– Не так деспотичен? – услужливо подсказала Сесилия. Девушка покосилась на собеседника, ямочки на ее щеках стали заметнее, и сразу отвела глаза. – Может, не так официозен?…
– Ну… да, пожалуй. – Рамзи поднял руки, как бы давая понять, что сдается. – Вы правы, мисс.
Его признание ее удивило.
– Ничего страшного не произошло. – Она пожала плечами и снова зашагала по дорожке. Затем Сесилия ускорила шаг. Рамзи же казалось, что она не шла, а плыла над дорожкой, не касаясь ногами земли.
Он легко догнал ее. Но простила ли она его?
Пожалуй, можно попробовать снова предложить ей руку, если Сесилия ее примет.
Рамзи сцепил руки за спиной, чтобы они сами не тянулись к девушке.
– В свою защиту могу сказать, что я привык сражаться. Сначала я был воином, потом – командиром. И только после этого стал юристом. Понимаете, в таком положении нельзя не проявлять властность. И не важно, что, став джентльменом, я отучил себя от многого, что мне помогало в прошлом. Мужчина не всегда может… сгладить края, заточенные насилием.
– Охотно верю, – заметила Сесилия с кривой улыбкой, которую Рамзи не понял. – Скажите, а я случайно оказалась в центре ваших боевых действий с графом, о которых понятия не имела?
«Боевые действия? – подумал Рамзи. – Разве что за ее внимание».
– Иногда мне кажется, что я нахожусь в состоянии боевых действий со всем миром, – сказал он – и сам себе удивился. Для его собеседницы это признание тоже стало неожиданностью. – Боюсь, это достойный сожаления побочный продукт моей профессии. Я всегда не в ладах с окружающими. Гармония – роскошь, почти недоступная мне.
Сесилия взглянула на собеседника, но во взгляде ее было меньше упрека, чем любопытства.
– Думаю, вы найдете намного больше гармонии в жизни, если станете проявлять больше терпимости, – проговорила она.
Странное слово «терпимость». Рамзи никогда его не употреблял применительно к себе. Ведь именно безжалостная нетерпимость помогла ему сделать карьеру, построить свою жизнь. Нередко она являлась его единственным оружием. Если не имеешь абсолютно ничего, кроме упрямой решимости, приходится быть безжалостным и нетерпимым.
И все же тот факт, что мисс Тиг находила его ужасно категоричным и несгибаемым, был неприятен. Возможно, потому, что Рамзи, как ни старался, не мог отыскать ни одной непривлекательной черты в ней. А она вполне могла считать его безжалостность недостатком.
– Я заподозрил, что намерения графа в отношении вас были не вполне благородны. Признаю, что повел себя как солдат, а не как джентльмен. – Еще ни разу в жизни Рамзи никому не объяснял свои поступки. Но сейчас ему очень хотелось быть понятым, и это одновременно и будоражило, и расстраивало его. Немного помолчав, он добавил: – Я начисто лишен хороших манер и очарования, которого в избытке у графа Армедиано и моего брата.
Сесилия снова улыбнулась.
– Не очень‑то удобные качества для человека, занимающего ваше положение.
– Вы хотели сказать – плохие качества? – осведомился судья.
– Не обязательно. – Мисс Тиг посмотрела на него в некоторой задумчивости, как на проблему, в которой ей предстояло разобраться. Однако Сесилия промолчала, и Рамзи никак не мог определить, как же она к нему относится. Будучи человеком, большую часть жизни изучавшим людей словно под микроскопом, обличавшим их и всеми возможными способами выводившим на чистую воду, он сейчас находился в некотором смущении. Поведение мисс Тиг сбивало с толку…