Из отпущенного срока уже прошло шестьдесят часов. Сразу же после завтрака мать достала из чулана дорожные сумки и стала собирать вещи. Все документы были уже подготовлены и сложены в отдельную папку. Отец еще пил свой кофе за обеденным столом.

— Куда-то собираешься? — спросил он тоном, которым обычно говорят голосовые помощники.

Мама не нашла, что ответить, и лишь тяжело опустилась на диван.

— Я спросил, ты собираешься куда-то уезжать?

— Женя, ну как же…

— Я всегда думал, что такие вещи должны согласовываться со всеми членами семьи. Разве нет? Почему же ты ставишь меня перед фактом? Вот, например, наше правительство не имело права так с нами поступать. Ни по закону, ни по совести. Но у них есть право силы и реальной власти. Те, кто сегодня драпают на запад, безусловно, тоже имеют на это право. Но я имею личное право во всем этом не участвовать!

Отец поднялся, извлек из сумок свои вещи и вернул их в шкаф. Потом, не говоря ни слова, ушел в спальню.

— Максим, а ты что скажешь? — спросила мать со страдальческой интонацией.

— Не знаю я! Мама, прости!

Ему вдруг стало невероятно тяжело находиться в их квартире, превратившейся в эпицентр семейного противостояния. Схватив телефон, Макс выбежал на улицу. И почти сразу же почувствовал стыд. Еще недавно он считал себя практически взрослым мужиком, а сегодня повел себя как истеричный подросток. Максим долго сидел во дворе, рядом с неработающим фонтаном. Жара нарастала. Вдруг телефон в его руке требовательно завибрировал. Звонила Поля.

Он почти ничего не слышал сквозь тревожный шум на том конце линии. Наконец голос Поли прорвался сквозь звуки автострады:

— Мне… вернуться в Новокузнецк… из-за этой дуры… пожалуйста… встретить меня…

— Где? Где встретить? Когда? — орал в трубку Максим, а треск на том конце линии все нарастал, чтобы потом резко оборваться.

***

Максим поставил свой скутер на парковку у Привокзальной площади. Кажется, он набрал номер Поли уже раз пятнадцать, но абонент не отвечал. Конечно, самым реалистичным объяснением было бы то, что у ее телефона банально сел аккумулятор, но Максим не мог не тревожиться. Как можно кого-то встретить, если не знаешь ни времени, ни места? Он рассуждал логически: Мироновы уехали на машине, выходит, Полина решила вернуться откуда-то с полдороги, с неизвестной ему точки на трассе. Скорее всего, она поехала в город на автобусе или попутке. Железную дорогу можно практически исключить. Вариант с попуткой был самым тупиковым — ищи-свищи ветра в поле! Оставались автобусы.

Автовокзал был для Максима местом хорошо знакомым. Сколько раз он возвращался на эти перроны, чтобы вскоре снова отправиться отсюда в Томск. С утра и до позднего вечера здесь толпился народ, шеренгой стояли автобусы. Сегодня здесь все было по-другому. То есть толпа народа была, а вот автобус наблюдался только один. В воздухе витала нервозность.

— Рейс по маршруту Новокузнецк-Белово-Кемерово откладывается из-за неприбытия автобуса, — объявили по громкой связи. — Автобус, следующий по маршруту Новокузнецк-Журавлево-Новосибирск, отправляется через пять минут с перрона номер четыре.

Толпа на перроне пришла в бессмысленное броуновское движение. Внезапно от нее отделилась группа людей и бросилась к уходящему на Новосибирск автобусу. Под натиском людей, перегородивших движение и колотящих в двери, водитель был вынужден остановиться и открыть автобус. Скоро народу туда набилось как в маршрутку в час пик. Максим стоял, оцепенев от удивления. На его глазах жизнь дала трещину, по инерции держащийся в городе порядок рухнул. Те, кому не хватило места на подножке, бросились к багажному отделению. В считанные секунды замки были взломаны, а сумки и чемоданы законопослушных пассажиров полетели на асфальт. Люди набились в багажный отсек: кто лежал, кто сидел, кто скрючился в неестественной позе. Хозяева багажа реагировали по-разному. Некоторые смиренно смотрели на гибель того, что было нажито долгим трудом — выбраться из переполненного автобуса все равно не представлялось возможным. Пожилая женщина открыла окно и начала истошно кричать. Машинально отметив про себя, что некоторые из ее выражений он не слышал даже в казарме, Максим пошел в здание автовокзала.

На пути ему попался очень странный человек. То ли пьяный, то ли юродивый, он орал во всю глотку, и его крик гулко отражался от облицованных плиткой стен:

— Ликвидация! Ликвидация! — вопил он. — Началась ликвидация страны!