Ну и, наконец, в-третьих, а разве внешняя красивость не имеет значения? Нет ничего непригляднее распущенных военных, а гвардейские офицеры тем и славились, что в любой обстановке они поддерживали свой внешний вид на высоте. Всегда элегантные, невозмутимые, физически сильные – они невольно внушали уважение всем, кто с ними сталкивался. Это были те качества, которые они сохранили вплоть до революций 1917 года, уничтоживших русскую императорскую гвардию. А отношение к ней в начале XIX века ясно выразил Грибоедов в своей комедии «Горе от ума»:
Предубеждения Москвы
К любимцам, к гвардии, к гвардейским, к гвардионцам; Их золоту, шитью дивятся будто солнцам!
1.3 Быт, психология и мировоззрение русских офицеров гвардии
Быт гвардейского офицера определялся во многом воинскими традициями и близостью к великосветскому обществу и императорской фамилии.
В целом общественные взгляды гвардейского офицера очень точно выразил Толстой в своем знаменитом романе «Анна Каренина», когда описывал отношение графа Вронского к женщинам: «В его петербургском мире все люди разделялись на два совершенно противоположные сорта. Один низший сорт: пошлые, глупые и, главное, смешные люди, которые веруют в то, что одному мужу надо жить с одною женой, с которою он обвенчан, что девушке надо быть невинною, женщине стыдливою, мужчине мужественным, воздержным и твердым, что надо воспитывать детей, зарабатывать свой хлеб, платить долги, и разные тому подобные глупости. Это был сорт людей старомодных и смешных. Но был другой сорт людей, настоящих, к которому они все принадлежали, в котором надо быть, главное, элегантным, красивым, великодушным, смелым, веселым, отдаваться всякой страсти не краснея и над всем остальным смеяться» [23, с. 88–89].
Такое отношение, в сущности, поощрялось в высшем свете. Но все-таки интересы службы и, конечно, карьеры у гвардейских офицеров всегда стояли на первом месте. Толстой подчеркивает это обстоятельство, когда рассказывает о реакции матери Вронского на роман ее сына с Анной Карениной: «В последнее время она узнала, что сын отказался от предложенного ему, важного для карьеры, положения, только с тем, чтоб оставаться в полку, где он мог видеться с Карениной, узнала, что им недовольны за это высокопоставленные лица». Отсюда и ее негативная реакция на поведение сына. Старший брат, – пишет далее Толстой, – по этой же причине был недоволен младшим. «Он не разбирал, какая то была любовь, большая или маленькая, страстная или не страстная, порочная или не порочная (он сам, имея детей, содержал танцовщицу и потому был снисходителен на это); но он знал, что это любовь, не нравящаяся тем, кому нужно нравиться, и потому не одобрял поведения брата» [23, с. 134]. Эти суждения родных Вронского вполне можно понять – ранее по такому поводу Пушкин писал:
Возможно поэтому, чтобы избежать громких скандалов, гвардейские офицеры часто увлекались женщинами, имевшими более низкий социальный статус, как правило, актрисами императорских театров. Для этого сложились вполне благоприятные обстоятельства – во времена Николая I возникла мода на балет и поэтому в балетные труппы отбирали, как правило, исключительно красивых, одаренных и обаятельных девушек из низших сословий. Состоятельные гвардейские офицеры прекрасно знали самых красивых актрис и достаточно часто брали их на содержание. Фактически женские театральные труппы того времени были своего рода гаремом для мужской части императорской семьи и высшей аристократии и, конечно, для самого императора. Будущих актрис к этому готовили с начала их поступления в театральное училище, и сам Николай I подавал своим подчиненным пример, прямо скажем, не лучшего отношения к будущим балеринам – он называл эти увлечения «васильковыми дурачествами».
На переднем плане акварели – группа из одиннадцати человек, поименно перечисленных на медной дощечке, прикрепленной к старинной раме: «1. Корнет князь Николай Сергеевич Вяземский лежит. 2. Ротмистр Григор. Витт с вахмистром Докучаевым вдали. 3. Штаб-ротмистр Алекс. Григорьевич Ломоносов сидит на ковре. 4. Ротмистр Ив. Ив. Ершов стоит слева руки позади. 5. Посланник в Бразилии Сергей Григорьевич Ломоносов. 6. Поручик Яковлев сложа руки на груди. 7. Флигель-адъютант ротмистр Ираклий Абрамович Баратынский. 8. Корнет князь Витгенштейн, с трубкой в руке. 9. Корнет князь Александр Егорович Вяземский, рассказывающий полковнику князю Дмитрию Алексеевичу Щербатову, который сидит на складном стуле, о похищении из Императорского Театрального училища воспитанницы, танцовщицы, девицы Кох». Источник Акварели и рисунки Лермонтова. URL: http://feb-web.ru/feb/lermont/texts/selected/k80/k80-015 – .htm.
Впрочем, и до него богатые и знатные вельможи не отличались строгостью нравов, так при Екатерине II князь Безбородко взял на содержание балерину Ольгу Каратыгину, которая родила ему дочь, после чего он выдал ее замуж за правителя своей канцелярии [24, с. 25].
Вследствие такого положения имена многих выдающихся актрис хорошо знали в высшем свете. Одну из них – балерину Е. И. Истомину прославил Пушкин в своей поэме «Евгений Онегин». С ней была связана нашумевшая история с дуэлью между кавалергардом графом В. В. Шереметевым и камер-юнкером графом А. П. Завадовским, в результате которой Шереметев был тяжело ранен и скончался через сутки после поединка.
Летом 1835 года в Петербурге в великосветских салонах оживленно обсуждали историю с исчезновением актрисы Софьи Кох, которая имела несчастье понравиться самому императору. Но к этому времени она уже имела молодого возлюбленного – корнета лейб-гвардии Гусарского полка князя А. Е. Вяземского, который с помощью своего друга офицера-преображенца Васильева выкрал ее из театрального училища и переправил в Данию. После этого «дерзкого» поступка по распоряжение императора они оба были отправлены на Кавказ. Лермонтов запечатлел главного героя этой скандальной истории в своей акварели «Бивуак лейб-гвардии Гусарского полка под Красным Селом».
Можно отметить, что соперничество из-за женщин и даже похищение чужих жен не было таким уж редким событием в офицерской среде, поэтому сюжет поэмы Лермонтова «Тамбовская казначейша», скорее всего, был взят из реальной жизни. Прославился такой историей уже на пике своей карьеры одноклассник Лермонтова по гвардейской Школе – генерал-фельдмаршал князь А. И. Барятинский, о чем будет рассказано ниже.
Хороший знакомый великого поэта и его возможный секундант на дуэли с Мартыновым князь С. В. Трубецкой в 1851 году похитил замужнюю барышню – Л. А. Жадими-ровскую, пытался сбежать с ней за границу, но был задержан, арестован и разжалован в солдаты. И другие, похожие на этот, события иногда оборачивались глубокой душевной трагедией – вспомним замечательный рассказ И. А. Бунина «Солнечный удар», главный герой которого – безымянный поручик не может забыть свою случайную подругу. Такого рода романы были обыденным явлением среди офицеров, поскольку жениться они могли только после получения разрешения полкового командира и офицерского собрания. В гвардейских полках к тому же собирали сведения о семье и происхождении невесты, и если ее кандидатура не устраивала по каким-либо причинам офицеров полка, то претенденту на ее руку предлагалось либо отказаться от женитьбы, либо подать в отставку.
