Наспех одеваюсь и стыдливо выглядываю из комнаты в коридор. А что, если его родители вчера все слышали? Или хуже того — видели? А может и то, и другое?
Чувствую, как щеки заливает румянец. Стараясь создавать как можно меньше шума, возвращаюсь в комнату и беру из чемодана косметичку с предметами гигиены. Прошмыгиваю в ванную и закрываю замочек-щеколду.
Наспех умываюсь и чищу зубы, и только после этого заостряю свое внимание на отражении в зеркале. Невероятно! Как может одна ночь изменить человека настолько?
Кожа кажется свежей, отдохнувшей, и под глазами нет уже привычных темных кругов от недосыпа. Легкий румянец на щеках и задорный блеск в глазах… Наверное, так выглядит женщина, когда любит и любима…
Хотя… С тем, что люблю, я, кажется, определилась… Но любит ли он? Или же просто симпатия? Или, еще хуже — жалость?
Потрясла головой, выбрасывая из головы все сомнения, которые, так некстати, забрели в нее этим прекрасным утром.
— Можешь ли ты хотя бы день не думать ни о чем? — спрашиваю у своего отражения в зеркале и вздыхаю.
Оно не ответит. На этот вопрос могу ответить только я, и то… Не обещаю честность. Потому что предполагать я могу все, что угодно, но стоит только чуть-чуть забыться, как неотъемлемая часть меня (сомнения) вернется и все испохабит.
36
В горы мы так и не выбираемся. Дану кто-то звонит, и я, глядя на его хмурое лицо, понимаю, что пора возвращаться в Рим. Прощаемся с родителями тепло. Мама Дана, обняв меня, шепчет, что будет рада снова видеть, а отец же ободряющее похлопывает по плечу.
Всю дорогу до Рима мы молчим. Я не знаю, как заговорить и что спросить. Смотрю на пейзажи, проплывающие за окном, и думаю о том, что эти выходные многое перевернули в моей жизни. Уже у отеля, Дан помогает мне достать из багажника чемодан и как-то холодно целует меня в висок.
В душе гадливое чувство. Хочется спросить, когда приедет и… ждать ли вообще… Но я не успеваю и спустя несколько мгновений стою и смотрю вслед удаляющемуся автомобилю. В душе гадкое чувство, словно меня бросили. Снова. Выбросили за ненадобностью, как сломанную игрушку.
Краем глаза замечаю парочку, выходящую из отеля. Бывший и бывшая… Звучит, как завязка для неплохого такого любовного треугольника. Натягиваю на лицо приветливую улыбку. Слабость при них показывать не хочу. Не буду. Не дождутся.
— Привет! Как сегодня спалось? — спрашиваю я. — Никто не отвлекал, не мешал?
Настька пригибает голову и прошмыгивает мимо меня в подъехавшее такси. Даня же останавливается и внимательно смотрит — изучает.
— Чего? Элементарная вежливость, — улыбаюсь я. — Все-таки, мы не чужие друг другу люди… Породнились же. Особенно с Настей. Мужика делили, как оказалось.
— Тебе обязательно язвить? — спрашивает Даня. — Каждый может совершить ошибку.
— Это ты о ней сейчас? — изумленно приподнимаю бровь, кивая в сторону такси. — Это не ошибка, милый. И даже не предательство. Это нечто хуже, что невозможно описать словами.
— Прости, — опускает взгляд.
— Об этом не может быть и речи, — качаю головой и берусь за ручку чемодана. — Хороших вам римских каникул.