— Георгий! — предостерегающе повысил голос Максим Евгеньевич.

— Пап, будь реалистом. Я мог бы сделать это тайком, и ты не смог бы мне помешать. Я чувствую себя… В общем, хуже быть уже не может.

— Может, — жестко одернул его отец. — Но помешать тебе я действительно не могу.

— Таня, Лида! — позвал Георгий.

Максим Евгеньевич в два шага пересек маленькую палату и распахнул дверь туалетной комнаты.

— А… Вот и сообщницы… Ну что же вы, не стойте на пороге.

Несколько минут прошло в тяжелой тишине. Георгий словно и хотел говорить, но не мог начать. «Совсем как там, на поляне», — промелькнуло у Лиды.

— В общем так, мама… Если что, отец меня поправит. На это задание я пошел командиром группы. И я получил инструкции: соблюдать скрытность и абсолютную секретность; не шуметь, не допустить распространения слухов, подозрений, а главное — не должно остаться свидетелей, видевших нас у Пропадалова в то самое время. Понимаешь?

— Начинаю, — мрачно ответила Полина.

— Когда мы взбирались на холм, я надеялся, что мы никого там не встретим. Да что говорить, я практически уверовал в это. Лида сумела отвлечь двоих из… и они бросились вниз по склону. Но когда мы добрались до поляны, там была эта… женщина.

Гошка замолчал, уставившись в окно. Налил воды, выпил залпом и закашлялся.

— Я должен был ее убить. Понимаешь, мама? Если бы я это сделал, все было бы… Было бы не так ужасно. Я бы прикончил ее, и мы спустились бы на берег незамеченными. Выполнили бы задание. Оставшиеся отдыхающие не видели наших лиц, а найти или догнать нас они бы не сумели.

— Гнусные типы, — презрительно скривилась Татьяна. — Они стреляли вслепую, наугад, в том числе и из автомата. Такие животных убивают просто ради праздника души.

— Таня, пожалуйста, без метафор, — прервал ее рассуждения Максим Евгеньевич.

— Если бы я мог застрелить ее, я бы, наверное, это сделал, — продолжил свой рассказ Георгий. — Но использовать огнестрел нам было запрещено. Я должен был убить ее бесшумно. И я не смог. Стоял там как соляной столп. Отвратительная, грязная баба…

Лида слушала и с неловкостью вспоминала ту гордость, с которой получала права на ношение оружия. Тогда она чувствовала себя человеком, имеющим право защищать себя, своих друзей, свою страну. Она даже представить себе не могла, что однажды оружие придется использовать вот так.

— Никудышный же из меня получился командир, — продолжал Гошка. — Потом вернулись эти, и началась бойня. В конце концов, я все-таки убил ту женщину, заколол шампуром. Смог. Теперь вы понимаете, что Николай погиб из-за меня? Изображая из себя чистоплюя, я подверг смертельной опасности Лиду и Таню, хотя никто из них не знал о той самой инструкции. Простите меня, если сможете. Как только я выйду из больницы, тотчас же подам заявление и уйду из Центра.

— Жизнь — это не детский садик, Георгий, ты должен это понять, — тихо произнес Максим Евгеньевич. — Как руководитель, я не подпишу твое заявление. Будешь проходить все формальности, как положено, а там, глядишь, и одумаешься.

— Всем вам невероятно повезло, что вы напоролись на пьяных ублюдков, — Полина посмотрела на Гошку, и Лида поразилась, увидев не глаза обеспокоенной матери, а взгляд сурового, но справедливого судьи. — Да, повезло. На той поляне вы могли наткнуться на влюбленную пару или на семью с детьми. Как бы вы жили после этого, я не знаю. Если ты уйдешь из Центра, знай, я буду на твоей стороне.