Кроме великосветских развлечений обычным времяпровождением в офицерской среде была карточная игра. Это увлечение подробно описано в «Капитанской дочке» Пушкина, в повести «Фаталист» Лермонтова, в романе «Война и мир» Толстого и в других произведениях классиков русской литературы. В своей поэме «Тамбовская казначейша» Лермонтов отмечает, что ее главный герой штаб-ротмистр Гарин – «отцовское именье еще корнетом прокутил», после чего поддерживал свое материальное положение исключительно игрой в карты. Для определенных представителей разоряющегося дворянства и офицерства это занятие становились постоянным «промыслом», неверным, но легким и поэтому зачастую весьма привлекательным способом обогащения. Неудивительно, что вследствие этого отмечались многократные случаи шулерства, но в случае выявления таковой склонности виновного навсегда исключали из дворянского общества, а офицеров вынуждали уходить в отставку. Убийцу Лермонтова Мартынова подозревали именно в этом пороке.
Вместе с тем эти увлечения и «шалости», как было принято называть в то время различного рода экстравагантные поступки молодых офицеров, не препятствовали им свято соблюдать принципы чести и долга вплоть до падения Российской империи. Несомненная храбрость, ответственность за жизни своих солдат, военная элегантность всегда отличали многих из них, и вызывали невольное уважение у всех, кто соприкасался с ними или на поле боя, или в мирной жизни [25, с. 218]. Отсюда и их высокое положение в обществе, отсюда и неравнодушное отношение женщин, которые, по образному выражению Грибоедова, – «к военным людям так и льнут, а потому, что патриотки». Эти чувства весьма точно выразил А. А. Блок в своей поэме «Возмездие». Напомним читателям, что детство Блока прошло в казармах лейб-гвардии Гренадерского полка, поскольку его отчим Ф. Ф. Кублицкий-Пиоттух был его офицером.
Обратим внимание на последние слова – «крещены огнем и делом». «Делом» в русской армии традиционно называлось участие в боевых действиях.
Но в обществе далеко не всегда любят тех, кто, неважно по каким причинам, занимает в нем более высокое положение. Отсюда и презрительное отношение к военным со стороны штатских или «штрюков», как их называли в офицерской среде, не столь заметное, но уже проявлявшееся во времена Лермонтова и достигшее своего апогея в конце XIX – начале XX века. С их точки зрения офицеры – это не только люди, не блистающие интеллектом (это стало уже устоявшимся штампом, вспомним полковника Скалозуба), но они еще и «цепные псы самодержавия», задача которых уничтожить «свободу» в обществе. Такие, как раньше говорили, «благоглупости», тиражировались постоянно, и только у немногих русских мыслителей хватало духу признать привилегированное положение военных естественным порядком вещей в российском государстве.
Известный русский философ К. Н. Леонтьев писал: «Хорошо нам, штатским гражданам, писать о политике и войне, позволительно нам подчас и желать даже этой войны…для пользы отчизны и даже человечества; но недаром же спокон веку ценились и чтились особенно те люди, которым выпадает на долю нести за всех нас труды, болезни и все тягости походов и подвергаться всем ужасам и опасностям битв… Военные (при всех остальных равных условиях личных), выше штатского по роли, по назначению, по призванию. При всех остальных равных условиях – в них и пользы и поэзии больше….» [26, с. 125–126]. Это мнение Леонтьева, как нам представляется, продиктовано простым обстоятельством – война требуют слитности в одно целое «слова и дела», их нельзя разорвать пополам без ущерба для воюющей стороны. Представим себе такую картину – отдано неправильное приказание в результате исполнения которого погибли тысячи солдат и офицеров, а генерал потом начинает оправдываться, что, мол, его не так поняли. Такое сложно представить в период боевых действий, поскольку приказы не должны допускать двусмысленности. Но в повседневной гражданской жизни это обычное и заурядное явление – редко у кого хватает смелости признать, что он сказал если не глупость то, по меньшей мере, неправду. Более того – сознательной ложью часто начинают кичиться и представлять ее как добродетель, забывая о том, что изолгавшееся общество, как и государство, неизбежно обречены на гибель.