Он встречает Аннет, медсестру, которая позже сделает административную карьеру.
– В ней не было ни капли вульгарности. Воплощение скромности.
Они держались за руки, не позволяя себе большего. Однажды в доверительном разговоре она обмолвилась, что для физической близости необходимы сильные чувства. Из этих слов он сделал вывод, что она девственница. На протяжении всей его военной службы пара переписывалась, но, к сожалению, когда они познакомились «в библейском смысле», Аннет призналась, что уже «занималась этим». Она не была девственницей! Для Фурнире это стало «катастрофой». Ее признание настолько поразило его, что он навсегда запомнил, как слушал тогда струнный квартет Брамса.
– Но, – добавляет он, – между нами существовала такая прочная духовная связь, такая естественная близость, такое слияние разумов, словно мы уже были женаты… В каком-то смысле в ней было что-то от матери, которую я видел в ней влюбленными глазами.
И тот и другой сублимировали друг друга, отрываясь от телесного, которое воспринималось ими как нечто грязное. По крайней мере, так происходило со слов Мишеля Фурнире. Потом он провел тщательное и долгое расследование, в результате которого обнаружил, что у нее был роман с женатым интерном. Он отправился к этому человеку и выдал себя за брата Аннет.
– Вероятно, мной двигала мысль, что я иду к какой-то куче мусора, к суперублюдку.
Он представлял, как убьет медика, но, увидев на его столе фотографию детей, в слезах бросился вон из кабинета. Здесь мы видим подэкспертного, если можно так выразиться, стыдливым скромником, еще не убийцей. Фурнире не всегда был Фурнире. Это следует из рассказа о его поступках, а затем о его преступлениях.
Все дальнейшее повествование взято исключительно из рассказа самого Мишеля Фурнире. Они с Аннет были женаты, когда в 1966 году он совершил свое первое сексуальное насилие над двенадцатилетней или тринадцатилетней девочкой. Это произошло в пригороде Седана, где Фурнире купил землю. Он сделал вид, что ему нужно что-то спросить, а затем подвел девочку к статуе Пресвятой Богородицы. Там он вдруг обнаружил, что «сбит с толку». Все случившееся затем было импровизацией. Фурнире приказал девочке раздеться. Та начала плакать. По его словам, он ее и пальцем не тронул. При виде детских слез его охватила паника. Он утешил жертву и отвез домой к родителям. Ему хотелось проверить, что физически представляет собой девственность.
В этом нападении виден первый набросок того, что превратится в его методику. Фурнире сообщил, что чувствовал себя жалким и униженным из-за совершенного поступка, но понял, насколько «утопия придавала ему оригинальности». Он был арестован и приговорен к восьми месяцам лишения свободы условно. Узнав об этой истории из газет, Аннет выставила супруга вон – точно так же поступила в свое время его мать, выгнав мужа. Фурнире тщетно пытался снова завоевать Аннет. Он утверждает, что влюблен в нее по сей день. Для него это означает поклоняться существу, возведенному на пьедестал, – формулировка, которую Фурнире использует в отношении матери, тети Алисы, Аннет и, в меньшей степени, своей второй жены Николь, с которой он познакомился через несколько лет после описанных событий. Николь была «с гордой повадкой, очень изысканной и сдержанной». Она находилась под его жестким контролем, но все равно сохраняла надменность. С ней у него сложились вполне нормальные отношения. Даже сегодня Фурнире пребывает в иллюзии, что супруга рассталась с ним скрепя сердце. Он упорно считает, что оставляет на женщинах нестираемую метку, даже на тех, кто его бросил. Например, он свозил Николь на мероприятие по дрессировке собак породы бувье. Несколько лет спустя она приобретает фландрского бувье. Разве это не доказательство того, что женщина все еще любит его?
Между первым и последующими совершенными им нападениями наблюдается определенная градация: с Аминой он имитирует изнасилование, а в случае с Сандрин проникает в вагину жертвы пальцами. Фурнире утверждает, что потом отвез обеих домой. Затем наступает очередь Катрин. Он угрожает ей пистолетом и серной кислотой, она бросает ему в лицо свой свитер и, по словам Фурнире, «начинает контролировать ситуацию». В 1987 году он был приговорен судом присяжных Эври к пяти годам тюрьмы после трех лет предварительного заключения.
Именно тогда он встречается со своими первыми экспертами-психиатрами, которые отмечают его зацикленность на теме девственной чистоты. Доктора Мишель Хенне и Ги Бенуа написали в отчете: «Конечно, он не отрицает существование плевы, но девственность остается для него неразгаданной тайной». Они добавляют, что рассказ Фурнире дает возможность «диагностировать у него состояние настойчивого, ставшего одержимостью поиска, направленного на то, чтобы заполнить пустоту детства и юности, компенсировать свое разочарование в обоих браках, а именно отсутствие опыта превращения девственницы в женщину». Также они настаивали на его опыте кровосмесительных отношений с матерью. В продолжение этих наблюдений Ален Морион и Мишель Дюбек писали в 1986 году, что «действия, совершенные Мишелем Фурнире, воспринимаются им самим как крайне упорядоченные. Есть основания считать его состояние пограничным, переходящим в бредовое». Но они исключили предположение о бреде, потому что его «Я» сохраняло свою целостность.
В этот период уже проявляются составляющие его окончательно оформившейся личности, но Фурнире еще упоминает о своих недостатках. Он выглядит плохо организованным и несобранным. Несмотря на то что наш подэкспертный проявлял самообладание, после первых попыток нападения он все равно казался жалким. Итак, Фурнире отказался от мысли расправиться с любовником Аннет и решился проводить своих жертв домой. Однако постепенно его деяния становятся все более опасными. На суде в Эври обвиняемый вел себя «примерно»: извинялся, скулил, демонстрировал приступы угрызений совести. Фурнире ответил на коллективные ожидания, явив всем лицо раскаявшегося преступника, – того, кто требуется средствам массовой информации и общественности. Он уже был отъявленным извращенцем, но еще не убийцей. Чтобы оценить природу этого зловещего фарса, достаточно сравнить поведение Фурнире на суде с содержанием его переписки с Моник Оливье в тот же период времени. Я постоянно указывал на это, в том числе на заседаниях по делу Ги Жоржа и Патриса Алегре: не ждите от них того, чего они не могут дать. Если бы эти субъекты были способны раскаяться так скоро после своих преступлений, они бы их не совершили. Это не замечание относительно морали, но здравый смысл, основанный на клинической практике. Этот тип коллективных ожиданий становится призывом к извращению.
Мы имеем дело с явлением, которое выходит за пределы нормы и встречалось во все эпохи. Фурнире защищает себя от безумия и поддерживает сплоченность своего «Я» ценой крайней извращенности. Некоторое время он подумывал о том, чтобы изолировать себя от мира, отправившись в изгнание или став смотрителем маяка. Все эти раздумья об экзистенциальном дискомфорте постепенно сошли на нет. Он их преодолел, словно превратившись в цементную глыбу извращенности, оставаясь безупречным в собственных глазах. За эти годы Фурнире отрекся от любой слабости и узаконил все свои проступки. Наконец-то жизнь приобрела смысл: он будет воплощать свои фантазии, даже если придется преступить закон. По мере того как он раз за разом совершает нападения, становится очевидным: то, что изначально было всего лишь черновиком, постепенно обретает четкость и сосредотачивается вокруг неустанно действующего преступного предприятия. Сидя передо мной, Фурнире зачитывает свой зловещий список.
После освобождения в 1987 году он начал все сначала или, скорее, продолжил начатое. Но на этот раз его жертва погибает. Как преступник образца 1984 года превратился в убийцу? Когда его спрашивают, почему он начал убивать, Фурнире ссылается на несколько причин: чтобы не пережить унижение на суде, чтобы остаться безнаказанным, чтобы не встречаться с жертвой взглядом или наказать ее за то, что она не соответствует образу, воплощением которого он хотел бы ее видеть. И в результате наш собеседник заявляет:
– Нужно было положить конец той невыносимой ситуации, которую я сам создал.
Во всех этих объяснениях содержится доля правды, но их недостаточно. Добавлю, что, с одной стороны, в суде присяжных Эври он встречает Моник Оливье, а с другой – устраняет своих жертв, чтобы бежать от неспособности совершить проникновение или из-за неуверенности в том, что действительно может это сделать. Но особенно важно, как мне кажется, сослаться на весьма четкий криминальный план, озвученный самим Фурнире. Он сам описывает логику собственных действий и систематичную последовательность преступлений. То, что во время предыдущего убийства было импровизацией, теперь становится неотъемлемой частью накопленного опыта. То, что «обожествлялось» при подготовке, уничтожается при переходе к преступному деянию – такова логика его аморальной фантазии.
