Ночной отель, шум и гул, стоящие на первом этаже, что никогда не затихают в таких посещаемых и многолюдных точках пересечения путешественников всего мира, вежливые голоса девушек за администраторской стойкой; из глубин, что дальше лифтов, в больших залах, несётся мирный шелест казино, пощелкивание шарика, катящегося по ячейкам рулетки — красное, черное, десять, три, двадцать, молчаливое напряжение, кому же повезёт? — звон и объявления автоматов под их же музыкальное сопровождение. Я посмотрела на время, зевнув, что тотчас спрятала за ладонью. Десятками этажей выше меня лишили невинности, так что Марина Бэй Сэндс просто Мекка по значимости в моей жизни. Приехав сюда уже третий раз за неделю, я пообвыклась и не видела ничего ностальгического в этом месте. Больше не пытаясь склеить свою судьбу по кусочкам, я не махнула на неё рукой, но поплыла по течению. Люди, говорившие мне, что сражаться с превосходящими силами противника глупо, были правы. Был прав и сам противник: прежде чем что-то требовать, нужно стать кем-то. А поскольку правила в жизни, действительно, не действуют, то и становиться кем-то нужно не всегда идя напролом, дуром расшибая лоб. Иногда лучше затаиться и подождать.
Сынри вошёл в стеклянные двери, и я двинулась ему навстречу. Темно-синий брючный костюм меня стройнил, а забранные в высокий хвост волосы зрительно делали выше. Я никогда не знала о своей привлекательности, но многочисленные взгляды, бросаемые на меня самцами Сингапура, просветили немного. — Извини, я задержался. — Мужчина поцеловал меня в щеку, взяв за руку. — Ты со всем закончила? — Да, все вопросы решены. — Мы вместе пошли в банкетный зал, который Сынри снял на завтра для вечеринки в честь своего дня рождения. Как выяснилось, тридцать два ему должно было быть именно завтра, а до этого он забегал вперед, округляя по году рождения. — Запарился, так жарко на улице, — прокомментировал Сынри своё опахивающее движение себя пиджаком. Я задумалась о том, выпал ли уже снег в России? Декабрь, его может быть по колено, или может не быть вовсе. Иногда, год году рознь, белый покров появляется чуть ли не под Новый год. — По персонам всё рассчитали? — Я кивнула. Гостей должно было быть не меньше, чем на нашей помолвке. Сынри поддерживал имидж компанейского человека, и не упускал случая потусоваться поближе в неформальной обстановке с представителями крупного бизнеса, управления, правоохранительных органов и криминалитета. Узнав, что в бухгалтерии я смыслю мало, а благотворительные обеды и праздничные столы для прихожан накрывала и устраивала не раз, мужчина доверил мне должность организатора его личных нужд, и у меня неплохо получалось. По крайней мере, с вечеринкой, я уверена, справилась неплохо. Нет, это не тот случай, когда можно громко заявить «в этом деле у меня обнаружился настоящий талант!», я всего лишь была способна подумать обо всём, продумать всё, что требуется, и тем легче это было, что в деньгах, отчисляемых на расходы, Сынри меня почти не ограничивал. Впрочем, я и здесь умудрилась проявить себя, сделав всё довольно роскошно, но при этом экономно. Шиковать тоже ещё нужно научиться. Мой жених-любовник направился к одному из руководителей, с которым я обсуждала нюансы ещё полчаса назад, а я приотстала, опять и опять оглядывая зал — всё ли так, как нужно? Приглашения я высылала по списку, данному мне Сынри, и там снова был Джиён. Куда без него. Когда я не вижу его продолжительное время, то он вновь в моём представлении превращается в какую-то мифологизированную фигуру, окруженную ореолом таинственности и сверхчеловечности. Пожалуй, мне вредно расставаться с ним слишком надолго — теряется хватка и привычка нужной манеры общения. — Я всё, — вывел меня из раздумий Сынри. Он быстро вёл деловые переговоры, поэтому не заставил меня долго ждать. — Ты хорошо постаралась, мне нравится. Слушай… — он взял меня за руку. — Может, поднимемся в какой-нибудь номер? — По его голосу стало ясно, что он в игривом настроении, и не прочь поскорее заняться сексом. Стоило мне забыть о том, чем было это место для меня, как он сразу же напомнил. Хочу ли я освежать воспоминания о своем первом разе? — Давай лучше поедем домой? Я устала. — Ради тренировки, сказала я ему на английском. Сынри улыбнулся слегка разочаровано, но руки моей не выпустил. Всего лишь придётся подождать на полчаса дольше, прежде чем меня раздеть. — Ладно, едем. — Мы вышли из отеля. — Роль личного ассистента тебе к лицу, но слишком много мужиков вокруг тебя вьётся в связи с этим. Не начну ли я жалеть, что дал тебе такое занятие? — Но ни в чем другом я пока полезной быть не могу, — пожала я плечами. — Ну и сидела бы дома, — отмахнулся Сынри. Вот уж нет. Сидя дома я ничего не добьюсь.
Вечеринка началась отлично. Не все богатые люди считают себя центрами мироздания и теми, кого нужно ждать, кто имеет право игнорировать правила приличия, поэтому несколько человек прибыло заранее, больше половины вовремя, ну а остальные уже подтягивались постепенно. Официальности, царившей на помолвке, не было и в помине. Все сразу стали какими-то расслабленными. Может быть, на это влияло время начала мероприятия. Если помолвку мы провели где-то с шести до десяти, то сейчас «пати» только открывалась в девять вечера. Кое-кого из прибывающих я уже знала и здоровалась с ними самостоятельно. То и дело некоторые взгляды всё ещё окрашивались любопытством и поиском во мне чего-то эдакого, и мне сложно было понять, относится этот странный интерес конкретно ко мне, или к репутации Сынри, создавшей мне дополнительную эпатажность. Как же так, какая-то проститутка заарканила этого завидного жениха! А его наверняка считали завидным, несмотря на его гулящее поведение и нежелание остепеняться. Сынри влился в атмосферу, как рыба в родной пруд. Он был рожден для празднеств и появлений на публике, и не знай я, что он бизнесмен, подумала бы, что ленивый прожигатель жизни, какой-нибудь артист развлекательного жанра. Однако, на самом деле, подобного рода удовольствия он позволял себе не чаще, чем раз в месяц, и большую часть времени сидел в офисе, занимался делами, висел на телефоне, решал финансовые вопросы через интернет. Может именно поэтому он так гармонично и удовлетворенно врывался в мир выпивки, музыки и релакса, что считал себя заслужившим всё это? Удрученный и вымотанный круглосуточными проблемами и банковскими операциями, встречами с компаньонами, соучредителями или клиентами, Сынри погружался до дна отдыха, и черпал из него все возможные радости. Раньше, наверняка, он ещё и снимал девиц из толпы, а теперь, из-за меня, довольствовался только алкоголем и вниманием поздравляющих. Впрочем, я бы не сказала, что пил он чересчур много, скорее вдосталь, выпивая по глотку с самыми важными гостями, или с каждым кружком людей, останавливавших его для непринужденных бесед. Я иногда ходила вместе с ним среди этого людского моря, а иногда удалялась, чтобы проследить, что спланировала всё верно и вина, виски, фруктов, десертов и закусок заказано и принесено шныряющими официантами с избытком. Меню с поварами тоже согласовывала я и, похоже, разочарованных не было. В отличие от Сынри, я была вообще не из стихии вечеринок. И дело не в том, что я содержанка олигарха, а не одна из них, не их уровня. Мне кажется, что будь я здесь такой же, как и все они, всё равно не порадовалась бы вот этому самому явлению, которое называют «тусовкой», гламурная ли она, богемная или элитная. Я больше любила тесные, но дружеские компании, чем толпы незнакомых, или плохо знакомых людей, половина из которых «нужна», потому что полезна, а не дорога и любима. Здесь эти понятия взаимозаменяемы, но не для меня. Несмотря на опыт посещения ночных клубов, дарованный мне Джиёном и Сынхёном, я по-прежнему стремилась найти угол потише, отойти ото всех подальше и затаиться, чтобы никто не дергал. Я стала рассматривать людей, и невольно поймала себя на мысли о том, что занимаюсь тем же самым, чем Дракон обычно в таких обстоятельствах. А ведь он где-то здесь… хочу или не хочу я с ним встретиться? Настанет ли когда-нибудь момент, когда я почувствую себя абсолютно готовой столкнуться с ним? Впереди показалась сестра Сынри — Ханна, направляющаяся к нам. Она всё-таки приехала снова, чтобы поздравить брата с днем рождения. Я не хотела неприятных разговоров и конфликтов. Тронув мужчину за рукав, я шепнула ему на ухо, стараясь не задевать ярко накрашенными красными губами: — Я прогуляюсь и вернусь попозже. — Сынри среагировал и, заметив Ханну, молча мне кивнул, поняв, почему я не хочу оставаться рядом с ним. Придерживая длинное блестящее платье, я двинулась куда подальше. Одного бокала шампанского мне достаточно, чем же ещё себя занять, если пить не хочется, а знакомых — никого? Нет, в самом деле, если всё будет так складываться, то я просто-таки начну искать Дракона и его общества. Чтобы не думать об этом, я направилась к лестнице, ведущей на первый этаж, под которой скрывался более-менее тихий лобби-бар, круглосуточный, как и положено порядочной гостинице. Шаги утопали в мягком ковровом покрытии пола, и когда я уже подошла к первой ступеньке, то вдруг обнаружила поднимающимся того, кого совсем не ожидала здесь увидеть. Дыхание сперло где-то от самого кончика языка до пищевода, пересушив слизистую, потому что буквально на расстоянии протянутой руки от меня застыл Мино. Наши взгляды коснулись друг друга, и, несмотря на то, что их касание было не то обжигающим, не то леденящим, они не оттолкнулись, а так и остались на месте. — Привет… — первым переборол нерешительность он. Я только услышав его голос смогла моргнуть и опустить глаза. Белая рубашка сегодня была с черной каймой, по которой вились серебряные узоры. Но, Господи, зачем он расстегнул две верхние пуговицы? Чтобы я уставилась, как под гипнозом, на края его ключиц, и вцепилась в перила, потому что ноги тут же ослабели? Одна его рука тоже лежала на поручне, а другая привычно покоилась в кармане. — Я… привет, — опомнилась я и ответила на приветствие. — Я занималась списком гостей и… не видела твоего имени. — Кто-то из окружения Джиёна не смог приехать. Он уговорил меня приехать с ним. — Ах, Джиён притащил его сюда? Помню-помню, он же хотел, чтобы я изменила Сынри? Неужели для этого свершается эта встреча? — Значит, это он уговорил… — Нет-нет! — быстро достав ладонь из кармана, перечеркнул ей воздух перед собой Мино. — Уговаривать меня долго было не нужно. Я подумал, что это хороший повод увидеться с тобой, и решил воспользоваться возможностью. — Ты хотел меня увидеть? — произнесла я ровно, но сердце учащено забилось. Хотел меня видеть! — Ну… мне подумалось, что нам было бы о чем поговорить. — Он криво ухмыльнулся, не со злобой или хитрецой, а просто по свойственной ему привычке красиво улыбаться на бок, когда улыбка вызвана не столько весельем, сколько смущением, запутанностью, самоуверенностью. И мне захотелось споткнуться, чтобы как бы невзначай приблизиться и восстановить в памяти его аромат, потому что он не приближался, чтобы помочь мне облегчить мучения. Черт. Не как междометие, а он черт настоящий, потому что нельзя вот так появляться после того, как я выпила бокал шампанского и места себе не нахожу от скуки, а Джиён благословил меня на роман с этим молодым человеком. Этим высоким и стройным брюнетом, чьи широкие плечи так обтянулись белой тканью, что мне чудится, как на них красиво бы смотрелся красный мой маникюр. И ноги его переходящие в крепкие бедра, которые облегают черные брюки, нужно поместить повсюду в Сингапуре на кружках перечеркнутыми, словно запрет, как перечеркивают тут на табличках жвачки и сигареты. Потому что эти ноги способны толкнуть на преступление. — Специально я не стал бы искать встречи, — продолжил Мино, — но раз подвернулся случай… Ты же знаешь, я трус, и даже имея, что сказать, я не осмелился бы найти тебя и вызвать на беседу по душам. — Не такой уж ты и трус, — вспомнилась мне его попытка пойти против Джиёна. — Раз в год и палка стреляет, — хмыкнул он. Палка… стреляет… да. Замолчи, Сон Мино, просто стой и молчи! Я слишком долго терплю мужчину, которого не хочу, представляя тебя, я слишком много потеряла в себе и очень хочу найти что-то стоящее вокруг, чтобы оставаться хладнокровной в наших отношениях, но мне необходимо хладнокровие. — Как ты поживаешь? — задал он глупейший вопрос (или всего лишь банальный?), почувствовав заминку. — Сносно. А ты? — Да как всегда, — сказал он. В том мире, где я оказалась, к которому теперь принадлежу, женщины, зная, что им нужно, не боясь этого и обладая поистине воинской храбростью, обвивают шеи мужчин руками, с придыханием шепчут о своих желаниях и уволакивают их в ближайшее же уединенное место, чтобы удовлетворить свою похоть. Я вроде бы тоже теперь одна из таких… бывшая путана, вытащенная из борделя, любовница миллионера. Почему я стою, как вкопанная, и дрожу, как влюбленная девчонка, и ничего не изменилось как будто с тех пор, как я поднималась за аттестатом после окончания одиннадцатого класса. Я смотрю на Мино, и внутри всё трепетно переворачивается, от любви ли или желания, но я, как и раньше, жду первого шага от принца, жду своего спасителя, который что-нибудь сделает, заберет меня, украдет, исчезнет вместе со мной отсюда. Но он ничего не делает, и даже не знает, что сказать. Жизнь настолько далека от той реальности, в которой нам хотелось бы жить, в которой всё представляется идущим так, как хочется. Мино смотрит в мои глаза, не знаю, какими они сейчас выглядят со стороны, и почему-то спрашивает: — Я могу для тебя что-нибудь сделать? — Да, постареть и стать уродливым, чтобы я не мечтала о тебе, и ты