Ну и прицепом — память. Когда нечего делать, можно и безо всяких пособий развить память до совершенства. Моя была — фотографической и, если можно так выразиться, диктофонной. Иными словами, всё, увиденное и услышанное, я запоминал раз и навсегда.
Знак, начертанный охотником, вспыхнул и обрушился вниз, на тушу. Волкодлака моментально охватило пламя. Взметнулось до верхушек сосен и быстро пропало.
— Дохлятину пожирает вмиг, — прокомментировал охотник. — Вместе с костями. На живых, в ком сила клокочет, так хорошо не работает, но обожжёт всё равно знатно.
На земле остался выжженный силуэт. «Манок» всё ещё горел, и в его свете я увидел оставшиеся на земле три закопчённые кости. Охотник присел на корточки, взял одну и осторожно стёр пальцами копоть. Сверкнуло как будто золото. Я присвистнул.
— Это — Сосуды, — сказал охотник. — Если по-учёному. Мы же их просто костями называем. В костях была сила, которую ты забрал. Три кости — три родии, и они сейчас в тебе подвисли. Завтра научу, что с ними делать. А за сами кости нам от казны причитается. Деньги дают.
— Угу. То есть, получается, силу тварей мы забираем себе, а посуду из-под силы сдаём. Так, что ли?
— Н-ну… Выходит, так.
— Отлично. Безотходное производство.
Это охотник никак не прокомментировал. Покосившись на меня, продолжил:
— На деньги ты себе и одежду купишь, и оружие справишь. Со временем.
Насчёт одежды мне идея очень понравилась. Из дома-то я вышел в сопревшей от пота рубахе и отцовых штанах. Обуви у меня не было по определению.
— А оружие-то, небось, особенное какое-то?
— А ты быстро осваиваешься. — Охотник, улыбнувшись, встал. — Особенное. Из тех же костей делается, великими мастерами. Абы чем тварь не убьёшь, даже самую простецкую… Ну так что, идёшь со мной?
— Я ведь уже решил, — пожал я плечами. — Только бы с типа-родителями попрощаться. И пару вопросов им задать.
— У них и заночуем, — кивнул охотник и бросил мне кость, добытую из волкодлака. — Утром пойдём. А кости собери. Твой трофей. Был бы ты уже Ополченцем — часть бы мне полагалась по правилам. Но в Орден тебя пока не приняли, так что будем по справедливости.
Я собрал тёплые от огня косточки и сжал их в руке. Приятная тяжесть. А ещё приятнее думать, что на вырученные деньги я смогу купить себе нормальную одежду.
Охотник ошибся в одном: я не рухнул. Сила твари усвоилась так же легко, как стакан кефира. И когда мы вернулись в деревню, я чувствовал себя так, будто был готов хоть сейчас принять участие в атлетическом троеборье.
Я и прежде догадывался, что с моим пребыванием в родительском доме что-то нечисто. Как и с самими типа-родителями. Нежных чувств ко мне явно никто не испытывал, моё присутствие здесь просто терпели. А теперь, утром, после очной ставки, наконец стало ясно, почему.
Никаким кровным родством здесь действительно не пахло. Меня, младенца, им просто втюхали на содержание. И за свои хлопоты они получали неплохую, по деревенским меркам, плату.
— Два мешка муки в год, — повторил я. — И отрез полотна. Что ж, если когда-нибудь возникнет вопрос о цене моей жизни, я смогу точно на него ответить… Так, ну на дворе у нас май. Расплатились с вами в начале года, следовательно, муку вы истратили ещё не всю. А полотно и с прошлых лет лежит про запас.