покоем стихотворения — «Костяника» и «Солёная рыба» — написаны в один день 8 октября 1943 года. Тюрьма не помешала написать о любви, бьющей родниковым ключом, о любви солнечной, бестревожной и доверчиво открытой.

Эти строки, отразившие свойственную М. Джалилю тягу к открытости, светлой полноте чувства, продиктованы и памятью о прежних встречах, и мечтой о радости.

О прошлом счастье Джалиль вспоминает не часто. Он живёт той жизнью, которая пришла с войной, которая началась с расставания. Разлука стала рубежом в личной жизни — рубежом тяжёлым и грустным. Разлука и начало войны неотделимы в сознании солдата. Но, пожалуй, никто из поэтов не вспоминает расставанье с такой пронзительной болью, как Джалиль. В плену, в первые его месяцы, любимая вспоминается ему и воплощением дружбы, согласия, взаимопонимания. Храня в памяти боль прощания в Казани, помня о своих дурных предчувствиях, М. Джалиль пишет:

Как трудно, трудно расставаться, зная, Что никогда не встретишь друга вновь. А у тебя всего-то и богатства — Одна лишь эта дружба и любовь!

Эти строки звучат как поэтический комментарий к его письму — раздумью января 1942 года. В тот час ему раскрылось будущее; он многое предугадал на пути к фронту — он угадал грядущие испытания. Письмо было написано жене, написано было другу.

Когда душа с душой настолько слиты, Что раздели их — и они умрут, Когда существование земное В разлуке с другом — непосильный труд, — Вдруг от тебя навек уносит друга Судьбы неумолимая гроза. В последний раз к губам прижались губы, И жжёт лицо последняя слеза...

Слеза на вокзале в Казани, у вагона поезда. Джалиль не может забыть минуты расставания:

Как много было у меня когда-то Товарищей любимых и друзей! Теперь я одинок... Но все их слёзы Не высыхают на щеке моей. Какие бури ждут меня, — не знаю, Пускай мне кожу высушат года, Но едкий след слезы последней друга На ней я буду чувствовать всегда. Немало горя я узнал на свете, Уже давно я выплакал глаза, Но у меня б нашлась слеза для друга, — Свидания последняя слеза. Не дни, не месяцы, а годы горя Лежат горою на моей груди... Судьба, так мало у тебя прошу я: Меня счастьем встречи награди! («Расставанье». Перевод Р. Морана)

Поэт просил не мало. Он просил невероятно много для той поры. Ему не будет дано встречи. Тяжесть горя за месяцы, которые казались годами, не смяла его неистребимого оптимизма. Впереди ждали его ещё большие испытания, ещё горшие беды. И всё равно слеза вокзальная будет и жить, и греть его, и давать ему силы.

Стихотворение «Расставанье» датировано октябрём 1942 года. Оно написано на четвёртом месяце жизни в плену. Впоследствии поэт уже не пишет о разлуке, она уходит всё дальше, вспоминается всё реже. Джалиль всё больше пишет о сегодняшнем дне, о будущем.

Любовная лирика Джалиля самым непосредственным образом отразила все перипетии той внутренней борьбы, которая происходила в душе поэта. Упадок сил и боевое упорство, неверие в будущее спасение и радость в предвидении победы — все эти столь различные переживания находили место в любовной лирике. Так возникают резкие переломы в настроении, смена противоположных чувств, которой почти не знала интимная лирика поэтов, творивших на родной земле. Так создаётся сложная, но необыкновенно правдивая лирическая поэзия.

В минуты сжигающей сердце тоски Джалиль приходит к мрачному неверию в любимую. Всё будет забыто: любовь, счастье, которое их окружало.

Жизнь моя перед тобою наземь Упадёт надломленным цветком. Ты пройдёшь, застигнута ненастьем, Торопясь в уютный, тёплый дом.

В воображении М. Джалиля разворачивается реалистически выписанный сюжет.

