– Я бы хотел, чтобы после поездки ты прошла обследование. Специфика силы целителей прошлого была разной. Некоторые целители забирали на себя болезни, некоторые со временем начинали заболевать сами, редкий целитель лечил других безвредно для себя.

– И, тем не менее, ты везешь меня кого-то исцелить, я так понимаю.

Взгляд Дмитрия Аскендита потемнел, он отвернулся, посмотрел в иллюминатор и кивнул.

– Этот человек очень важен для меня.

– Кто он? – Тут Алессия насупилась, посмотрела на Аскендита так, словно первый раз увидела. – Подождите, а где Марина Ситром?

Том, сидящий за спиной Аскендита, резко обернулся и замахал рукой перед шеей. Весь его вид кричал: не поднимай эту тему, но профессиональной болезнью журналиста было то, что у нее не было такта. Словно ищейка, найдя след интересной новости, она продолжала задавать пусть даже и неуместные вопросы.

Вопрос Алессии был словно удар под дых, но Дима не подал виду. Он все продолжал смотреть в иллюминатор. Он был все так же холоден и отстранен.

– Так куда же пропала Марина Ситром? – продолжала настаивать Алессия.

Дима резко повернул голову, и журналистка подавилась воздухом. Она поняла, что Ла Дэвлесс больше не будет терпеть ее наглости. Она должна заткнуться, что Алессия благоразумно и сделала.

Спустя время напротив нее сел Том и устало потер переносицу.

Прошел уже год с момента, как Алессия разорвала их помолвку. Том совершенно не изменился. Он всегда был консервативным в одежде и стиле, подражая своему любимому Дмитрию Аскендиту. Он был его тенью и считал это нормальным. Это раздражало Алессию больше всего в нем.

Только женщины пытались подкрепить свои жизненные перемены изменениями во внешности. Мужчины таким не страдали.

– Ты должна подписать, – протянул Том Алессии договор о неразглашении.

– Все так серьезно? – нахмурилась она, беря стопку листов и ручку из рук Тома.

– Мы оба знаем, что за громкий заголовок ты готова продать родную маму, – холодно произнес Том. Голос его сочился обидой. Алессия поняла, что сильнее задела Тома, чем думала. Глубоко внутри нее поерзал стыд.

Она без слов, не читая, подписала бумаги.

Самолет мягко приземлился. Черная машина уже ждала у трапа. Молча они загрузилась в автомобиль и поехали. Алессия была в Москве всего пару раз и не могла сказать, что ей нравилась Россия. Здесь было так же хмуро и холодно как в Лондоне.

Спустя час машина остановилась. Фонари по обе стороны больших ворот слабо освещали табличку на заборе. Алессии пришлось напрячь зрение, чтобы прочитать под названием мелкий шрифт на английском: “Пансионат для душевнобольных”.

Машина въехала на заснеженную территорию пансионата. То тут, то там из-под сугробов выглядывали низкие светильники. Высокие фонари у парадной лестницы горели мягким желтым светом.

Их уже ждали у входа.