— Вам чаю, аль чаво другого? — строя из себя радушного хозяина, предложил Верлиока. — А то и поесть осталось, — кивнул он на стол.

У меня снова начались рвотные позывы, а жабоид сдвинул объедки в сторону и увалился локтями на столешницу.

— Не беспокойся Никодим Аристархович, сыты мы, спасибо.

— Ну гляди, гляди… Так чаво там кикиморы удумали?

Жабоид не стал размениваться по мелочам и сразу выдал:

— В нетрадиционную ориентацию подались. В ЛГБТ, так сказать. Все разом.

Я аж присел. Чего он болтает? За такие шутки этот здоровяк нам такую ЛГБТ устроит, что мы сами в неё подадимся. Нашёл тему! Я завертел пальцем у виска, дескать, чего говоришь, придурок, и одновременно начал продвигаться к выходу.

Но Верлиока не понял. Для него что ЛГБТ, что АБВГД — один бес дремучий лес.

— Это что ж за оринтация? Никак опять к колдовству потянулись?

— Именно, — мотнул головой жабоид. — К колдовству. Зачаровывают кого ни попадя, и творят всякие непотребства. Вроде даже кровь пьют.

— Вон оно как, — присвистнул Верлиока. — Ко мне тут одна захаживат, ничего из себя, полненька, а я и стелюсь перед нею. А оно вон как. Зачаровывают…

Он опёрся подбородком о ладонь, застыл, и было в его позе что-то роденовское: опущенная долу голова, сплюснутые губы, размытый взгляд. Жабоид помахал возле его рожи пальцами — никакой реакции.

— Всё, завис. У нас теперь часа два есть. Идём.

— Что ты с ним сделал?

— Информацию дал к размышлению. Он теперь из этой позы долго не выберется, слабость у него к мыслительному процессу.

На улице к нам вновь подскочила собачья свора, залаяла, оскалилась. Жабоид поддел одну псину носком ботинка, отшвырнул, остальные отбежали сами.

— Видишь болонку? — спросил он.

— Где?

— С краешку, ближе к оврагу.

Там и в самом деле суетилась вислоухая блондинка с кудряшками. Оригинальная псина, я приметил её, едва мы зашли в ворота. Своим хриплым лаем она как бы показывала всей стае, я с вами, но в то же время держалась особнячком.