На свиданье с кем-то в день осенний Ты пойдёшь, тревожна и легка, Не заметив горького мгновения, Хрустнувшего под ногой цветка. В тёплом доме спрячешься от стужи И окно закроешь на крючок. А цветок лежит в осенней луже, Навсегда забыт и одинок.

В поэзии М. Джалиля соседствовали всегда достоверные, подтверждаемые свидетелями факты и чисто восточная образная условность, позволяющая идти от самого себя — к человеку, от индивидуальности — к горизонтам. Цветы украшали жизнь женщины, цветы приносил ей и он, он стремился и сам дарить ей красоту и нежность.

Будет забыт, заброшен цветок — будут забыты любовь, любящий. Доверие, вера, вся красота мира исчезнут, значит, предуказана и его судьба.

Сгинет сердце, лаской не согрето, Отогрев, исчезнет без следа. А любовь, _________признанья, ___________________клятвы... Это Всё как есть забудешь навсегда. («Ты забудешь». Перевод М. Петровых)

Нежная любовь, ассоциирующаяся в сознании поэта с образом цветка, будет втоптана в грязь. Это пишет тот самый поэт, который в первых военных стихах провозглашает, что он идёт защищать «родину и любимую».

Дело не в том, что любимая недостойна его, — так складываются обстоятельства, так жестоко испытывает их судьба:

Быть может, годы будут без письма, Без вести обо мне. Мои следы затянутся землёй, Мои дороги зарастут травой. Быть может, в сны твои, печальный, я приду, В одежде чёрной вдруг войду. И смоет времени бесстрастный вал Прощальный миг, когда тебя я целовал. Так бремя ожиданья велико, Так изнурит тебя оно, Так убедит тебя, что «нет его», Как будто это было суждено.

И Джалиль, хотя и сочувствует любимой, но не может не сказать:

Уйдёт твоя любовь. __________А у меня, Быть может, нету ничего сильней. Придётся мне в один нежданный день Уйти совсем из памяти твоей. И лишь тогда, вот в этот самый миг, Когда придётся от тебя уйти, Быть может, смерть тогда и победит, Лишит меня обратного пути.

Волшебный талисман любви перестанет действовать, потеряет силу. И тогда придёт уныние, слабость, отчаяние, а вместе с ними и смерть. Поэтому умоляет поэт беречь чувство: без её любви не станет и его.

Солдатский путь извилист и далёк, Но ты надейся и люби меня. И я приду: твоя любовь — залог Спасенья от воды и от огня. («Любимой». Перевод И. Френкеля)

Джалиль, оторванный от родины, поставленный совсем в иные условия, чем те, в которых находилось большинство советских поэтов, сумел высказать мысли каждого солдата.

Есть ещё один оттенок в мире эмоций М. Джалиля. Он его сам осознаёт, сам видит — это погружённость в размышления, раздумья, здесь воспоминания сливаются с воображаемым.

Неволя! Истомила ты меня, Не отличаю дня от ночи. Мою надежду, сердца страсть Темница тягостная точит... Ждёт виселица каждый день меня, Я к ней всё ближе с каждым утром. Вся жизнь моя отныне — лишь в мечте, Отрада — в сне, тяжёлом, смутном.

Явь отражается в тяжёлых предчувствиях, в горестном осознании участи своей и участи своей любимой, которой жить без него. А то, что именуют жизнью — любовь, радости, встречи, — лишь в мечте.

И редко сквозь решётку луч зари Пройдёт сюда с теплом, с участьем. Тогда мне кажется: ко мне пришло, Платком накрывшись алым, счастье. И кажется, любимая меня Целует с пламенною силой, Вот-вот возьмёт меня и поведёт На торжество свободы милой. И скажет: — Не напрасно ждал, Тюрьмою и тоской окован. Я принесла тебе свободу, жизнь, Зарёй зажглась в сиянье новом... («Мечта». Перевод А. Шпирта)

Джалиль словно бы освобождается от оков, из темницы: