Поэтому офицер должен быть немногословен, краток и точен в отдаваемых им приказаниях, особенно в период боевых действий, поскольку словом можно погубить дело, погубить людей. Именно поэтому ни одна сфера человеческой деятельности не требует такого напряжения умственных способностей как военная, выразить многое в немногом – величайшее искусство.

Сакральность слова проявлялась и в дуэльных историях, которые были распространенным явлением среди дворян и офицеров не только русской, но и многих европейских армий вплоть до XX века. Иногда, правда, возникали обстоятельства, когда дуэль была «пробочной», то есть ее участниками заранее оговаривалось, что никаких последствий, кроме «выстрела» пробки шампанского в потолок, у нее не будет.

Но оскорбление словом, если оно носило публичный характер, как правило, вело к настоящему поединку, если, конечно, не последовало извинений. В Дуэльном кодексе В. Дурасова (1912 год), являвшимся своего рода итоговым документом, регулировавшим проведение дуэлей в России, в и. 2 было зафиксировано: «Оскорбление есть посягательство на чье-либо самолюбие, достоинство или честь. Оно может быть нанесено на словах, письменно или действием». Именно угроза неизбежной расплаты за каждое обидное, пусть и нечаянно произнесенное слово, заставляла дворянина и, в первую очередь, офицера тщательно взвешивать свои слова и не допускать грубости и бестактности не только на словах, но и в мыслях. Это, конечно, не относилось к шуткам или неосторожным высказываниям, без которых невозможно нормальное человеческое общение. Поэтому каждый русский офицер обязан был так вести себя в обществе, чтобы своими действиями, словами и образом мыслей не только не совершить ничего оскорбительного, но и не допустить даже малейшего намека на это. Он должен был относиться ко всем «лицам других сословий с уважением и свое чувство собственного достоинства не должен выражать надменностью пред этими лицами» [27]. В первую очередь, это требование касалось их отношения к своим подчиненным.

Отношение к солдатам. В целом в гвардии отношение к нижним чинам было намного гуманнее, чем в армии, что обуславливалось более высоким образовательным и культурным уровнем офицеров. Так, генерал-лейтенант А. Н. Марин, рассказывая о своем брате – полковнике и поэте Сергее Никифоровиче, подчеркивал, что главной чертой его характера было «природное дарование снискивать любовь и доверенность как начальников, так и подчиненных». Старые солдаты помнили его и спустя много лет при встречах с его братом, часто говорили о нем. Полковник Марин был смертельно ранен в сражении при Бородино. В одном из своих стихотворений он передал атмосферу всеобщего обожания, которая окружала тогда военных в России:

Нельзя отрицать того очевидного факта, что солдатская служба в то время была очень тяжелой, за малейшую провинность солдат могли подвергнуть тяжелым телесным наказаниям. Впрочем, они были характерны для армий всех европейских государств, кроме Франции, – и в Пруссии, и в Австрии, и в Великобритании они сохранялись вплоть до середины или даже до конца XIX века.

Во Франции они были отменены сразу после революции, а в России только в 1863 году.

Самым тяжелым было наказание шпицрутенами, которое представляло большую опасность для жизни и здоровья провинившегося солдата. В словаре Брокгауза и Эфрона указано, что по Своду военных постановлений 1839 года, осужденный должен был идти сквозь строй за унтер-офицером, держась за приклад ружья, штык которого был направлен против него, что мешало ему произвольно ускорять ход, чтобы избегать ударов. При экзекуции должны были находиться доктор и фельдшер для приостановки наказания в случае опасности его для жизни провинившегося. Учитывая большую смертность в русской армии от такого рода наказаний, последовало секретное (!) распоряжение великого князя Михаила Павловича об отмене шпицрутенов, которые были заменены розгами, а также о запрещении любых телесных наказаний на морозе. Розги, которые представляли собой тонкие гибкие прутья, были более мягким вариантом наказаний и ими секли за провинности даже дворянских детей как в семьях, так и в учебных заведениях.

Конечно, процветало и рукоприкладство. В «Воспоминаниях неизвестного», опубликованных в «Русской старине» в июле 1894 года, отмечалось, что чаще всего били солдат их непосредственные начальники – унтер-офицеры и фельдфебели. Гораздо реже к этому способу наказания прибегали офицеры. Но если это и происходило то, как правило, в армейских полках и некоторых непрестижных гвардейских, где офицерский состав пополнялся в основном из нижних чинов.

