Расширившийся зрачок провел по лицу Димы взглядом, и с каждым вздохом понимание происходящего отражалось в ее глазах.

Пересохшие губы, разлепившись, приоткрылись.

– Дима, – прохрипела она, и слезы заструились из глаз. – Дима.

– Ева, – стон вырвался из горла Димы и он, вскочив, обхватил Еву и сжал сильно-сильно. Наконец, он нашел Ее.

Услышав “Ева”, Алессия очнулась от оцепенения. В мозгу завертелся, закрутился ком мыслей и словно снежный ком, увеличиваясь с каждым оборотом, глыба мыслей чуть не снесла ее.

Том схватил девушку за предплечье.

– Выйдем. Оставим их одних.

Алессия ошарашено обернулась на него, но поддалась. Том плотно закрыл дверь за собой. Все, что происходило за дверью, было слишком личным, чтобы они смотрели.

Дверь закрылась, и Дима расцепил объятия. Ему казалось все волшебным сном. Он вновь посмотрел в глаза Евы и не сдержал радостного стона, увидев блек слез, разума и осознанности.

Она плакала и улыбалась. Потоки чувств радости и горя, подобно волнам попеременно сменяли друг друга.

– Я так скучал, – прошептал он и впился ртом в ее колючие от сухости губы. Ева ответила. И от этого закружилась голова.

Он целовал свою жену, которую, наконец, отыскал, а в голове почему-то возникал образ Марины.

Ева, Марина… Марина, Ева…

В этот момент он целовал их обоих. Такое жуткое дежавю… Он ведь чувствовал то же самое, когда встретил Марину. Он обнимал Марину, а казалось Еву. Что за превратности судьбы?

Губы их расцепились.

– Сколько прошло времени? – спросила Ева надломленным голосом.

Дима мягко улыбнулся, осознавая, что мозг Евы исцелился. Когда она его узнала, Дима даже не надеялся, что она полностью вернула себе разум.

– Двадцать три года.

Рот Евы приоткрылся, глаза в ужасе расширились, а слезы заструились новым потом.

Тем временем за дверью стояли Алессия и Том.