«Хм… может, поэтому женщины иногда падают в обморок? – промелькнуло у Сесилии. – И разве можно дрожать от холода, стоя у камина?» И тут она поняла, что ледяной холод исходил от Рамзи. При этом он не сводил с нее глаз.

Неужели он ее узнал и уже сейчас обвинит во всех смертных грехах?

Время для Сесилии как будто остановилось. Она пыталась поднять на судью глаза, но не могла. Разумеется, все это продолжалось лишь несколько мгновений, но эти мгновения подействовали на нее так же, как фейерверк в день Гая Фокса.

И не потому, что этот мужчина был красив. Казалось, ничто в его лице не предназначалось для услаждения женского взора. Подбородок и челюсти были слишком квадратными и выдавались вперед, придавая его и без того недоброй физиономии угрожающее выражение. Высокий лоб, всегда перерезанный морщинками, подчеркивал невероятно ледяные, неумолимые глаза. Нос же был скорее патрицианским, чем варварским, и добавлял ему величественности, помогал смотреть на окружающих сверху вниз. А его губы…

Сесилия не могла отвести от них глаз. Вероятно, Творец, создавая его, позаботился о том, чтобы сделать лицо настолько жестким, даже, пожалуй, свирепым, чтобы и такие чудесные губы не смягчали его.

Тем не менее эти губы были созданы для греха, для порока. Но разве дьявол не был когда‑то ангелом, возможно, наследником самого Бога?

Вечерний костюм Рамзи и белый галстук выглядели безупречно и были очень дорогими. А его модно подстриженные волосы блестели в неярком свете свечей, словно драгоценный металл.

И все же его чертам не хватало благородства. А шотландский акцент вовсе не был аристократическим. Вся его внешность вызывала ассоциации с дикими горцами, обладавшими необычайной физической силой и избыточной мускулатурой.

Строго говоря, в этом человеке не было ничего благородного и изысканного. Его глаза были холодными, как кусочки льда, и весь его облик, равно как и манера держаться, выражал надменность. Вероятно, Рамзи рано узнал, что жизнь, по сути, есть борьба за господство, поэтому он ожидал, что все окружающие будут играть по его правилам. Ведь он писал законы и претворял их в жизнь железной рукой.

Сесилия представила себя преступницей, стоящей перед ним и с надеждой вглядывающейся в его лицо в поисках милосердия. Представила – и содрогнулась.

Милосердие? Лорд Рамзи явно не знал такого слова.

Тихо вздохнув, Сесилия посмотрела на мягкие ковры, покрывавшие пол в гостиной, и впервые за последние годы стала молиться.

«Милостивый Боже… или кто там есть вместо него, если кто‑то из вас может раздвинуть пол достаточно широко, чтобы я могла провалиться в образовавшуюся дыру, буду очень признательна. В данный момент мне все равно, куда я попаду. Лучше уж я буду вечно гореть в адском пламени, чем проведу еще мгновение под взглядом этого…»

Острый локоть Франчески прервал ее молитву. Сесилия подняла глаза и с ужасом обнаружила, что теперь уже взгляды всех присутствующих были обращены на нее.

Вероятно, к ней кто‑то обратился. Но кто? И чего от нее хотели?

– П‑прошу прощения, – пробормотала она, вернув очки с кончика носа на переносицу, – я немного задумалась.

– Ах, бедняжка… – сказала Александра. – Она пытается справиться с ужасной головной болью. Быть может, тебе лучше отправиться домой и отдохнуть?

Сесилия кивнула.

– Спасибо. Я, пожалуй, так и сделаю.

Редмейн наморщил лоб и с отеческой заботой изрек: