А сейчас он, одетый в белое облачение, спрашивал у Томми, а затем у Дженни, согласны ли они быть мужем и женой "в хорошие времена и в плохие, в богатстве и в нищете, в болезни и в здоровье, пока смерть нас не разлучит"[146], и оба они отвечали утвердительно. Я залюбовался Дженни – она была бесподобна в красном шёлковом платье[147], под кружевной фатой – и то, и другое подарила маркиза Дюкень, причём платье сшили её дочери.
– Провозглашаю вас мужем и женой! – произнёс с явным шотландским акцентом пожилой священник. – Можете поцеловать невесту.
Томми откинул фату Дженни и впился губами в её губы, и гости зааплодировали. А я, радуясь за своего лучшего друга, подумал, что скоро и мне улыбнётся счастье – по расчётам Хаса, сасквеханноки прибудут в Квебек через две-три недели, и в их числе девушка, которая мне стала ох как небезразлична. Конечно, мои родители, наверное, скончались бы от удара, узнав, что я собираюсь жениться не на напыщенной дочери кого-нибудь из людей высшего колониального света, а на "дикарке". Увы, подумал я с некоторым раскаянием, вряд ли я скоро увижу своих маму и папу – мне теперь дорога на английскую территорию заказана, ведь меня там, наверное, считают погибшим, а вот если я воскресну – то предателем. Тем более, что я не могу даже представить себе жизни среди людей, которые так поступают в отношении хозяев этой земли – сасквеханноков и ленапе, ирокезов и массачусеттов, нарангасеттов и гуронов…
А теперь нам предстоит долгая дорога вниз по реке Святого Лаврентия в одноимённый залив, и далее на остров Святого Иоанна, где Хас собирается обучить и оснастить местных акадцев, чтобы в ближайшее время отбить у англичан форты Гаспаро и Босежур, а затем, если Бог даст, и всю Акадию. Первые две роты, кстати, будут состоять из шотландцев – и протестантов, из прихожан отца Дэвида, и католиков. А может, наберётся и целый батальон – запись добровольцев до сих пор идёт весьма резво. Очень уж наши друзья из Каледонии хотят отомстить англичанам.
А мне, конечно, не хочется участвовать в боевых действиях против своих же соплеменников. Но меня заверили, что у меня будет другая работа – под руководством Макса, русского медика, и вместе с Серой Цаплей, нашей задачей будет организация медицинской службы отряда, а также работа над созданием "новой медицины" – в первую очередь, над заменой медицинских препаратов, имеющихся у русских, лекарствами на основе местных растений и имеющихся снадобий.
– Идите с миром! – провозгласил отец Дэвид, и мы пошли в кареты, которые отвезут нас в дворец губернатора. А после свадебного пира, увы, мир нам достаточно долго будет только сниться…
На свой корабль я попал не сразу. Для начала меня отправили на корабельную верфь, где под началом десятника я и еще четверо новичков стали обучать всем премудростям строительства кораблей. Ну, топором я умел пользоваться сызмальства, а когда десятник узнал, что я, ко всему прочему, еще и кузнец, то сразу же доложил об этом плотницкому комендору, а тот – корабельному мастеру Гавриле Окуневу. Тот недавно вернулся из Франции, где обучался судостроению.
Порасспросил тот меня и предложил остаться на верфи в Петербурге, пообещал хорошее жалование и квартирные деньги, чтобы я жил не в казарме, а в снимаемом жилье. Только я сразу отказался. Ведь не выдержу я, отправлюсь к царевне в Смольную слободу, и попаду прямиком оттуда в Тайную канцелярию. Только себе и ей хуже сделаю. Да и хотелось мне выйти в море на корабле, посмотреть на мир, на другие народы.
Фрегат «Митау», который мы строили, был не очень большой, но и не маленький, в длину он был семнадцать с половиной саженей, или сто двадцать два с половиной фута. Строился он на французский манер, коему обучался во Франции Гаврила Окунев. На фрегате было три мачты и 32 пушки. Служить на нем должны были две сотни человек, в числе которых был и я. А командиром фрегата поставили капитана полковничьего ранга Петра Дефремери. В Адмиралтействе решили – коль корабль строился на французский манер, пусть на нем служит француз. А прочие офицеры на нем были русские: лейтенанты Петр Чихачев и князь Алексей Вяземский, и мичманы Харитон Лаптев и Василий Войников. Да и сам командир наш хоть и был французом, но душой был русский.
Проработал я на строительстве фрегата до самого его спуска на воду, который и произошел в мае 1733 года в присутствии самой императрицы Анны Иоанновны. При этом пушки палили в крепости адмиралтейской, и народ, который собрался посмотреть на сие зрелище, кричал ура и радовался, что у державы нашей появился еще один корабль.
Потом фрегат отвели в Кронштадт, где закончили его оснастку и стали готовить к первому плаванью. Только оно оказалось неудачным – как только «Митау» вышел в море, как в трюме его открылась течь, и мне с помощниками пришлось ее спешно заделывать. Командир ругался, но не на нас, а на чинов адмиралтейских, которые приказывали строить корабли из сырого леса. А ведь по правилам лес, из которого строят корпуса кораблей, следовало тщательно просушивать.
Течь мы заделали, «Митау» снова вышел в море, только в дальний поход ему так и не пришлось сходить. Началась осень, а с нею шторма. Потому президент Адмиралтейств-коллегии граф Головин велел идти в Кронштадт, где разоружиться и готовиться к зимовке.
Там в Кронштадте я и просидел до начала навигации 1734 года. Вроде и Петербург под боком, а ездить туда без особой нужды никто не хотел. Уж больно лед в Финском заливе был коварный. Не раз сани и буера тонули по дороге в Рамбов[148] в промоинах. Тот же кому посчастливилось выбраться на лед, молили Бога, чтобы им побыстрее удалось добраться до теплого жилья и отогреться крепким горячим чаем и чаркой рома.
А пока мы всю зиму сидели в Кронштадте, наша армия воевала с поляками у Данцига. Упрямые жители этого города не хотели выдавать бывшего польского короля Станислава Лещинского, укрывшегося за стенами города. Генерал Петр Ласси, попытавшийся силой войти в город, потерял немало солдат при штурме его фортов, после чего начал правильную его осаду. Дабы не позволить французам, которые были союзны полякам, доставлять по морю в город оружие, порох и подкрепление, из Кронштадта к Данцигу вышла эскадра под командованием адмирала Томаса Гордона. В числе прочих кораблей был и наш фрегат «Митау».
Вот во время этого похода мы и попали в плен к французам. И с той поры начались мои скитания по белу свету…
В 1534 году французский мореплаватель Жак Картье поставил крест на полуострове Гаспе, находящемся к югу от устья реки Святого Лаврентия, и провозгласил прилегающие земли владениями французского короля Франциска I. И уже в 1541 году была основана первая колония на месте теперешнего города Квебек – Форт Шарльбур-Руаяль, но просуществовала она лишь два года.
Следующие попытки обосноваться на новом континенте произошли лишь через более чем полсотни лет, но обе оказались неудачной. И лишь в 1608 году была основана первая успешная колония – город Квебек.
Почему более теплолюбивые французы начали колонизацию со столь холодного региона Северной Америки, тогда как привычные к холоду англичане начали с острова Роаноук в теперешней Северной Каролине, а после исчезновения колонии – в Виргинии, остаётся загадкой. Но, как бы то ни было, французы селились именно в долине Святого Лаврентия, где зимой столбик термометра нередко падает до минус тридцати, и это при повышенной влажности. Впрочем, одна попытка обосноваться в более тёплых краях имела место в 1564 году, в теперешней Флориде, но созданный как убежище для гугенотов форт Каролин был практически сразу же захвачен и уничтожен испанцами, которые считали Флориду своей.