мне не снился. Или, например, победи Дракона, размажь Сынри, полюби меня, как я тебя, а не как мой бывший жених, забывший меня за месяц, верни мне веру, наивность, сделай мне детей, умри со мной в один день. Так и сказать тебе, Мино? — Да нет, ничего не нужно. — Я улыбнулась, правдоподобно легкомысленно, и даже немного горделиво. Он как будто и сам хочет что-то сделать, без моих подсказок, но почему-то, как я заметила, на этом свете правит бал катастрофическое бездействие, характеризующееся как «стопор, чтобы наверняка упустить момент». И я, спускаясь ещё на одну ступеньку, чтобы уже пройти мимо, всё-таки в бар, и освежиться там минералкой или согреться чаем — сейчас мне одинаково без разницы, — понимаю, что бездействие сработало и на этот раз. Деятельность же пробуждается в основном в виде «сделаю, чтоб всё испортить». Интересно, возможно как-нибудь наладить эту сбившуюся до почти ста процентов ошибок систему, чтобы люди делали, когда надо, и не делали, когда лучше стоять и не двигаться? — Ты… — делает попытку Мино, и я, отчаянно надеясь, что всё-таки что-то случится, притормаживаю. — Прекрасно выглядишь. Впрочем, как всегда. — Взаимно, — принимаю комплимент я и возвращаю его. Да, разумеется, это всё, а чего я ждала? Нет, в ту секунду, когда в груди ухнуло в предвкушении, что вот-вот что-то значимое будет сказано, в ту секунду можно было сказать точно, что ничего не будет. Каждый раз, когда моя надежда ещё жива — она не оправдывается. — Так, Джиён тоже здесь? — Мино кивнул. — С Кико? — зачем-то уточнила я. — Нет, без неё. — Что ж, — началась во мне неловкость от передержания себя рядом с объектом вожделения. — Ещё увидимся. — Конечно. — Мино опять спрятал кисть в кармане и, когда я отвернулась и пошла вниз, пошёл вверх, куда и направлялся до нашего столкновения. Я просидела с полчаса за стойкой, попивая то воду, то чай, чтобы вернуть себе самообладание. Одно дело смиряться с Сынри, когда не видишь того, с кем по-настоящему хотелось бы быть. Или хотя бы побывать. Но совсем другое ощущать на талии не ту ладонь, слышать не тот голос, знать, что ночью ляжешь не под того, когда тот попадается на глаза. И НИЧЕГО НЕ ДЕЛАЕТ. Как просто ненавидеть и любить одновременно, всё-таки. Я готова была презирать Мино за то, что он столь инфантильный по отношению ко мне, а с другой стороны, если он ничего ко мне не испытывает, то с чего бы ему что-то делать? Поднявшись со стула, я вернулась в банкетный зал. Веселье всё нарастало, дым коромыслом. Именинника я отыскала не сразу, смеялся над чьей-то шуткой в компании четырех парней, двое из которых были с девушками. Сынри не был пьян, но и трезв уже не был. Я постояла возле них, после чего мы с Сынри двинулись дальше. Кто-то отвлек его, позвав пошептаться насчет дел. Оставшись одна, я принялась высматривать Мино в толпе. Нет, всё-таки гостей было даже больше, чем на помолвке. И приглушенный, как в клубах, свет, не помогает разглядеть всё толком. Время было не меньше часа ночи, когда Сынри, взбудораженный, раскрасневшийся от спиртного, снявший где-то пиджак, нашёл меня и, взяв под локоть, повёл в дальний конец помещения. Я знала, что там есть дверь в чил-аут зону. — Идём, у меня есть для тебя небольшой сюрприз. — Для меня? — удивилась я, ещё не получив сюрприза. — Но сегодня твой день рождения… — Ничего, ты участвуешь в этом, поэтому сможешь сделать мне подарок. — Меня это заинтриговало. Я видела, что он соображает ещё адекватно, так что это не шутка. Мы вышли в коридор, а из него нырнули в ближайшую же комнатку. В полстены в ней стоял аквариум с умиротворяющими маленькими рыбками, следя за которыми можно не просто расслабиться, а уснуть. — Проходи, — подтолкнул меня Сынри и прикрыл за нами. Я прошла до центра и встала, развернувшись к любовнику. Он танцующей походкой подошел ко мне, сияя, как кот. В одной руке у него всё ещё был бокал, который он не выпускал весь вечер. — Даша… — Да? — насторожилась я. Мужчина провел пальцами по моей щеке. Настроение у него было отличное — это читалось по лицу. Отпив вина, он поставил хрусталь на столик слева от меня. — А теперь сюрприз! — Поддернув брюки, он стал опускаться и, уверено и ловко, встал на одно колено. Я округлила глаза, не веря им и не думая, что услышу то, что обычно говорится при таком жесте. Однако: — Я прошу твоей руки, и твоего сердца. Ты выйдешь за меня замуж? — На какой-то миг мне показалось, что это я пьяна, и мне это снится. Вот так вдруг, внезапно, ни с того, ни с сего. Ничего не сказать — сюрприз удался, я потеряла дар речи. Сынри не вставал. Видя моё остолбенение, он взял мою ладонь в свою и потрепал её. — Ну? Давай, я разрешаю подумать ещё минуту. И жду твоего ответа. — Он улыбался так, словно заранее знал, что я скажу «да». Из-за его напористого взора и я едва не подумала, что вот-вот скажу «да», но рефлекс не сработал, и я промолчала, продолжая соображать. Что происходит? Он же сказал Джиёну, что не женится на мне, хоть и спорил по этому поводу с семьёй. Что на него повлияло сейчас? Опять поругался с сестрой и хочет показать, кто хозяин положения? Что им движет? У него два основных мотива: надуть Джиёна и вильнуть хвостом перед семьёй. Но никак не любовь, не чувства. Он даже не тот человек, кто женится по совести или из благодарности, нет. — Ну? — поторопил меня снова Сынри. — Ты не любишь меня, — вразумляюще промолвила я. Губы мужчины тотчас подобрались. — И что дальше? Ты не поняла, что я тебе предлагаю? Я прошу тебя стать моей женой. — Я всё прекрасно поняла! — Осторожно высвободив свою руку, я покачала головой. — В брак без любви не вступают. Я тоже не люблю тебя. — Я не понял… — начиная злиться, свел брови друг к другу Сынри. — Ты пытаешься мне отказать? — А кому нужен этот брак и для чего? Я и так живу с тобой, сплю с тобой… — Мы же обсуждали! Джиён должен думать… — Так я всё-таки права? Это никак не связано с чувствами. Мы станем мужем и женой для вида. — Разве тебе этого не хочется? Я не про видимость, а про статус жены. — Сынри искренне недоумевал, как кто-то мог помыслить об отказе, как это я не визжу от восторга и не твержу «да, да, да!». — Я никогда не болела статусами, и рваться к ним не собираюсь. Да, наверное, есть девушки, которые мечтают о роли жены, о статусе замужней, но для меня брак — это любовь, и совершается он не для того, чтобы им хвалиться. А мы с тобой не те люди, кто собирается быть вместе до конца жизни. Так незачем начинать этот фарс, тем более, если он для Джиёна. — Сынри медленно и грозно поднялся, выпрямившись передо мной. — Я прошу твоей руки, а ты говоришь мне «нет»? — вспыхнул он, и его лицо покраснело сильнее. Мне не хотелось смотреть ему в глаза, и я повернулась в профиль. Всё-таки, он нетрезвый. — Я объяснила тебе почему. — Да я… да кто ты… — захлебнувшись возмущением, Сынри взмахнул рукой и грохнул