Что это за образы? Воспоминания? Или все это происходило с ней сейчас?

Ледяные глаза превратились в бездонные озера желания. Грубые руки нежно ласкали ее, когда они занимались любовью под звездами.

«Мы еще не говорили о любви».

Боль пронзила сердце. Или то место, где должно быть ее сердце. Слезы скопились там, где должны быть глаза. Зрение отказывалось проясняться.

Кровь. Много крови вытекло из ноги мужчины. Кто‑то зашивал ему рану. Голоса были мужскими. Грубыми. Возбужденными.

Огонь. Сесилия помнила огонь. Она бросала страницы в этот самый огонь, и он их все сжег. Страницы с ее записями. Но книга? Сожгла ли она книгу Генриетты? Кажется, нет.

Феба спряталась в своей комнатушке и, как велела Сесилия, закрыла дверь на засов.

Они нашли Фебу, враги, которых Сесилия впустила в дом? Почему она ничего не может вспомнить?

Жан‑Ив лежал на полу. Не двигался. На этот раз они его убили? О господи!

Боль в груди Сесилии стала мучительным огнем, и он жег ее отчаянием. Лицо тоже болело. Ее снова ударили.

Где Рамзи?

Она кого‑то подстрелила?

Того, у кого кровь текла из ноги?

Сознание возвращалось к Сесилии постепенно, и в какой‑то момент ей почудилось, что кровь, текущая по жилам, не попадает в руки, которые туго связаны за спиной. Снизу доносился ритмичный стук.

Поезд. Как она попала в поезд?

Куда делся Рамзи?

– По‑моему, она очнулась.

Сесилия знала этот голос. Когда‑то она была уверена, что он принадлежит другу. Но кому? Что случилось?

– Дать ей еще одну дозу?

Уинстон, дворецкий Генриетты. Значит, он все это время был врагом?