В 1987 году, после освобождения, Фурнире нападает на Изабель. При соучастии Моник Оливье он осуществляет адский сценарий – заманивает в ловушку семнадцатилетнюю девушку. Привлеченный «строгим пальто и белыми ботинками», он выслеживает жертву в Осере, когда та следует из колледжа в дом своих родителей. Моник, находясь за рулем, вступает в разговор с юной девушкой, остановив ее на обочине. Притворившись, что ей нужно что-то уточнить, Оливье уговаривает жертву сесть в машину. Проехав немного вперед, она останавливается перед голосующим на дороге Фурнире. Тот устраивается на заднем сиденье и делает вид, будто принял их за мать и дочь. Затем он заставляет жертву проглотить сильное успокоительное. В его рассказе упоминается введение пальцев без сопротивления со стороны жертвы и отсутствие у него эрекции. По словам Фурнире, он запаниковал, задушил девушку и бросил тело в колодец. В том же году он убивает Фариду Хамиш, подругу Жан-Пьера Эльгуара, с которым познакомился в тюрьме. Цель нападения – грабеж. Это его единственное предумышленное преступление с корыстным мотивом. Каким бы ни было его восхищение Эльгуаром, «дружба – это одно, а дело – совсем другое». В августе 1988 года настает очередь Фабьенны, насчет которой Фурнире установил, что она не девственница.
– Эта особа – развратница, – скажет он Моник Оливье.
Фурнире насилует девушку и убивает выстрелом из револьвера, предварительно завязав ей глаза. В марте 1989 года он знакомится в поезде Париж – Седан с двадцатидвухлетней Жанной-Мари. По словам Фурнире, «на вид ей было пятнадцать». Они беседуют о религии и чувствуют симпатию друг к другу. Он поджидает ее на выходе из лицея, приглашает в ресторан, а затем отвозит домой. Когда они встречаются в следующий раз, она признается, что уже не девственница. Фурнире обращается с ней как с «дрянью». Она сопротивляется, и он ее душит. Тело похоронено в Соту, у того самого дома, который он купил на деньги, украденные у Фариды Хамиш. В декабре 1989 года в Намюре Фурнире встречает Элизабет, которой двенадцать или тринадцать лет. Он спрашивает у нее, как найти врача, а затем отвозит к себе домой, где заставляет принять алкоголь. Никакой эрекции. На следующий день он пытается снова, но ничего не получается. Он накрывает голову Элизабет пластиковым пакетом и душит девушку. Тело похоронено за беседкой у него на участке. В 1990 году, вернувшись из поездки в Атлантическую Луару, куда пара отправилась с намерением отомстить бывшему мужу Моник, они притворяются, будто хотят что-то спросить у семнадцатилетней Наташи. Фурнире утверждает, что не дефлорировал жертву, но это противоречит результатам экспертизы. Девушка задушена и оставлена на побережье. В 2000 году Фурнире возвращается из дома своей сестры без Моник Оливье. Он имитирует бельгийский акцент, чтобы завязать разговор с Селин, встретив ее недалеко от Шарлевиля. Фурнире сажает девушку к себе в машину и везет по лесной дороге. Далее мы имеем дело с верхом извращенности: он заставляет ее умолять о сексе с ним. По его словам, сначала имело место проникновение, а потом он обезумел. Фурнире душит жертву. В 2001 году он предлагает Маньяне, которой было около тринадцати лет, отвезти ее домой. Некоторое время спустя он разыскивает подростка и пристает, успокаивая: «Я же не мерзавец какой-нибудь!» Фурнире везет ее в Бельгию, следуя по дороге, которая заканчивается тупиком. С ней он пытается действовать по тому же сценарию, что и с Селин. Маньяна отказывается и сопротивляется. Он связывает ей запястья, прежде чем задушить. Тело оставлено в нескольких метрах от места преступления. Наконец, в июне 2001 года Мари Асенсьон удается сбежать от Фурнире, в результате чего его наконец арестовывают.
Рассматривает ли Фурнире свои «провальные» нападения как неудачи? Нет и еще раз нет! Он утверждает, что с его стороны все так и было задумано. О Катрин, которой удалось спастись в 1983 году, он говорит: