22 апреля все иезуиты собрались к обедне в церковь святого Павла, расположенную вне городских стен. Обедню служил впервые генерал ордена, который перед раздачей причастия громогласно прочел буллу, учреждающую орден, и затем всенародно произнес обеты, указанные в булле. Перед окончанием обедни Лойола принял перед главным алтарем присягу от своих сочленов, причем последние в знак покорности целовали его руку. С этого дня орден иезуитов стал существовать официально и с первых же дней нарушил данный обет бедности, так как Пьетро Кодае, богатый римский дворянин и офицер папской гвардии, давно сделавшийся покорным слугой Лойолы, пожертвовал ордену все свое значительное имущество и сам поступил в иезуиты[58]. В эту эпоху, на пятидесятом году жизни, Лойола вовсе не был похож на прежнего себя, некогда офицера Лопеса де Рекальде. Общее выражение его лица стало несколько загадочным и странным: по мнению друзей, на нем лежал отпечаток святости, враги же утверждали, что это просто помешанный человек. На самом деле это был тот же упрямый васконец, задумавший и создавший грозную боевую дружину для охраны и защиты католицизма, могучий оплот того, что многие называли обскурантизмом и религиозным фарисейством.
Ни одна конституция европейского государства не заставляла так много говорить и писать о себе, как конституция, или устав, ордена иезуитов. Ее подробнейшим образом разбирали, обсуждали каждую фразу и высказывали самые разнообразные суждения о ее достоинствах и недостатках, из этих суждений делались те или иные выводы о личности автора конституции, Игнатии Лойоле: одни считали его мировым гением, создавшим устав, выше которого ничего не было и не будет ничего в человеческом обществе, другие высказывали убеждение, что этот устав слеплен из кусочков, сочиненных разными людьми и в разные времена, и на долю Лойолы приходится самая ничтожная часть. Причина подобных разногласий кроется в том, что Павел III разрешил существование «Общества», устава которого он не знал, так как этого устава еще не было. Лойола только начал составлять устав в середине 1541 г. при содействии Лайнеса и своего секретаря Паланки, переводившего с кастильского на латинский. Когда была окончена работа неизвестно, но печатный устав был обнародован после смерти Лойолы, по одним сведениям в 1558 г., а по другим — в 1584 г. Таким образом, не имея перед собой кастильского текста, в настоящее время невозможно отделить произведения Лойолы от позднейших вставок и добавлений его преемников в должности генерала ордена.
Судя по всему, Лойола схитрил перед Папой, уверяя его, будто он приступил к составлению устава только после утверждения ордена: на самом деле он занялся этим трудом с середины 1537 г. Окончив работу, он не показывал ее, а несколько лет исправлял, проверяя на практике ее положительные и отрицательные стороны. Только таким способом можно объяснить цельность, стройность и живучесть организации, существующей до сих пор.
Видя печальное положение католической церкви, поколебленной почти одновременным отпадением нескольких миллионов людей, когда римские первосвященники становились в тупик, не зная, как помочь беде, Лойола или сам додумался, или понял из докладной записки верховной комиссии кардиналов в 1537 г., где находится корень всего зла. Павел III отступил перед исполинской задачей, естественно вытекающей из смысла докладной записки, — перевоспитать все католическое общество. Но самолюбивый васконец отважно принял эту задачу на себя и начал приводить ее в исполнение так умело и последовательно, что не встреть орден иезуитов стойкого отпора во Франции, северной Германии и России, легко могло бы случиться, что весь христианский мир сделался бы католическим. Система, принятая Лойолой, была весьма нехитрой, но в этой простоте и заключалось ее величие. Придя к убеждению, что воспитание и образование, даваемое пастве без строгого контроля пастыря, ведет к вольнодумству, свободомыслию и неповиновению, он решил, что воспитание и образование должны быть сосредоточены в одних руках, но в руках надежных. А для того, чтобы орден иезуитов и был этими надежными руками, Лойола создал образцовую организацию внутреннего устройства ордена. Таким образом годной из главных задач «Общества Иисуса» было овладение воспитанием и. образованием молодежи, преподаванием в низших, средних и высших учебных заведениях — словом, переформирование умонастроений христианского мира. Поэтому благотворительность во всех видах и разъяснение богословских истин в исповедальне и с церковной кафедры становились для иезуитов второстепенной задачей, которой они особенно и не занимались, в отличие от, например, миссионерства в нехристианских странах. Не доверяя такого дела Папе, находившемуся силой обстоятельств под всеобщим контролем, Лойола создал независимого от него владыку, «черного Папу», который по уставу вполне самостоятельно шел к намеченной цели. Если Папы в определенный момент оказались в зависимости от иезуитов (а последние вполне сознательно стремились к всемирному господству, к всемирной «монархии»), то винить в этом одного только Лойолу неразумно. Своеобразная задача потребовала своеобразного решения.
Несколько слов об уставе, определившем внутреннее устройство «Общества», созданного Лойолой. Орден иезуитов распадается на шесть классов: «послушники», «ученики», «светские кандидаты», «духовные кандидаты», «исповедники трех обетов» и «исповедники четырех обетов». Эти классы не представляют замкнутых каст, но переход из одного класса в другой зависит от, способностей и степени развития экзаменующегося.
Низший класс —
Второй класс —
Торжественно произнеся обеты, кандидаты переходят в пятый класс, исповедников трех обетов, уже не подвергаемых испытаниям, а сознательно несущих свою службу на пользу и процветание ордена. В этот класс принимают на 33-м году жизни, когда характер человека вполне установится и на него можно положиться. Исповедник трех обетов трудится в должностях различного рода, согласно данной ему инструкции, но, как еще не вполне подготовленный, часто не располагает знанием мотивов того или другого распоряжения. Для того чтобы быть в курсе всех тайных намерений, планов и соображений распорядителей судьбами ордена, необходимо удостоиться полного доверия со стороны генерала и перейти в последний, шестой, класс — исповедников четырех обетов. Право произнести четвертый обет повиновения Папе Римскому предоставляется только лицу, доказавшему свою преданность генералу и ордену, такому лицу, которое не станет повиноваться Папе в ущерб интересам своего ордена и сумеет дипломатично вывернуться в затруднительном положении. Строго говоря, именно иезуиты шестого класса и заслуживают названия настоящих иезуитов: в их руках находится вся судьба ордена, так как только они бесконтрольно распоряжаются низшими классами, из их среды избираются все высшие начальники и они одни знают все тайны ордена. Поэтому Понятно, что число исповедников четырех обетов довольно ограничено и в самую блестящую эпоху развития могущества ордена иезуитов их не бывало больше 50 человек. Но достичь такого выдающегося положения можно было только после длинного ряда лет, проведенных в трудах и искусах.
Кроме перечисленных шести классов, составляющих собственно орден, в распоряжении иезуитов были так называемые «привлеченные», или «светские иезуиты». Эти лица, очень многочисленные, не принадлежали ни к одному из классов и без всякой видимой связи с орденом занимали в обществе самые разнообразные положения: среди них были чиновники, священники, военные, профессора, адвокаты, медики, юристы, кокотки, дипломаты, землевладельцы, художники и мастеровые. Большая их часть воспитывалась в иезуитских учебных заведениях и сохранила связи с бывшими своими наставниками и воспитателями, другие были привлечены подкупом или же им обещали различного рода привилегии, не достижимые обыкновенным путем. В большинстве случаев «привлеченные» так или иначе зависят от ордена, который ничем не связан с ними и всегда может от них отречься при промахе или скандалах с их стороны. Между тем польза от «привлеченных» очень велика и вполне закономерна.
Что касается внутреннего управления ордена, то во главе его стоит Генерал, избираемый Верховным советом, или конгрегацией, пожизненно и утверждаемый Папой; впрочем, утверждение обратилось впоследствии в пустую формальность. Все члены ордена повинуются генералу беспрекословно, слепо, не позволяя себе рассуждать, прием и удаление членов полностью зависит от него, он созывает Верховный совет, председательствует в нем и пользуется двумя голосами. Ничто не может совершиться в ордене без ведома и согласия генерала, от которого зависят назначения на все должности, только его «ассистенты» и советник, или «
Пять ассистентов генерала составляют его тайный совет — это его министры, они являются представителями провинций ордена, по именам провинций и называются. Должности ассистентов созданы не только для помощи генералу, но и для надзора за ним, поэтому ассистенты могут в случае серьезной необходимости созвать Верховный совет помимо генерала, даже низложить последнего, заручившись письменным согласием своих провинций. Шестой член тайного совета,
Вся иезуитская «монархия» для удобства управления разделялась на провинции, которых после смерти Лойолы уже было двенадцать. Во главе каждой провинции находился
Кроме шпионства тайного, но повсеместного, генерал по временам посылал в провинции «
Общеиезуитский официальный костюм напоминал костюм васконца: сомбреро или шляпа с полями, старинный черный плащ и под ним черная сутана, в случае же надобности иезуит мог явиться в омофоре епископа, мантии кардинала, мундире офицера, сюртуке частного лица и т. д. О внешности иезуита есть предписание Лойолы: «Голова слегка наклонена вперед, но не свешена вправо или влево, глаза опущены настолько, чтобы не смотреть на собеседника, а искоса следить за ним, хмуриться и морщить нос не следует, вообще сохранять невозмутимость, но при этом внешний вид иметь больше ласковый и довольный, чем печальный, не разевать рта и не поджимать губы, ходить по возможности всегда степенно»[59]. Таким и вошел в обыденное сознание образ отца-иезуита. Посмотрим, насколько правильно внешнее впечатление отражало суть деятельности членов «Общества Иисуса».
Глава III
Китай в XVI–XVII вв. и первый период истории миссии
(1552–1722)
Как уже говорилось, Азия воспринималась европейцами как наиболее совершенная и удивительная часть мира. Такое убеждение было весьма заманчиво для размышлявших о судьбах христианства европейцев с тех самых пор, когда ближайшими берегами Старого Света стало побережье Земли Обетованной. Однако в тех краях, где Азия выходила за пределы достаточно изученных территорий, т. е. на Дальнем Востоке, географ неизбежно становился ибо поэтом, либо пророком. В соответствии со старинными сведениями, уцелевшими со времен Римской империи, на восточных рубежах мира жили серы, которые «счесывали шелк с деревьев»; именно торговля шелком и положила начало караванной торговле с Западом. Исходя из несложного допуска, что подобное благолепие требовало исповедания единственно правильной религии, появилось мнение о необходимости обратить неизведанные территории в христианство.
Не стоит забывать и о том, что по следам исследователей всегда спешили завоеватели. Достижения первооткрывателей имели далеко идущие последствия для всего христианского мира, который весьма значительно расширился в результате великих географических открытий. Как грибы после дождя, перед изумленным взором европейцев представали многочисленные народы и разнообразные культуры. Как же шла работа миссий в новых землях? Оценивая ее в целом, уже в 1929 г. Папа Пий XI отметил, что «национализм всегда был бичом миссий; не будет преувеличением назвать его проклятием»[60]. И хотя некоторые исключения имелись, можно с уверенностью сказать, что доминирующим духом миссий XVII в. был европоцентризм. А европоцентризм как миссионерский метод мог преуспеть лишь, когда для него имелись определенные условия.
Китай XVII в., управлявшийся династией Мин, представлял собой еще более крепкий орешек для христианских миссий, чем Индия. Здесь миссионеры столкнулись не только с высокой культурой, но и с унифицированным политическим бытием, оставлявшим все, кроме абсолютно замкнутого существования, за стеной изоляционизма. Китай был больше чем государством. Это был целый мир в себе, при том — мир закрытый. Он идентифицировал себя с цивилизацией, за границами которой не существовало ничего, кроме варварства. Китай мог быть терпимым к этому миру варварства лишь на тех условиях, чтобы контактировать с ним как можно меньше. Агрессивная лихорадка экспансионизма, которая горела в мире Запада, не имела аналогов в позднеминском Китае. Дух высоких приключений, страсть к созданию империи, к власти, престижу, богатству, рвение, проявлявшееся в распространении христианства, усеяли моря испанскими и португальскими кораблями. Европейцы высаживались на всех берегах, метались от завоевания к завоеванию, алчущие знаний и богатства, исполненные азарта и стяжательства. Китаю был неведом этот дух.