бокал на пол. Осколки, брызги. Хорошо, что я в темном платье, иначе бы остались заметные пятна. Он схватил меня за плечи. — Сука, ты решила меня унизить? Я перед тобой тут… а ты… нет, значит? — Сынри, ты выпил лишнего! — откинула я его руки в стороны и скрестила свои на груди. — У меня нет желания тебя унизить, к тому же, нас никто не видит. Я отказываю, потому что так требует моё сердце. — Сердце? Боже мой, вот она, доброта и нежность, — хмыкнул мужчина. — По сердцу она всё делает… что-то я не видел последние пару месяцев в тебе сердечности. Стерва! — Поморщив нос, он яростно впился в меня глазами. — Я дважды просить не буду! Если ты отказываешься, значит, этот вопрос больше не поднимается никогда, ясно? Живи дальше, как шлюха! — Как будто мне привыкать, — прошипела я сквозь зубы. Сынри с сожалением посмотрел вниз. Ему было жаль не бокал, а то, что нечего выпить сразу же, чтобы запить горечь неудачи. Он не привык получать отказы, и этот останется в его памяти надолго, резанувший по самолюбию острым клинком. Недаром он мне постоянно твердил, что я понижаю его самооценку своими словами и поступками. — Ну и катись к черту, я сегодня не приеду на ночь домой! — озарился он вариантом мести, и бросил мне это в лицо. — Все шлюхи одинаковые, почему бы не вернуться к тому, чтобы менять их без разбора? — Воля твоя, — сдержано ответила я, что не угасило гнева в Сынри. Его ноздри так и раздувались, а желваки дергались. Запоздалое осмысление подкрадывалось ко мне, подсказывая, каково это всё было с точки зрения Сынри. Он был уверен, что его жест будет широким, эффектным и щедрым. Какой бы не была конечная цель, он рассчитывал произвести на меня впечатление, но не вызвал даже искрометного вопля радости. Я не поблагодарила его, не взвесила, просто выговорила, что думаю по этому поводу, и отвергла его. Было ли для него волнительно делать мне предложение? Если бы оно легко ему далось, он бы не стал выпивать для этого. Неужели всё-таки для Сынри это что-то значило? Или он так расстроен, потому что срываются его планы с Джиёном? Развернувшись, он пошел на выход, запнулся ногой о ковер, выругался «блядь» и, хлопнув дверью, покинул меня. Я простояла несколько минут, переваривая свершившееся. Тэян любил меня, и тоже делал предложение, но я отказала, потому что не люблю его, и понимаю, что не сделаю счастливым. В случае с Сынри это вообще двусторонняя фикция. Мы не любим друг друга, а делать брак оружием в игре совсем уж отвратительно. Если они все тут грязно играют, то не надо вмешивать в грязь чистое, то, что должно быть олицетворением правильности, законности. Выйдя из комнаты, я вернулась в зал, гадая, остался ли Сынри здесь, или рванул в какой-нибудь бордель? Или продолжает напиваться? Крадучись, вдоль стенки, я пересекла всю площадь, заметив, наконец, нервно пританцовывающего именинника в окружении знакомых мужчин и девиц. Вздохнув, сама не зная над чем, я вышла в коридор с другой стороны. Если он не вернётся сегодня на ночь домой… у меня есть ключи от квартиры… а где-то здесь есть Мино… Господи, о чем я думаю? Почему я допускаю такие мысли? Почему мне кажется возможным спать тайком с кем-то, когда я живу с другим? Я прижалась спиной к стене и закрыла глаза. Как всё странно, глупо, напрасно, сложно, тяжело, грешно, непонятно. — Трудности в личной жизни? — Я открыла глаза и увидела перед собой Дракона. — Ты думаешь, что это ты мне их создал, привезя сюда Мино? — Да нет, напротив, я думал Мино поможет тебе как-то… ну… — наиграно пристыжено расплылся Джиён, подергав заговорщически бровью. — Расслабиться. — Для этого тебе стоило отдать ему конкретный приказ. Вряд ли без него он осмелится действовать. — Осмелится. Мы же с тобой видели, какой он бывает дерзкий и бесстрашный. — Почему бы тебе не оставить нас в покое? — риторически спросила я, и тут же махнула рукой. — А, черт с тобой, занимайся, чем хочешь. Если тебя это развлекает — представляй себя повелителем людских судеб. — Джиён не стал реагировать на мой выпад, и только достал сигареты и зажигалку. — Ты считаешь, что способен предугадать всё? — Нет. Иначе мне совсем всё было бы неинтересно. — А, только я такая предсказуемая, да? — Нет, я до сих пор жду, что же будет в конце концов — победит в тебе слепая вера, ради которой ты решишь перекрыть все пути к разуму, закроешь на всё глаза и предпочтешь пассивное подчинение, или победит разум, ты плюнешь на веру, и попытаешься всё-таки предпринять что-то для улучшения своей жизни, для достижения собственного счастья. — В этом вся интрига, связанная со мной? — Нет, интрига в том, что я никак не могу понять, какой исход мне самому лично понравится больше. — Джиён закурил, улыбаясь. Я вслушалась в его фразу, повторила про себя, переварила, восприняла и, не удерживаясь, улыбнулась ему в ответ. — Смею предположить, что ты из тех людей, которым больше понравится то, что не случилось, и в итоге ты, в любом случае, будешь разочарован. — Ты овладеваешь пониманием моей логики… — Он хотел что-то ещё добавить, но к нему подбежал служащий (или его телохранитель) в черном костюме и стал кланяться. — Господин Квон Джиён… позвольте доложить… — В чем дело? — недовольно и резко разве что не рявкнул на него Дракон. — Господин Сынхён… — Я увидела, в реальности, впервые увидела, как злоба и презрение, как вспышка, сменяются в глазах Джиёна на испуг, неподдельный и человеческий. Брови, только что низкие, как предгрозовое небо, поднялись. — Что случилось?! — Передозировка… нам только что позвонили… — Где он?! — заорал Джиён. Теперь испугалась я, и мне было страшно, но не за себя, а за него. И за Сынхёна. Я затряслась, ставшая невольной свидетельницей. — Его повезли в клинику… — Король Сингапура сорвался с места. — Машину! Быстро! — Не осознавая, что делаю, я зачем-то посеменила следом. Уже спускаясь с лестницы, Джиён заметил меня, бегущую за ним. Он посмотрел через плечо, но ничего не сказал. — Я с тобой, — сказала я сама в ответ на его взгляд. Стиснув челюсти, Дракон кивнул, и продолжил путь. И я с ним.
Больница