Нельзя сказать, что такие карательные меры по отношению к солдатам были только прихотью или самодурством начальников, их жестоко наказывали за дезертирство, трусость в бою, мародерство и другие воинские преступления. Часто это позволяло им избежать расстрела. Л. Н. Толстой в своем раннем произведении «Рубка леса. Рассказ юнкера» писал: «В России есть три преобладающие типа солдат, под которые подходят солдаты всех войск; кавказских, армейских, гвардейских, пехотных, кавалерийских, артиллерийских и т. д. Главные эти типы, со многими подразделениями и соединениями, следующие: Покорных, Начальствующих, Покорных и Отчаянных». Естественно, что во многом императивы их поведения определялись принадлежностью к указанному Толстым типу.

Наказания наказаниями, но в реальной действительности гораздо чаще наблюдалась обратная картина: офицеры заботились о своих солдатах и помогали им после службы найти достойное место в гражданской жизни. В период боевых действий стремление русских офицеров заслужить уважение своих солдат и личным примером вдохновить их на подвиги было повсеместным явлением. Так, например, в августе 1914 года в сражении под Каушеном (Пруссия) тяжелораненый поручик Кавалергардского полка князь Д. П. Кильдишев был вынесен под огнем неприятеля своими подчиненными с поля боя. Умирая, он на французском языке обратился к своему командиру полка генерал-майору князю А. Н. Долгорукову с просьбой наградить солдат, которые спасли его от плена. Обратите внимание – последняя просьба в его короткой земной жизни (ему было всего 27 лет) касалась не родителей, не любимой женщины, а солдат, которые воевали с ним рядом. И это далеко не единичный случай: в истории России много таких примеров.

Религия. Военные, как и все люди, которые часто сталкиваются со смертью, не могли не думать о Боге, хотя в повседневной жизни русских офицеров религия в ту эпоху не занимала сколь-нибудь значимого места.

Как вспоминал о своей службе в Кавалергардском полку декабрист князь С. Г. Волконский: «Вовсе не было ни в ком религиозности, скажу даже, во многих безбожничество». Безусловно, это явление было связано с пропагандой атеизма, получившего широкое распространение после французской революции в среде русского дворянства и аристократии. Граф Ж. де Местр, живший в России в начале XIX века и одно время достаточно часто беседовавший с Александром I, писал в своих воспоминаниях, что при русском дворе даже думали об полном упразднении церкви [28, с. 34].

Ситуация резко изменилась в Отечественную войну. Русские солдаты и офицеры перед Бородинской битвой, по веками освященной традиции, надевали чистые рубахи и исповедовались, потому что, как вспоминал впоследствии поручик Н. Любенков – «молитва для русского есть уже половина победы» [29].

Накануне Бородинской битвы солдатам и офицерам русской армии представили икону Смоленской Божьей матери, спасенную из горящего Смоленска. «Теперь, накануне великого дня Бородинского, главнокомандующий велел пронести ее по всей линии…. Везде творилось крестное знамение, по местам слышалось рыдание. Главнокомандующий, окруженный штабом, встретил икону и поклонился ей до земли» [30].

После бегства Наполеона из России, Александр I издал Манифест об окончании войны в котором, предписывалось ежегодно проводить молебен в память об этом событии. Таким образом, день окончания войны стал своеобразным религиозным праздником, символизировавшим победу православной веры над атеизмом. Императором было принято решение – «в ознаменование благодарности Нашей к Промыслу Божию, спасшему Россию от грозившей ей гибели, вознамерились Мы в Первопрестольном граде Нашем Москве создать церковь во имя Спасителя Христа». Но строительство этого храма, являвшегося коллективным кенотафом русских воинов, погибших в войне с Наполеоном, по целому ряду причин было завершено только к концу XIX века.

Молебен накануне Бородинского сражения.

Цветная литография с рисунка Н. Самокиша

Просуществовал он недолго – его взорвали и уничтожили в 1931 году.

После взятия Парижа во время празднования православной Пасхи 10 апреля 1814 года, по решению российского императора армии всех государств, включая французскую, собрались на военный парад и православный молебен на площади Конкорд, чтобы принести благодарность Богу за окончание войны. На месте казни французского короля Людовика XVI установили алтарь, и Александр I назвал это действие «очистительной молитвой и духовным торжеством России в сердце Франции».

Благодарственный молебен союзных армий на площади Людовика XV в Париже 10 апреля 1814 года.