Мой отец устроил мое поступление в Гарвард, его альма-матер. Мое обучение там, скажем так, было разнообразным и неполным. В мой двадцатый день рождения, 3 февраля 1941 года, я вступил в ряды Военно-воздушных сил армии США. Но это уже моя история, которая касается истории в этой книге только потому, что мой призыв, широко освещенный в прессе, подверг опасности моего отца в лагерях для интернированных, где вовсю заправляли нацисты, считавшие его предателем.

Потом Джон Франклин Картер, одно из доверенных лиц Франклина Делано Рузвельта, устроил перевод моего отца из британского тюремного заключения в Канаде в заключение в США. (Я называю это первым и, возможно, единственным фактом программы обратного ленд-лиза во время Второй мировой войны.) Это было началом так называемого проекта «С». Назывался он так потому, что в то время моего отца звали доктором Седжвиком. Это был, вероятно, один из самых необычных, хотя и малоэффективных проектов Второй мировой войны. Будучи его участником в течение девяти месяцев в качестве сержанта армии США в роли тюремщика, телохранителя и личного секретаря отца, я хотел бы подчеркнуть некоторые важные моменты.

Даже до своего побега из Германии мой отец предупреждал: «То, что мы делаем, приведет к войне… Америка снова будет против нас – и мы снова проиграем!» Когда началась война, он был убежден, что Германия потерпит поражение, а если в этом у него и были какие-либо сомнения, они развеялись после того, как Гитлер напал на Советский Союз. Поэтому он решил, что лучшей помощью, которую он сможет оказать своей любимой родине, будет приблизить неизбежное поражение. Поэтому он согласился предоставлять правительству США информацию о личных взаимоотношениях и внутренних событиях в правящей нацистской клике и выступать в роли советника в психологическом противостоянии и по геополитическим вопросам. Как адмирал Кинг, хотя и по несколько иным причинам, мой отец постоянно утверждал, что война на Тихом океане является первоочередной задачей. «Если война в Европе закончится, вы все равно будете скованы войной с Японией, а ваши союзники будут устраивать свои дела так, как удобно им, а не вам».

Благодаря помощи моего отца и его последовательной защите интересов Америки представители США на различных совещаниях союзников часто оказывались лучше осведомлены и больше не шли с такой готовностью на поводу у британской стороны. Британцам это не нравилось, и в течение 1943 года посол лорд Галифакс дважды посылал запросы на возвращение моего отца в британскую тюрьму. Президент Рузвельт отклонил эти запросы оба раза, заявив, что доктор «С» полезен для всех союзников и его перевод может уменьшить его полезность. Когда Рузвельт собирался второй раз отказать лорду Галифаксу, мы, трое охранников в проекте «С», получили указания нести круглосуточную вахту до последующего уведомления, потому что не исключалась возможность, что британцы попытаются выкрасть своего заключенного. (Хотя я с трудом верю, что такое подозрение могло возникнуть между самыми близкими союзниками.)

Катынь. Через сутки после первых сообщений о гнусной резне доктор «С» знал, что это совершили Советы: «Нацисты никогда бы не предложили безопасное сопровождение кому бы то ни было, желающему приехать и увидеть доказательства, если бы они не были в них уверены. И посмотрите на реакцию польского правительства в изгнании в Лондоне!» Его совет: «Разумеется, нельзя позволить Геббельсу забивать клин между вами и вашими русскими союзниками. Но положите это дело в ящик стола. А когда немцы будут побеждены, откройте этот ящик и покажите американскому народу, что Советы ничуть не лучше нацистов». (Этот совет, который в целом повторял то, что потом гросс-адмирал Дениц предложил западным союзникам: дайте нам бензин и так далее, и мы отправим русских обратно, где их место, – показывает, что, несмотря на обширнейшие знания и удивительную проницательность, мой отец никогда по-настоящему не понимал принципов демократии: такой резкий поворот в политике возможен только при авторитарном режиме. Тем не менее в интересах США было не питать особых иллюзий и доверия по отношению к «дяде Джо» Сталину.)

Свержение Муссолини под руководством Бадольо. Когда мой отец услышал annuncio di grave importanza по роскошному радиоприемнику в Буш-Хилл, там играли не «Giovinezza», а «Marcia reale»[62], радио рейха не сделало никаких заявлений о событиях в Италии, и он в течение суток заключил, что это застало немцев абсолютно врасплох. Теперь он бомбардировал Вашингтон записками: «Это ваш шанс! Двигайтесь из Сицилии (там находились военные базы США) в Южную Италию! Захватите плацдарм, не встречая сопротивления!» Записки шли десять дней. Затем мы услышали короткую выразительную речь Гитлера, и мой отец написал последнюю записку: «Теперь можете об этом забыть. Германия отреагировала». В результате США получили бои при Салерно, Рапидо, Анцио, которых можно было избежать.

Мой отец принимал все это очень близко к сердцу. Казалось, его больше волнуют государственные проблемы США, чем немецкие солдаты. Один из охранников и я постоянно пытались успокоить моего отца фразами типа «расслабьтесь», «не принимайте это так близко к сердцу», «все совсем не так плохо». Однажды он взорвался и заорал на нас на немецком: «Ihr tut Euch leicht! Versteht Ihr denn nicht, dass ich hier Hochverrat begehe!» («Это для вас все очень просто! Вы что, не понимаете, что здесь я совершаю государственную измену!») Для меня это стало значительным открытием. Я внезапно осознал, как разрывается мой отец. По окончании войны, когда я вернулся после двух лет полезной, но негероической службы на юго-западе Тихого океана, я попытался найти своего отца, от которого, как исчерпавшего свою необходимость, весьма бесцеремонно избавилось правительство США в 1944 году, передав его обратно в заключение к британцам. Я пил коктейль с одним подполковником в отеле «Мэйфлауэр» в Вашингтоне и спросил его, что он думает о сотрудничестве моего отца с США. Он начал с того, что в то время был только майором, годным лишь на то, чтобы «опустошать мусорные баки». Он читал записки моего отца и нашел их убедительными, но также он считал убедительными и контраргументы генералов. В Пентагоне ожидали, что немецкое сопротивление будет сломлено, как только войска союзников перейдут через Рейн и приблизятся к сердцу Германии. Когда моего отца специально спросили об этом, он предостерег: «Опасайтесь ложных аналогий с 1914–1918-м! Обстановка там по-настоящему революционная, и вы должны быть готовы к жестокому, отчаянному, атакующему сопротивлению, даже когда ступите на немецкую землю». Полковник закончил словами: «Если бы мы последовали совету вашего отца, можно было бы сохранить пятьдесят тысяч жизней американских солдат».

В конечном счете моего отца репатриировали и подвергли «денацификации». Кто-то из свободных демократов даже предлагал ему дальнейшую политическую карьеру в Германии. Но из этого ничего не вышло, и мой отец провел остаток жизни, наслаждаясь настоящим и страдая от прошлого: беспрерывно мучая себя рассуждениями о том, что пошло не так и что он мог бы сделать, чтобы избежать катастрофы, вызванной его бывшим другом Адольфом Гитлером.