Ничего не осталось от мелодий, звякающих бокалов, смеха и разговоров, запаха духов, приятного полумрака. В коротком молчаливом переезде из отеля до клиники мы с Джиёном перенеслись из праздника в будни, проблемы и трудности, и единственное на что я надеялась, что всё не обернется трагедией. Я только стала отвыкать от стрессов, чтобы снова к ним так внезапно вернуться. Лампы дневного света неприятно светили на этажах, будто сканируя меня рентгеном, пахло стерильностью и лекарствами, пробивающимися сквозь освежители воздуха, и весь медперсонал был в безукоризненных бирюзовых или белых одеждах. Чем не ангелы, чем не рай? Если там все такие же вежливые, чистые и заботливые, то, пожалуй, рай ничем не лучше, чем психушка. За полгода в Сингапуре мне ещё не пришлось заболеть и нуждаться во враче, но всё окружающее подсказывало мне, что медицина здесь куда лучше, чем в моей глубинке на родине. Но как бы ни было превосходно устроено отделение, оно никогда не вызовет теплых чувств, мне кажется. Больница, она и в Сингапуре больница. Вид, в котором я сидела на стуле в коридоре, красочно оповещал о том, что произошло нечто экстренное, иначе как ещё можно было оказаться в клинике в вечернем платье и на шпильках, при полном макияже? На плановый осмотр так не собираются. Джиён дождался ответственного доктора (долго ему ждать не позволили, все знали, кто приехал, и кто поступил в реанимацию) и встал поговорить с ним в двух шагах от меня. — Что он принял? — слышала я вопрос Дракона. — Псилоцибин, амфетамин, метилендиоксиметамфетамин, — посмотрел мужчина в белом халате на листки, результаты анализов, наверное. — Пока трудно сказать, сразу ли он это всё принял, или постепенно, лаборатория ещё не все ответы дала. Точное время принятия никакой анализ не даёт. Концентрация в организме очень большая… — Больше ничего? Кокаин? Героин? — Нет, диацетилморфина нет, а кокаин в совсем малом количестве, уже в выводящейся степени, и остатки барбитуратов, возможно, принимались в течение недели, так что сегодня употреблялись только вышеназванные психоактивные вещества. — Врач не решился похлопать Джиёна по плечу, поэтому просто сказал: — Мы делаем всё возможное, помощь прибыла быстро, поэтому есть все шансы на успех. — Делайте, — отрезал Джиён и вернулся на свой стул, напротив моего. Третий лишний ушел. — Эти наркотики… он без них уже не может, да? — тихо поинтересовалась я. Дракон поднял на меня глаза исподлобья, вертя на пальце кольцо брелка с ключами. — Может. Это не то, что вызывает физическую зависимость, только психологическую. — Всё ведь будет в порядке? Я верю, что он выкарабкается. — А с чего это ты за него переживаешь? — Джиён пребывал в ужасном настроении, чувствовалось. Не в том, когда его забавляет изображать что-то, утаивать, создавать напряжение, а в том, какое мог себе позволить повелитель государства, нетерпеливом, эгоистичном и требовательном, когда он действительно напрягает одним своим взглядом, несущим угрозу похуже водородной бомбы. — Мне его жаль… — Из-за истории, которую я тебе рассказал о смерти его жены? — Джиён с сарказмом покривил губы. — А если я её выдумал и наврал, что тогда? Тогда пусть он сдохнет, гнида такая? — Только не запутаться, только не утонуть во лжи и обмане! Даша, придерживайся изначальной версии, видь в людях лучшее, и тогда никто не собьёт тебя с пути. — Я видела у него обручальное кольцо. Ты не врал. — Представь, что его жена сидит дома, с ребенком, а он предпочитает наркотики и жрёт их горстями, безответственно и не думая о близких. И ведёт себя так, что за всё это время ты даже не заподозрила о её существовании. — Червь сомнения начал копошиться. Но нет. — Она бы тогда была здесь. — Да за несколько лет такой жизни ей уже плевать на него. — А тебе не плевать. Ты беспокоишься о нем, и сочиняешь сейчас от бессилия всякие басни, — прекратила я его озлобленную ядовитость. Джиён немного успокоился, застыв и не бряцая больше железом в руке. Как обычно, он не выпалил ничего, не подумав, а тщательно взвесил свой ответ: — Сынхён безумно интересный человек, рядом с ним мне весело, рядом с ним я могу забыть о своих делах, чувствовать себя комфортно и спокойно. Беспокоюсь ли я о нём сейчас? Я беспокоюсь о себе, потому что мне без него будет херово, мне без него будет гадко, мразно, тоскливо до фиолетовости печенки. Что меня пугает в этот час? Его смерть? Нет, мне не нравится та часть моей жизни, из которой он пропадёт. Ты никогда не думала об этом? Что в смерти людей, к которым мы привязаны, нас пугает не их будущее, а своё собственное. — Да, часто так и есть, — согласилась я. Поправив браслет с сапфирами на запястье, я повела бледными на фоне местных жителей плечами. — Но когда близкому человеку больно, мы хотим взять эту боль на себя, чтобы ему было легче. Неужели с тобой ни разу такого не было? — Ни разу, — честно сказал Джиён. Очередная попытка найти в нем что-то неожиданное провалилась. — Ясно, — отвела я взор, и краем глаза увидела улыбку, вызванную моим разочарованием. — Почему ты поехала со мной сюда? Могла бы остаться в «Марине», закрутить с Мино. — Ты так уверен, что я способна изменить? — А что, до сих пор нет? Сынри изменил тебе. — Слышал, что если ударили по одной щеке, то надо подставить вторую? — Ты ради красного словца говоришь, или на самом деле отказываешься принимать уроки жизни? — Он откинулся поудобнее, поглядывая туда, откуда должен был когда-нибудь прийти врач. — Сначала дадут по второй щеке, потом в челюсть, потом под дых, завалят, запинают и убьют. Ты по-прежнему не обрела жизнелюбие и рассчитываешь жертвенностью найти кратчайший путь на небеса? — Ну, если смотреть на мир твоими глазами, то на этом свете делать вообще нечего. — А как же получать удовольствие? — И как же получать удовольствие? — наклонилась вперед я, вспомнила, что у меня глубокое декольте, и опять выпрямилась, чтобы не светить ничем. За узким и темным прищуром Джиёна перестало быть видно, куда именно он смотрит, но на устах его всё ещё плутало лукавство. — Для каждого оно в чем-то своём, мы уже говорили с тобой об этом, но ты гналась за призрачным счастьем, похоже, и по сию минуту не поняв, в чем же оно заключается. — А ты понял? — А я не сказал, что верю в его существование. — Сынхён, думаю, мог бы многое нам рассказать о счастье. — Мы смотрели в линолеум с квадратным шахматным узором между нашими ногами. — Ты ведь знал его тогда, до её смерти, счастливым. Скажешь, что такого не было? — Не умри она, — не стал больше увиливать мужчина, — он и сам бы не понял, был он счастлив или нет. — Что имеем — не храним, потерявши — плачем. Так говорят мои бабушки. — Джиён вдруг глухо засмеялся, приложив пальцы к губам, чтобы не расходиться в этом веселье. Его перстни показались мне непосильно тяжелыми для его уставших от волнения пальцев. — Убийства, реанимация, наркотики, бордели, грязные деньги и торговля органами… только ты можешь среди этого всего вспомнить про бабушек и у меня такое ощущение, что я забыл вымыть руки перед обедом и меня сейчас отругают. В моём окружении даже о родителях годами не вспоминают. — У Сынхёна они живы? — Да, но живут в Сеуле, — вздохнул Джиён. — Со времени вдовства он редко их навещает. — Я бы на их месте перебралась к нему. Поддерживать. — Из-за угла скользнул тот самый доктор, сразу же развернувшийся к Дракону. Тот не поднялся, только остановил на лице медика стеклянные, властные глаза, собирающиеся казнить, если услышанное им не понравится. — Худшее позади, состояние постепенно нормализуется. Артериальное давление было на пределе, удалось его вернуть к норме, остановку сердца предотвратили. Это самое опасное в таких случаях, но не дошло, к счастью, до этого. — Хорошо, — спокойно, как-то со свистом в горле произнес Джиён, заторможено кивнув головой. — Скажите, а… снотворные, которых у него обнаружилось в крови очень много — это рецептурное? У него есть рекомендации врача или необходимость в их принятии? — уточнил доктор, поглядывая в карту пациента и водя по строчкам ручкой, чтобы отметить что-нибудь важное. — Он пьёт циклобарбитал, как вы думаете, легально ему такое пропишут? — дернул подбородком Джиён. — Простите, конечно. Я просто для справки… — К нему можно войти? — Теперь Дракон поднялся. — Он ещё спит… сейчас его перевозят в палату, но если вы желаете… — Я желаю. — Джиён двинулся вперед и я, зачем-то встав тоже, последовала за ним. Кто мне был Сынхён? Никто. Сообщник и приятель главаря мафии, такой же бандит, такая же жестокая и гнусная личность. Но идя за Драконом, я никак не могла понять, кто же из этих двоих меня тут больше держит? Или я вообще сбежала с вечеринки потому, что не хотела выглядеть брошенной в эту ночь дурой? Сынри отчалит к путанам, а я сиди дома и плачь? Я так и не смогла взять инициативу с Мино в свои руки, а от него не дождусь её. Стало быть, я поспешила сюда ради самой себя? Но почему тогда я испытала радость и облегчение, узнав, что с Сынхёном всё обошлось? Врач вынужден был нас проводить, и мы вошли как раз в тот момент, когда Сынхёна укладывали на больничную койку, осторожно поправляя инфузионную систему. Медсестра задвинула штатив к изголовью, чтобы никто о него не споткнулся. Лежащий с сомкнутыми веками мужчина чуть заметно дышал, был бледен и беззвучен. Джиён поставил руки в бока, никому ничего не говоря, но демонстрируя, что ждёт, когда все уберутся подальше. Я взглянула на него — мне тоже выйти? Но и я не получила никаких распоряжений, а потому решила остаться. Персонал поправил одеяло на пациенте и, попросив звать его, если что-то понадобится, растаял за дверью. Дракон взял стул от окна и придвинул его к постели «больного», усевшись. Я поискала ещё один, и нашла у столика в противоположном конце. Поднеся его поближе, но не так близко, как Джиён, я тоже присела. — Тебя Сынри не потеряет? — шёпотом спросил Дракон, изучая восковое лицо друга. — Нет, — без подробностей заверила я так же тихо. — А тебя Кико? — Она улетела в Штаты. — Мы говорили негромко, будто за стенкой ходил враг, а мы от него прятались. — Я рада, что всё обошлось. — Если бы знать, что это в последний раз… — Такое уже бывало? — Однажды, пару лет назад. — Джиён поставил локти на колени и уперся подбородком в свои сомкнутые замком руки. — Тогда он мало в этом понимал, поэтому, естественно, не рассчитал, но сейчас… — Ты думаешь, он специально это сделал? — На душе сделалось очень нехорошо. Если Сынхён пытался покончить с собой, до какой же стадии отчаяния он дошёл? Я вспомнила себя, пытавшуюся то застрелиться, то ещё с собой что-нибудь сотворить. Что ж, теперь я узнала, каково находиться рядом с потенциальным суицидником — это мягко говоря неприятно. Но перед Сынхёном не стояла угроза пыток, насилия, боли, унижения, его жизнь текла однообразно уже три года, и всё-таки никак не могла стать для него выносимой. Он терпел пытки от пробуждения и до засыпания, если не употреблял никаких препаратов, которые вызывали поддельную эйфорию, галлюцинации, ощущение приподнятого настроения. Кусая губы, я придвинулась ещё немного со стулом. Как же мне жаль его… как же я хочу чем-то помочь ему, но чем? — Можно я подержу его за руку? — спросила я у Джиёна. — Он не моя собственность, к чему моё разрешение? Подумай сама, понравилось ли бы ему это? — Я вспомнила всяческие уловки Сынхёна, чтобы его никто не касался и не трогал, как он решается на контакты, только будучи пьяным или под кайфом. Вспомнила и не стала его трогать, спрятав ладони между своих коленок. — Как ты думаешь, он сейчас чувствует что-нибудь? — Понятия не имею. — Джиён остановил взор на том месте, где игла, спрятанная под пластырем, входила в вену на изгибе руки Сынхёна. — Под действием некоторых наркотиков чувствительность здорово притупляется, а от других обостряется, но они, я так понимаю, нейтрализованы врачами. — Взгляд вскарабкался по трубке, проводящей из капельницы лекарство. — Может, сходить за кофе? Принести чего-нибудь? — предложила я, подумав, что, возможно, Дракон хочет побыть наедине с товарищем, пусть даже находящимся в бессознании. — Ты же знаешь, я не люблю абы какой кофе, а в автоматах всегда разведенные помои. — Джиён быстро покосился на меня. — Ты для этого живёшь? Чтобы угождать всем, кому только возможно? — Странно было слышать язвительность шепотом, она в таком виде становится какой-то почти дружелюбной. — А что, может мне именно это удовольствие приносит? — Едва не показала ему язык я, удержала больничная обстановка. Джиён поморщил нос, будто ему в глаза било солнце. — Не сомневаюсь, если бы у тебя было семь миллиардов рук, и ты могла бы прислуживать всем и каждому — ты бы обрела счастье. — А вам никогда не казалось… — я едва не подпрыгнула, а Джиён вздрогнул так, что стул под ним двинулся, скрипнув по полу. Выругавшись «черт!», он вместе со мной обернулся к изголовью койки и увидел спокойно смотрящего перед собой, в стену, Сынхёна. Тот словно не заметил нашего переполоха, и продолжал: — … что пространства не существует? У меня такое ощущение, что если я подниму руку, то одинаково могу коснуться стены, окна, того, что за окном, неба… — Тебя не отпустило что ли ещё? — начал шарить по карманам Джиён, встав и заходив туда-сюда возле стула. Вытаскивая пачку сигарет, он выронил визитницу с банковскими картами, коих у него было множество. — Блядь, — ляпнул и наклонился, чтобы поднять её. — Просто голова кружится, не примите за расстройство ума, — сказал Сынхён настолько смиренно, будто знал, где очнется, когда ушёл в небытие под действием таблеток. Глаза были адекватными, и голос не дрожал. А вот мои губы дрожали, образовывая улыбку. — Как ты себя чувствуешь? — я подсела ещё ближе, теперь уже непосредственно к самой постели. — Обескураженно, — пробасил Сынхён. Я восприняла его обычный юмор как признак поправки и, желая что-то сказать, растерялась, наполовину засмеявшись, наполовину заплакав. — Я волновалась за тебя, мы с Джиёном, — кивнула я на того, недовольно затаившегося у окна и выковыривающего сигарету непослушными пальцами. — Как хорошо, что ты пришёл в себя, что ты в порядке. — Сынхён долго разглядывал мои влажные глаза и, наверное, глупое от счастья неизвестного происхождения лицо. Потом посмотрел на друга. — Я хочу её удочерить. Она меня умиляет. — Ага, флаг в руки, балбесина, — наконец-то сопоставил сигарету с зажигалкой Джиён и щелкнул колесиком. — Тут нельзя курить, — заметил Сынхён. — Пошёл ты в жопу! Мне из-за тебя хуже, похоже, чем