От волнения у девушки закружилась голова: последние слова позволяли надеяться на то, что точка в их отношениях еще не поставлена. Для скромной провинциальной мечтательницы в респектабельном незнакомце особенным было все. Подрагивающие пальцы Насти нежно скользнули по щеке Вадима и повисли в воздухе.
Круг прежних знакомств Насти ограничивался исключительно женским миром. Более того, элегантный возраст окружавших ее дам давно перешагнул среднестатистический предел. На нечастых чайных посиделках приятельницы бабушки, как водится, обсуждали цены потерявших стыд и совесть рыночных торговцев и кулинарные рецепты. Фантазии и речевого запаса добрейшей тети Нюры, к слову, с трудом хватало на сетования по поводу низкой пенсии и безобразий дворника по фамилии Гацко, получившего в народе меткое прозвище Гацкий Папа. По сути, на этих своеобразных девичниках джентльменская тема была под строжайшим запретом. Надо полагать, именно таким образом заботливая бабушка пыталась оградить любимое чадо от тлетворного мужского внимания. Быть может, причина крылась глубже и заключалась в том, что официально замужем побывала лишь «мадам» Берестова, как ласково величала супругу художника простоватая Нюра, не один десяток лет следившая за порядком в мастерской ее покойного мужа. Бывшая домработница и ее немногочисленные товарки имели несколько иной социальный статус и об интимной стороне жизни говорить не любили. Безусловно, в молодости все они пережили бурные романы, но разлучница-война бросила на алтарь победы жизни их довоенных кавалеров, лишив возможности примерить на себя сарафан замужества и испытать счастье материнства. Довольствуясь случайными связями, женщины так и не расплескали запас нежности, даря свою скупую любовь «сиротинке» Настеньке. Потому сколь бы ни бравировали эти милейшие дамы, изображая умудренных опытом матрон, они не имели ни малейшего представления о том, что собой представляет сильная половина современности. Не будучи в курсе, что любовь – тот еще многогранник, они не сумели подготовить к этому открытию и Настю, которая так и осталась в полном неведении относительно намерений и приоритетов противоположного пола. Молодые парни время от времени, конечно, заглядывали в городскую библиотеку, но интересовались исключительно справочником по ремонту грузовых автомобилей и книгой старинных рецептов, в которой с подробностью до мелочей был расписан трудоемкий процесс самогоноварения. Продвинутые старшеклассники посещали читальный зал лишь по поводу. Не мудрствуя лукаво, беззастенчиво передирали из первоисточников статьи для рефератов и мчались во двор, где можно было заниматься всем, что заблагорассудится. Выскочившие прямо со школьной скамьи замуж соседки и ранее не обременяли себя узами просвещения, а ныне и вовсе не вспоминали о существовании книг. По вполне объяснимым причинам круг общения Насти фактически был сведен к нулю.
После выпускного бала одноклассницы и одноклассники, строившие маломальские планы на дальнейшую жизнь, без всякого сожаления распрощались с опостылевшим городком и умчались покорять, кто райцентр, а кто и более крупные города. Заманить их домой даже в праздники хоть наивкуснейшим калачом, хоть денежной дотацией было не под силу даже любимым предкам. Заботясь о престарелой бабушке и не желая обрекать ее на одиночество, Настя поступила на заочное отделение областного института культуры. На ее потоке, как, вероятно, и на всех других, не было ни единого парня. К знаниям не совсем охотно тянулись лишь представительницы слабого пола. И то, как правило, до свадьбы или декретного отпуска. Вкусив прелестей семейной жизни, они забрасывали учебники в дальний угол, наивно полагая, что свои университеты доберут кастрюлями и пеленками. Спустя два-три года после выпуска в родные края подтянулись лишь те, кто отвоевал в «горячих» точках. Вчерашние мальчишки с израненными телами и исковерканными судьбами глушили тоску по подвигам водкой, озлобленно рвали меха баяна прямо под окнами полицейского участка и без всякого зазрения совести гоняли по дворам попавших под тяжелую руку жен и детей. От этой простоватой публики всегда разило потом, луком и перегаром. Угодив под жернова сокращений, горемыки уходили в длительные запои, на время трезвея лишь в отсутствии спиртного, денег и сочувствия близких. Опохмеляясь, они предавали анафеме российское бездорожье, чиновничий беспредел и очередной провал, казалось бы, благих правительственных реформ. Немногочисленные сотрудники крохотных фирмочек, оккупировавших старинные особняки в центре города, обходили библиотеку стороной, отдавая явное предпочтение Всемирной паутине и тусовкам местного разлива, куда Настю было не заманить ни за какие пироги. Холеный и пахнущий элитным парфюмом Вадим резко контрастировал с простоватыми земляками. Потому не имеющая опыта общения Настя была готова распахнуть свои объятия фактически первому мало-мальски образованному встречному. При виде импозантного столичного гостя ее воспитанная в традициях лучших классических произведений и настроенная на романтический лад душа затрепетала в предчувствии чего-то неосязаемого, но, на неискушенный взгляд, весьма значимого…
Разворачиваясь, Толик дал задний ход. Яркий свет ослепил Настю, высветив над головой управляющего нечто вроде короны. Крепко сжав хрустальную туфельку, девушка смотрела на него с нескрываемым восхищением. «Вы похожи на принца!» – краснея от смущения, призналась она. Вадим покровительственно усмехнулся и поправил: «Не «вы», а «ты». Вкус грядущей виктории начинал кружить ему голову. Мысль, что удалось подобрать потайной ключик к сердцу наивной провинциалки, тешила самолюбие. И хотя душу который час скребли черные кошки, лавры победителя взяли верх.
