Я лениво листал журнал, казалось, всего минуту, а затем снова зазвонил телефон, и я подумал, что это отец.

– Хуан Пабло, это Глория Конготе. Полиция заявила, что вашего отца только что убили в медельинском торговом центре «Обелиско», – сообщила журналистка.

Я ошеломленно молчал. Это было просто невозможно. Я же разговаривал с ним всего семь минут назад.

– В «Обелиско»? Что там делал мой отец? Очень странно…

– Информацию подтверждают.

Я сделал знак Андреа, и она включила радио. Там уже шло обсуждение того, что отец, вероятно, погиб в ходе полицейской операции…

Когда гибель отца подтвердилась окончательно, журналистка, которая все еще висела на линии, попросила нас сделать какое-нибудь заявление. Она его получила, однако я по сей день сожалею о том, что сказал:

– Мы не хотим сейчас разговаривать. Но кем бы ни были эти сукины дети, я готов своими руками убить их.

Я повесил трубку и заплакал. Мы все рыдали. Я на какое-то краткое время разогнал свою печаль, начав представлять, как отомщу. Моя жажда мести была непреодолимой. Однако очень быстро в голове промелькнула мысль, ставшая решающей в моей судьбе. Передо мной предстали два пути: стать еще более смертоносной версией отца или навсегда отказаться от его примера. В это мгновение я вспомнил множество мгновений депрессии и скуки, которые мы испытали, будучи с ним в бегах. Тогда-то я и осознал, что не могу принять путь, который сам так часто критиковал.

Я тут же позвонил Ямиду Амате, директору телепрограммы новостей CM&, объяснил, что у меня вышло с Глорией Конготе, и попросил о возможности сделать новое заявление, более отражающее реальность: «Я хочу однозначно заявить, что не собираюсь мстить кому бы то ни было за смерть отца. Единственное, что меня сейчас волнует – будущее моей многострадальной семьи. Мне предстоит немало работы, чтобы мы смогли двигаться в верном направлении: получить образование, стать уважаемыми людьми и сделать все возможное, чтобы в нашей стране наконец настал мир».

Последующие события уже стали историей. Отец умер 2 декабря 1993 года в три часа дня, но до сих пор многие аспекты его жизни и сама его смерть остаются предметом исследований, дискуссий и спекуляций. За двадцать один год, прошедший с того дня, было сделано множество различных предположений о том, кто выпустил пулю, убившую Пабло Эскобара. Последняя известная мне версия появилась в сентябре 2014 года, когда я придавал этой рукописи окончательный вид: в книге «Как мы убили босса» экстрадированный экс-лидер Объединенных сил самообороны Колумбии дон Берна – Диего Мурильо Бехарано – утверждал, что этот выстрел принадлежит его брату Родольфо по прозвищу Сид.

Кто убил отца? По правде говоря, это не имеет значения. Что, на мой взгляд, имеет и что мне хотелось бы подчеркнуть, – то, что судебно-медицинская экспертиза, проведенная в шесть часов вечера в тот же день специалистами Джоном Хайро Дуке Альсате и Хавьером Мартинесом Мединой, указывает, что в отца выстрелили трижды, один раз со смертельным исходом.

Первая пуля была выпущена из пистолета неизвестного калибра человеком, охранявшим черный вход в дом, где прятался Пабло. Когда он выбрался на крышу и увидел, что окружен, отец рванулся назад, пуля попала ему в плечо и прошла через нижнюю челюсть, где застряла между зубами.

В судебно-медицинском заключении упоминается вторая пуля, попавшая в его левое бедро с выходным отверстием диаметром три сантиметра. Однако на фотографиях, сделанных через несколько мгновений после его смерти, на его штанах нет следов крови. И на снимках из морга, где его обнаженное тело лежит на стальном секционном столе, ран на левой ноге тоже не видно.

Нет сомнений, что отец, раненный в плечо, упал на крышу и не мог бежать. Поэтому я хочу основное внимание сосредоточить на третьем выстреле, который мгновенно убил его. Пуля попала ему в «верхнюю часть конхи правого уха с выходной раной неправильной формы с вывернутыми краями в нижней левой преаурикулярной области». Пуля, калибр которой в отчете не упоминается, вошла в голову через правую сторону и вышла через левую.

У меня нет желания разжигать новую дискуссию, но я абсолютно уверен, что эту пулю отец выпустил сам, именно так, как всегда собирался застрелиться, чтобы его не схватили живым: в правое ухо. За время охоты на него он несколько раз говорил мне, что в день, когда столкнется лицом к лицу со своими врагами, он расстреляет по ним лишь четырнадцать из пятнадцати патронов из пистолета Sig Sauer, а последний оставит для себя. На фото тела Пабло на крыше можно рассмотреть, что пистолет Glock остался в кобуре, однако Sig Sauer валяется рядом, явно использованный.

Последний раз отец упомянул о возможности самому забрать свою жизнь во время рейда, разговаривая с одним из своих людей по радиотелефону. Я не смог забыть эту фразу. И конечно же, я не знал, что у «Поискового блока» осталась запись и что я снова услышу эти слова спустя много лет после смерти отца:

«Этим ублюдкам никогда, бл*дь, не взять меня живым!»

Даже в самых тяжёлых обстоятельствах мы писали друг другу письма, и это делало нашу семью крепче.

ПЕРЕВОД ПИСЬМА: