Притихшая, сжавшаяся, сама не своя. Герман сосредоточенно смотрел на дорогу, где начинался снегопад. Дорогу покрывал гололёд, то и дело случались аварии. Лишь изредка бросал озабоченный взгляд на пассажирку.

— К Нине, — коротко ответил Герман.

— Зачем?

— Затем, что за ней сегодня гнались журналисты, я хочу убедиться, что с ней всё нормально.

— Мне жаль…

— Ты ни в чём не виновата, скоро интерес угаснет. Такое уже было, помнишь?

— Ты злишься?

— На что именно я должен злиться?

— На… — Ярина помолчала, потом ткнула в экран айфона, пролистала ленту, открыла новости с обсасыванием подробностей личной жизни Дмитрия Глубокого, его жены и непутёвой Марийки. В конечном итоге эмоциональное обсуждение перетекало на роман Германа и Ярины, мол, имеет ли тот право на существование.

Отлично. Просто, черт возьми, прекрасно!

— Даже если это правда, ты не виновата.

— Правда.

— Что? Ты знала? Всё это время ты знала?

— Раньше догадывалась, я ведь не глухая и не слепая. Четыре года назад узнала точно. — Отлично, в пятнадцать лет, выходит. — Нашла мамин дневник у бабушки.

— Как он попал к журналистам? Как? — Герман от неожиданности притормозил, а потом и вовсе остановился, несмотря на то, что до ворот загородного дома осталось несколько метров. Наверняка охрана уже увидела машину Маркова и теперь гадает, что произошло, и не стоит ли выйти на помощь.

— Пропал.

— Мне клещами тянуть из тебя?

— Я случайно нашла дневник и письма, прочитала и потихонечку вернула, а после смерти бабушки уже не нашла. Нужно было раньше забрать!

— Ладно, мы найдём, кто его забрал.

Из ворот появилась Нина: она шла по дороге к машине Германа и, кажется, была пьяна. Снег летел хлопьями, падал на заледеневшую землю, застывал частичками белоснежного покрывала. Резко включили фонари уличного освещения, ещё сумерки не спустились на благоустроенный посёлок, а улицы приветливо зажглись, демонстрируя достаток, тепло. Обитателям дорогих домов всегда рады, их ждут ухоженные участки, услужливая прислуга, шикарные интерьеры и сытные обеды.