Она вновь перевела дыхание, посмотрела ему в глаза.
– Вы понятия не имеете, что он с нами сделал. Хотя… Я могу показать следы. По крайней мере физические.
Джой с треском рванула воротник рубашки с длинным рукавом, обнажила плечо и верхнюю часть руки. Алекс сохранил бесстрастное выражение лица, но пришел в ужас от толстых красных рубцов. Они сползали с плеча под свободную бретельку бюстгальтера, опутывали руку вверху, будто щупальца красного осьминога. Джой нагнула голову до колен, задрала рубашку на талии, открывая нижнюю часть спины. Шепард заставил себя взглянуть на красную, бугрящуюся плоть.
Джой выпрямилась, поддернула на место воротник порванной рубашки, придерживая его левой рукой. Шепард не находил слов и чувствовал, что она его за это презирает.
– Иногда, – заговорила Джой, глядя ему в глаза, – он заставлял нас ждать больше часа. Естественно, заниматься во время ожидания ничем не разрешалось – оно было частью наказания, долгое жуткое ожидание, – но однажды я начала читать «Ребекку». Больше я подобной ошибки не повторяла.
Шепард не хотел знать, что отец сделал с Джой за нарушение запрета.
– Однажды я, корчась от страха, крикнула отцу, что это Дьявол заставляет его творить такое. Слова вылетели сами собой, я не успела затолкать их обратно. О чем сразу пожалела, но было поздно. – Она вздохнула. – Еще я всегда молилась. «Прошу-прошу-прошу, Господи, не позволяй меня мучить. Останови его. Прошу, пожалуйста, прошу, прошу…» Всегда – эгоистичная молитва. Всегда грешница…
Алекса мутило.
Джой продолжала, словно завороженная:
– Тяжелее всего я переносила незнание: куда попадет первый удар – на плечи, поясницу, ягодицы, бедра? Как только… напряжение… прорывалось, нужно было просто выдержать следующие четырнадцать. После этого он без единого слова уходил. Я благодарила Бога – в буквальном смысле – за то, что все кончилось, и промокала кровь старым полотенцем. Чертовски больно. Когда ложилась в постель, – Джой чуть вздернула подбородок, – Рут шептала мне слова утешения.
Она смела пальцами осколки посуды к блюдцу.
– Однако это было не самое худшее.
Алекс сглотнул. Куда уж хуже?
– Дальше я слышала – в нескольких футах от себя, за стеной, – как он играет на гитаре. Первой всегда шла одна и та же песня. Я лежала в кровати, униженная, напуганная, окровавленная, а он пел, знаете что?
Шепард смог лишь покачать головой.
– «Ты мой солнечный свет».
Он вдруг явственно услышал знакомую мелодию, просачивающуюся сквозь стены дома, – зловещую, пугающую.
– Вот что он с нами сделал. Физически.
Шепард откуда-то сообразил, что следующие слова Джой запомнятся ему навсегда.
– Только вы никогда не поймете, что он сотворил с нами