тебе. Придурок. — Дракон непослушно закурил. — Оконце хоть приоткрой, пожарная сигнализация сработает, больничный бунтарь и революционер одной палаты. — Стиснув губами фильтр, на этот раз Джиён исполнил просьбу и высунулся с первым облаком дыма в окно. — Ну, голубки, я удивлен видеть вас вместе, хотя не так, как мог бы быть удивлен, если бы очнулся на моменте, допустим, вашего совокупления. — Пошёл ты в жопу второй раз! — бросил через плечо Джиён и продолжил курить. — Даша, чем обязан твоему посещению? — Я пожала плечами, развела руками, продолжала улыбаться. Вместо банкетного зала клиника, вместо резвящихся и пришедших развеяться людей медики, а мне почему-то уютнее и спокойнее стало внутри. — Просто случайно оказалась рядом… — Все случайности не случайны. — Джиён засунулся было опять в палату, но Сынхён слабо приподнял палец одной руки и опередил его, пробормотав неожиданно для его манеры быстро: — Сам ты туда пошёл! — Сорванная фраза потеряла смысл, и Дракон отвернулся. — Ты всё ещё с Сынри? — полез беззастенчиво в мою жизнь Сынхён. — Ну… вроде как да. — И как вам? — Что именно? — Ну, быть вместе. Вы что-нибудь друг к другу испытываете? — В другой раз я бы повторила за Джиёном и сказала «пошёл в жопу», но как-то совестно было грубо обращаться с немощным на больничной койке. — Не знаю. Я к нему ничего, а он желание, наверное. Что ещё может испытывать такой человек? — В самом деле, что ещё может испытывать такой человек? — задумчиво повторил Сынхён. — Не любовь же, правда, Джи? Мне думается, что такие как Сынри любить не способны. — Скорее уж такие, как он… — незаконченно протянул Джиён. — Устал я, — закрыл глаза Сынхён. Когда бы успел? Ничего не делал, и то изнемог. — Заглянете ко мне завтра? — Обязательно, — потушив сигарету об отлив с той стороны окна, вернулся к нему Дракон. — Тебе что-нибудь нужно? Хочешь чего-нибудь? — Кажется, должен был выйти выпуск «ArtReview»[8], принеси мне полистать. — Ладно. — Властелин Сингапура подал мне знак подниматься и выходить, и я подчинилась. На пороге он остановился. — Сынхён, не чуди больше, договорились? — Я непреднамеренно. Ты же знаешь, я человек беззлобный. — Хмыкнув, Джиён закивал и прикрыл дверь, оставляя дремлющего товарища. — Его безопасно оставлять одного? — Ещё не отойдя от шепота, пробормотала я. — Думаю, да. За ним в любом случае приглядят, а если упустят — им же хуже будет. — Мужчина плавно побрел вперед, я немного повертелась на месте, после чего пошла в ту же сторону, просто потому, что выход был именно там. Дракон остановился и обернулся ко мне: — Тебя подбросить? — Я застыла, прижав руки к груди. Сумочку с ключами и телефоном я оставила в гостинице, где проходила вечеринка. Чтобы попасть домой, нужно сначала заехать туда. Там ли ещё Сынри? Потерял ли меня? А если там всё ещё Мино? А что делать после того, как я возьму ключи? Не хочу ехать в квартиру Сынри, она не стала для меня гнездышком, в котором обретался покой, в котором можно свернуться калачиком и отдохнуть телом и душой. Я чувствовала себя в апартаментах любовника ещё теснее, чем когда-то в особняке Джиёна. — Так что? — видя, что я крепко задумалась, пощелкал пальцами Дракон, подняв руку. — Я не знаю, куда ехать… — Сынри выгнал тебя из дома? — изумлено поднял бровь Джиён. — Нет, он сам не хотел возвращаться сегодня туда, будет пить и шляться по куртизанкам. А я не хочу быть там, когда он вернётся, потому что не знаю, чего ждать, и не имею моральных сил для разборок и ссор. — Вы поругались? — Я кивнула. Джиён хмыкнул, поведя лицом в сторону, осматривая больничные стены. — Вот она — романтика отношений… ты не думай, что это происходит потому, что вы не любите друг друга. Даже те, кто считают себя влюбленными, постоянно скандалят, спорят, иногда и дерутся. Но, заметь, насколько спокойнее ругаться, когда тебе насрать на человека, правда? Поссорься ты сейчас с любимым, ты бы места себе не находила, а так вроде бы и пофигу. А из-за чего вы поругались? — Неважно. — Я подошла к нему. Его стиль общения со мной немного менялся. Раньше это было откровенное лекционное поведение, распыление знаний с высоты вниз, а теперь нет того постоянного ощущения, что я наивная дурочка, Джиён беседует как уставший и задолбавшийся с тем, кто его более-менее понимает. — Джиён, — решила обратиться я, и, что странно, в отличие от желания провернуть подобное предложение с Мино, я не испытываю смущения и язык не прилипает к нёбу. Я запросто произношу: — Можно я переночую у тебя сегодня? — У меня? — Пальцы в его карманах принялись перебирать содержимое, ища ключи от машины. Дракон отогнал прочь удивление и просиял. — Или со мной? — Ну, если мою прежнюю комнату уже кто-то занял, то можно и с тобой, ты же не собираешься со мной спать, так что, думаю, в твоей кровати мне будет безмятежно и хорошо спаться. Возьмём Гахо и Джоли, чтобы охраняли наше целомудрие. Так себе это представляешь? — Джиён беззвучно похохотал, выслушав меня. — Наше целомудрие, да уж… ты думаешь, что если один раз ворвалась на мои девственные простыночки, то теперь тебе туда выдан пожизненный абонемент? — Так ты не приютишь меня на одну ночь? — напомнила я о главном. Он прищурился. — Сквалыга, — сорвалось у меня на русском языке. Что ему, трудно что ли? — Что? — переспросил было он, но понял, что это было не на корейском. — Ясно, опять переходишь на свой, значит, пошли ругательства и оскорбления, — шумно выдохнув, Джиён вытянул ключи из кармана и кивнул мне на выход. — Черт с тобой, поехали. И только попробуй потом сказать, что это я не оставляю тебя в покое.
Попасть и не пропасть
Дверца холодильника плотно закрылась без хлопка, прорезиненная по краю. Джиён вытянул из недр с подсветкой две банки пива и одну жестом предложил мне. Я покачала головой. Он пожал плечами. — Ладно, выпью обе сам. — На отделении морозильной камеры циферблат показывал, что от ночи осталось всего ничего, и вот-вот подступит утро. Никаких магнитиков с напоминаниями о поездках не было, как и у Сынри. Для миллионеров развешивание сувениров слишком глупо, и воспоминаниями они не дорожат, хотя, мне кажется, Сынри мог бы отмечать чем-нибудь всех своих любовниц, а не посещенные места. Хотя бы просто делать зарубки на дверном косяке. Хватило бы там пространства? — Есть хочешь? — Нет, спасибо. — За что спасибо? Хотела бы — сама бы сейчас готовила. — Зашипела пеной вскрытая банка, и Джиён пошёл прочь с кухни. Ему навстречу выбежали собаки, врезались в его ноги, он наклонился, чтобы потрепать их, но Гахо, едва приняв его ласку, оторвался и бросился ко мне, а за ним поспешила и Джоли. Зарываясь мордами в мой подол, они стали кружить внизу, так что и мне пришлось сесть на корточки и начать их гладить. — Узнали, — улыбнулась я. — Они почти всех гостей так встречают, — отпил Дракон пива, сидя напротив меня