— До свидания, — кивнул Герман. — И спасибо.
— Не за что.
Действительно, было бы за что…
Всю ночь Марков перебирал чужой дневник, становясь невольным свидетелем жизни посторонней женщины, её отношений с ненавистными родственниками, удерживающими от опрометчивых поступков, несправедливым миром, заставляющим жить по своим законам. С Дмитрием Глубоким, которому, не стесняясь, угрожала, шантажировала, а когда поняла всю бесперспективность своего положения, продолжала купаться в собственной ненависти, жажде мести за погубленную жизнь.
Мотивы поступков Дмитрия, кажется, становились ясны, как белый день. Родная кровь — всего лишь образное выражение, часто ровным счётом ничего не значащее. Дмитрий предпочитал не видеть своего ребёнка, лишь изредка интересовался жизнью, здоровьем, благополучием девочки, отделываясь незначительными для себя суммами, которые отправлял на имя родственников Марийки. Основная его забота была — не дать Марийке испортить жизнь семье, которую он считал родной: жене и сыну.
Он признал Ярину лишь тогда, когда стало ясно: Марийка уже вряд ли сможет навредить ему, а его отцовство доказать будет несложно любому, самому заштатному адвокату. Сыграл на опережение. Приехал ненадолго в городок, где жила его дочь. Ярина, если и видела Дмитрия в те дни, не придала встрече значения. Родственники же, в первую очередь бабушка, скрывали от двенадцатилетней девочки появление отца.
А вот сам отец понимал: в случае его внезапной смерти, кровный несовершеннолетний ребёнок, даже исключённый из завещания, будет иметь права на часть всего его имущества, начиная с недвижимости, заканчивая бизнесом — делом всей жизни. Но даже часть бизнеса он точно не собирался оставлять дочери проходимки, которой пришло в голову, что её обеспеченность важнее благополучия Дмитрия Глубокого и его семьи. Любое завещание оспаривается в случае, если нарушены права несовершеннолетнего. На что пойдут родственники Ярины, какие требования предъявят впоследствии, что натворят с полученной частью его дела, Дмитрий знать не мог. Решил заранее удовлетворить алчность семьи Марийки, завещав Ярине дома и деньги, защитив тем самым право Германа наследовать бизнес, а саму Ярину — от гнева Германа. Ярина получит половину его имущества — оспаривать завещание, защищая права несовершеннолетней, повода ни у кого не будет. Но и бизнеса чужие руки не коснутся.
Что дальше собирался сделать Дмитрий — неизвестно. Откупиться от дочери деньгами? Дать путёвку в жизнь или отмахнуться, видя в ней лишь продолжение третьесортной индивидуалки, решившей отхватить куш пожирнее? Очевидно одно — умирать через пару лет после написания завещания Дмитрий Глубокий не собирался, он планировал жить долго, счастливо и умереть в один день со своей женой в доме с видом на Тихий океан.
Больше Германа интересовало, что двигало Яриной, когда она прижималась к нему ночами, шептала слова о любви, взрывалась в искромётных оргазмах.
Любовь, как говорила она?
Жажда мести, как решила Нина?
Желание стать нужной, получить толику тепла, как считал Герман?
Имел ли право Герман переступать неписаные законы?
Наступать на горло собственным сомнениям, плевать на собственную совесть, идти на поводу собственной любви?
Поддаваться наваждению по имени Ярина.
Солнечному наваждению.
Глава 23
Герман открыл глаза, чувствуя каждой клеткой организма, что не выспался. Потянулся, дёрнул ногой, столкнул с кровати виновника недосыпа. Рыжий комок свалился на пол, отпружинил, кажется, ещё до того, как приземлился, и в тот же миг оказался на подушке, уставившись зелёными глазами на Германа. Вот-вот распахнёт пасть с громогласным: мяа-а-а-у!
— Вали. — Герман в раздражении снова сбросил кота, проследил взглядом, как тот вальяжно потянулся, недовольно дёрнул хвостом и, не оборачиваясь, вышел за дверь.
Кто бы мог подумать, что из тощего, блохастого, с воспалёнными глазами, полудохлого котёнка вырастет такой монстр. Впрочем, пока ещё не вырос. Страшно представить, каким станет чудовище по имени Лев через год.