– Сказки все это! – снисходительно усмехнулся ловелас.
– Вы не верите в чудеса? – изумленно уточнила барышня.
– Мне кажется, мы перешли на «ты».
– Бывает, что сказка становится былью.
– По счастью, я давно вышел из детского возраста. Впрочем, готов закрыть на все это глаза, если Золушка пригласит озябшего принца на чай. Не пропадать же конфетам!
– Если бы ты только знал, какая я сластена! – потащила его за собой Настя.
– Секундочку, – управляющий вернулся к машине и, понизив голос, шепнул Толику: – Заедешь за мной ближе к полудню.
Понимая, что застолье, на которое он возлагал большие надежды, накрылось медным тазом, водитель невольно сглотнул. Словно бы прочитав его мысли, босс усмехнулся:
– Не кисни – банкет по расписанию. Ключи от номера у известной тебе Раисы.
Видя, как оживилось лицо водителя, шеф подмигнул.
– Разрешаю оттянуться в моем люксе, но с одним условием – разведай слабые места Санька: народ обычно в курсе шалостей руководства.
– Штирлиц может отдыхать! – хвастливо оживился Толик и в эйфории фамильярно уточнил: – Вадим Палыч, а если Деду стуканут про охмурение Золушки?
– Случаем, не ты ли? – с угрозой в голосе уточнил патрон.
По спине водителя пробежал неприятный холодок. Он понял, что перешел границу дозволенного, и, не дожидаясь дальнейших комментариев, завел двигатель.
Время до полудня пролетело, словно во сне. Настя помнила только нежные руки кавалера, его мягкие губы и свой почти щенячий восторг от трепетных прикосновений сильных чувственных пальцев. Когда в самый страстный из моментов она сказала решительное «нет», точеное лицо Вадима омрачила тень недовольства. Поначалу он решил, что ослышался и продолжил настойчивые ухаживания. Но недотрога уверенно держала неприступность рубежей. Довольно скоро гость потерял к ней интерес, занервничал, выбежал на кухню и закурил. Быть может, оно и к лучшему, что не случилось ничего серьезного, думал он, жадно вдыхая у форточки прохладу морозной ночи. Отношения, не завершившиеся близостью, ни к чему ведь не обязывают. Сквозь щель приоткрытой двери барышня видела, как метался, не находя выхода своей неуемной энергии, новоявленный кавалер, как он в раздумьях стал одеваться, но вдруг передумал и, остыв, вернулся к ней с обезоруживающей улыбкой и чашкой зеленого чая на любимом бабушкином подносе. Пожелав строптивице доброй ночи, Вадим устроился на диване и в считанные мгновения провалился в сон. Прислушиваясь к его ровному дыханию, Настя на носочках прокралась в гостиную и еще долго любовалась неземной красотой залетного принца, заново переживая все произошедшее с ней за последние сутки. Оказывается, предыдущие двадцать лет были не жизнью, а прелюдией к большой и чистой любви. Что в ее сердце постучалось именно это светлое чувство, не целованная доселе барышня не усомнилась ни на йоту. И бесконечно гордилась тем, что сохранила невинность, будучи уверенной, что со временем жених непременно оценит ее непорочные достоинства. Лежа в своей спальне, Настя подспудно испытывала чувство вины, полагая себя предательницей бабушки и своих прежних идеалов. Посмей сутки назад кто-либо предположить, что события будут развиваться столь стремительно, она высмеяла бы всякого, невзирая на возраст и авторитет. Но случилось то, что случилось. Небеса преподнесли ей судьбоносную встречу, и стоило ли противиться пробудившемуся в ней чувству? При мысли о Вадиме ее сердечко затрепетало от волнения. Выглянувшая из-за туч луна наполнила комнату мерцающим светом. Быть может, это Фея расстаралась? Хотя вряд ли. Эта привередливая дама всегда проявляла особую взыскательность. Выражение лица крестной на тропинке у придорожного кафе не позволяло усомниться, что выбор Насти ей не по нраву. Где же он тот, единственный? В каких краях его искать? Подсказать было некому. Героини любимых книг в подобных ситуациях вели себя совершенно по-разному. Как быть? Мучимая этой дилеммой, девушка ненадолго забылась, но, едва рассвело, поспешила к плите – Насте очень хотелось удивить своего избранника кулинарным талантом. При этом она втайне надеялась, что случайная встреча станет значимой и перерастет в долгие и прочные отношения. Возможно ли такое в принципе, бедняжка не знала.
