— Ну, всё. Давайте его грузить.
Фёдору не терпелось убраться подальше от злополучного озера, и он решительно обратился к Луке:
— Давай, мы вперед поедем, покойника скорей свезем, а ты, как сможешь, подъезжай к администрации. Буду показания снимать, — и, не дожидаясь ответа, шериф забрался в кабину вездехода.
***
Лука Турдагин слыл в поселке человеком известным. Каких-нибудь три года назад он был одним из многих и мало чем отличался от остальных представителей своего народа. Жил как все в передвижном балке из оленьих шкур с женой Натальей, перегонял стадо с пастбища на пастбище, пока по Плато не прокатилась эпизоотия сибирской язвы.
Так не стало у Луки его оленей. Тогда и запили Турдагины по-черному, а когда наконец-то вернулись в человеческое состояние, обнаружили, что жить по-прежнему они то ли не могут, то ли не хотят. Знакомые уговаривали уехать на материк, обещали помочь с работой в Туруханске, а их единственную дочь Ольгу отправили на учение в Енисейск. Однако Турдагины решили остаться. От большого некогда хозяйства осталась у Луки оленья упряжка да пара огромных маламутов.
Промышлял Лука чем придется: рыбачил на окрестных озерах, заготавливал ягоду, готовил юкколу[2] на продажу. Заведующий столовой величал его не иначе как «наш поставщик», а Наталью часто можно было увидеть в Поселке или рядом с вертолетной площадкой, торгующей своим нехитрым, но очень вкусным товаром.
Необходимость в кочевой жизни отпала сама собой, но все же семья продолжала жить в балке, в паре километров от Поселка. Вроде и цивилизация под боком, а все же они сами себе хозяева — вольные кочевники.
В общем, было совершенно закономерно, что бедного утопленника выудил из озера не кто иной, а именно Лука.
***
Опрос свидетеля и составление подробного протокола заняли у Фёдора не более часа. Затем он составил рапорт в Следственный комитет Красноярского края. Вроде бы, не самая тяжелая работа, уж точно лучше, чем у доктора Затеева, проводившего в это самое время вскрытие покойника, и все же шериф ощутил себя уставшим и опустошенным. Он опустился в офисное кресло и сидел так в бесплодном отупении, пока не осознал, что ничего путного сегодня уже не сделает.
Фёдор подошел к настенному календарю и зачеркнул сегодняшний день жирным крестом. Оставалось еще пять дней. Какие бы неприятности не случились здесь, на Плато, через пять дней сюда приедет Светлана и его кровинушка Алексей Фёдорович.
[1] СВП — судно на воздушной подушке.
[2] Юккола — сушено-вяленое мясо рыб или северного оленя.
Глава 2. Пустыня
Учебный год закончился еще неделю назад, но для Лидии Метёлкиной лето не обещало быть томным.
Минуло уже два года с тех пор, как ее жизнь необратимо изменилась. Все, что случилось с ней раньше — далекое детство в Городе-на-Протоке, Енисей, постигшая их край Беда, а затем и подземный город Метрополия — осталось в далеком прошлом. Настоящая жизнь требовала от Лиды постоянных усилий по преодолению себя и обстоятельств. Ей приходилось ежедневно бороться со своей робостью, неуверенностью, страхом прослыть смешной, беспомощной или попросту чокнутой. В минуты слабости она иногда напоминала себе, что сотни тысяч людей — иммигрантов из соседних стран, ежедневно сталкиваются со схожими трудностями и преодолевают их. Могут они, сможет и она.
И все же Лида понимала: еще неизвестно, как сложилась бы ее судьба, если бы не занятия в Центре. В это учебное заведение, созданное под патронажем Управления Перспективного развития (именуемого в народе просто Министерством будущего) и ставшее для него кузницей кадров, попасть было непросто. Лиде, можно сказать, невероятно повезло. Благодаря протекции высокопоставленного сотрудника Управления Максима Евгеньевича Шишкова она была принята на первый курс, не имея при себе ни паспорта, ни аттестата, ни прописки, ни денег. Естественно, все это было незаконно.
Постепенно основные проблемы удалось решить. Лида получила паспорт и аттестат. С технической точки зрения это были совершенно официальные, настоящие документы, хотя они и содержали в себе заведомо ложную информацию, согласно которой Лида родилась в городе Мариинске и окончила там среднюю школу. Поначалу она очень боялась разоблачения, но потом как-то свыклась, притерпелась. Материальных проблем у нее и вовсе не было: курсанты Центра в течение первых двух лет ставились на полное довольствие. В общем, жить можно.
Лидия Метёлкина прожила в Новокузнецке два года, но так и не смогла смириться с мыслью, что Новокузнецк — это тоже Сибирь. Она доподлинно знала цену выражения «Сибирские просторы». На Енисейском Севере они безлюдны, бескрайни. А тут никаких просторов, здесь города и села плотно сбились в тесную, миллионную Новокузнецкую агломерацию.