…Научившись к пяти годам писать и читать, Настя запросилась в школу, но в силу малолетства была определена лишь в кружки местного Дома культуры, зато во все сразу. От сверстников она не отставала, скорее даже опережала их в своем развитии, но всерьез ими не воспринималась. Педагоги ласково звали талантливое дитя Дюймовочкой, ровесники пренебрежительно – Малявкой. Последнее прозвище прочно закрепилось за ней и в школе. Подружками за годы учебы она так и не обзавелась, оставшись чужой среди одноклассников, сторонившихся ее из-за успехов в учебе, природной замкнутости и раздражавшей их интеллигентности. Вплоть до выпускного вечера они видели в Асе наискучнейшую домоседку, главной заботой которой были старики и книги. Да и могло ли быть иначе, если Настя воспитывалась бабушкой и дедушкой, которые души не чаяли в своей ненаглядной кровиночке, с пеленок развивая ее таланты и формируя эстетический вкус! В шесть лет внучка пошла в школу. Она уже знала несколько языков и нотную грамоту, вышивала и вязала, уверенно держала в руках кисти и рисовала незатейливые пейзажи и натюрморты. Уже с младших классов любимым местом девочки стала домашняя библиотека. Когда в десять лет она проштудировала даже запасные фонды Дома культуры и перенесла на холсты портреты многочисленных соседей, это никого не удивило. Старики считали внучку гениальным ребенком, соседи – чудаковатой знайкой, ребятня – пришибленной тихоней. В целом, понемногу правы были и те, и другие. К сожалению, общий язык малышка находила лишь с домочадцами, педагогами и детдомовцами, над которыми, сколько она себя помнила, всегда шефствовали бабуля с дедулей. О своих родителях девочка ничего не знала. Эта тема в семье никогда не обсуждалась. На удивление, досужие сплетницы не совали свои любопытные носы в фамильные дела интеллигентных соседей. После нескольких десятилетий забвения Настин дед каким-то непостижимым образом оказался на вершине творческого успеха. Имя неизвестного ранее художника стало ласкать слух коллекционеров отечественной и зарубежной живописи. Многие его работы получили постоянную прописку в ведущих музеях страны и за ее пределами, часть других постоянно кочевала по всевозможным выставкам, охотно раскупаясь ценителями с именем. В доме, наконец, появился достаток, благодаря чему семья не бедствовала. Берестовы охотно поддерживали культуру ставшего родным города и благополучие его особо нуждающихся граждан. Настя с детства впитала в себя щедрость и бескорыстие, трудолюбие и ответственность. О столичном периоде жизни своих стариков она знала до обидного мало – те не любили вспоминать прошлое. О том, что Катерина Николаевна в свое время возглавляла литературную часть лучшего московского театра, уверенно переводила с английского, французского и немецкого, вдохновляя своей красотой не одну знаменитость, бабушка предпочла умолчать. Как и про то, что от карьеры и московской прописки им с мужем пришлось отказаться из-за открытой поддержки высланных из страны опальных писателей и музыкантов. По «совету» органов, отказывать которым себе дороже, Берестовы собрали нехитрый скарб и отправились в дорогу. В Заречный они приехали уже с внучкой на руках. Где и при каких обстоятельствах отыскалась кроха, история умалчивала, но эта девочка стала наградой за долгие годы скитаний и одиночества.