согнуто, оставленный собаками в одиночестве, коленки под мышками, пальцы левой руки кончиками касаются пола, на котором стоят босые ступни. Я тоже разулась, но мои ноги прятались под платьем до самых подошв. У Гахо первого проснулась совесть, и он вернулся к хозяину, понюхав хмельной аромат, сочащийся из банки, и, фыркая, потряс головой. — Так вряд ли здесь бывает кто-то чужой, поэтому им все знакомы. Когда я была тут впервые, они ко мне не кидались ластиться. — Глаза мужчины сузились, оценив мою память. — Я не выбрасывал твоих вещей, если хочешь переодеться — гардероб на месте. — Скучал по мне и не мог расстаться с тем, что принадлежало мне? — подколола я. — Я не понял, ты опять страх потеряла? — с насмешкой заметил Джиён, подразумевая, наверное, то утро, когда я беспардонно к нему ворвалась и разбудила его. — Будешь зарываться, я ведь могу и наказать. — Попробуй, я папе пожалуюсь. — Русскому или Римскому? — Сынхёну. Ты не слышал? Он хотел меня удочерить. — Обомлев на пару секунд от шока, Дракон осветился резкой улыбкой и засмеялся следом, поднимаясь. — Шустра, ничего не скажешь. Знаешь, сегодня я слишком вымотан для каких-либо дебатов, хочется просто выпить и уснуть, поэтому, не обессудь, но я пойду к себе. — Ну, я вообще никогда в роли инициатора споров не выступала, так что спокойной ночи. — Тоже встав, я побрела следом. Шарпеи побежали с нами, а мы с Джиёном, хоть вроде как и простились, но всё равно пошли гуськом на второй этаж. Лестница-то туда одна. Нет, была ещё запасная по другую сторону особняка, но нормальный короткий путь — по этой. И мы молча потопали по ступенькам наверх. В тот момент, когда мы должны были пойти в разные стороны, достигнув второго этажа, Джиён обернулся ко мне: — То есть, ты хочешь сказать, что это я всегда тебя разводил на трёп? А ты была против пофилософствовать? — Против не против, а нужды в этом не видела. Зачем мне нужны были эти беседы? Чтобы разочароваться в вере? Слова ничего не дают, в итоге на нас влияют действия и события, будь наш оппонент хоть доктор риторических наук. — Джиён прищурился в привычной для него манере. Сложилось впечатление, что его задело замечание, что слова — его конкретно слова — ни на что не могли повлиять. Как же так? — А разве не приятно становиться чуточку умнее? Задействовать мозг, как не бесполезный орган? — А разве не приятно становиться чуточку добрее? Задействовать сердце, не только как насос для крови? — Блядь, ладно, спокойной ночи, — вымученно начал отворачиваться Дракон, нахмурившись. Он серьёзно выглядел уставшим и, как я стала понимать, всё его терпение, выдержка, учтивость того времени, когда я здесь жила, были игрой. Ему хотелось быть таким вот умиротворенным типом с железными нервами, и он им был, а сейчас ему лень, он не хочет, поэтому просто забивает на всё в любой момент, когда ему надоедает. И я даже не знаю, не сложнее ли с ним вот таким? Лицемерный Дракон — это одна беда, а настоящий — это уже двойная порция беды с добавкой. И проблемами на десерт. Я сделала шаг в его сторону, что он заметил и вынужден был остановиться, чтобы выслушать: — Ты постоянно спрашиваешь меня «а не думала ли ты?», и мой ответ чаще всего «нет», потому что раньше я, действительно, мало думала. А ты на мои вопросы из разряда «а не чувствовал ли ты?» тоже всегда отвечаешь «нет». Такое ощущение, в самом деле, что у меня нет мозгов, а у тебя сердца. Но так же не бывает, у всех людей одинаковое сложение, комплект органов, и жить мы способны по одним принципам, и понимать друг друга… — Одинаковое? Бьюсь об заклад, кое-что у нас разное, и, как показал мне опыт, именно там более-менее способны пересекаться мужские и женские интересы, а заодно находится взаимопонимание. — Ты поэтому так твердо заявляешь, что спать мы не будем? Чтобы не дай Бог наши интересы не пересеклись, и тебе не пришлось меня понять? — Джиён поставил опустошенную алюминиевую банку на высокий круглый журнальный столик с полками, и достал из кармана штанов следующую, не открывая её, а просто корябая ногтем по металлической отмычке для открытия. — Так сказала, как будто ты настаиваешь потрахаться. — Я хмыкнула, показывая, что просто повторила его слова. Джиён поставил полную банку рядом с пустой и сделал резкий шаг мне навстречу. Да такой большой, что оказался буквально впритык, и я в легком полуиспуге, полунедоумении хотела отступить, но позади была лестница, и я начала заваливаться назад. Мужчина поймал меня за руку возле локтя и дернул на себя. Без каблуков я была с него ростом, чуть-чуть ниже, и глаза с глазами оказались на уровне. — Ну давай, продолжай свою браваду. Думаешь, что я потеряю свой интерес к тебе и забуду о твоем существовании, если мы переспим? Давай, пошли поебёмся, проверим. — Я отдернула руку из его хватки, отступила уже осторожнее и отошла на шаг, подальше от ступенек вниз. — Что? Нет? Не хочется? Ну так и нечего поднимать эту тему. Мне-то хочется, я разве откажусь? Только… а что, если я придумаю после этого ещё какие-нибудь издевательства и унижения для тебя? Заинтересуюсь тобой ещё сильнее? Захочу посмотреть, как ты удовлетворишь весь Сингапур. — Слушая его, не слова, а скорее голос, я вглядывалась в его очи, и до меня постепенно стало доходить: это он бравирует. Да-да, именно он. Умело и безумно натурально, никто бы не разоблачил, даже я ещё месяц назад, но вдруг откуда-то пришло это озарение — он лицедействует! Его попытки засечь меня в трусости — фарс, потому что трусит именно он. Почему? Джиён усмехнулся: — Спокойной ночи ещё раз, — и пошёл к двери в свою спальню. Замешкавшись, я посмотрела на увеличивающееся между нами расстояние, на пятки Дракона, которые грозили спрятаться в своей пещере от людей и конкретно меня. Приподняв подол, я пошла за ним. Услышав это, уже на пороге, открыв дверь и переступая, Джиён обернулся. Я смело подошла к нему, смотря мимо него, внутрь комнаты, продолжая путь туда. Я выведу его на чистую воду! — Куда? — выставил он руку шлагбаумом, как таможня, не дающая добро. Я уперлась в неё грудью. — К тебе в кровать. Ты же сказал, что я бравирую? Нет. У меня хватит смелости. Особенно после нижнего борделя, пусть там ничего и не случилось — рецепторы страха мне несколько отшибло. Пошли, давай. Как ты там говоришь? Потрахаемся. — Джиён уставился на меня бодрее, его усталость куда-то улетучилась, однако ликвидировалась она не радушием, а гневом. — Что? Идём. — Блефуешь, — прищурился он. — Раздеться для верности? Хорошо. — Я взялась за лямки платья. Джиён начал было округлять глаза, но вернул их к нормальному размеру, поймав мои кисти рук. Губы его поджались в неком нешуточном остервенении, ледяном и безъяростном, на первый взгляд, но с корнями уходящем в тотальную ненависть. — Прекрати, какого черта?! — Ты же хочешь этого? Ты же думаешь, что проблема во мне? Так вот — у меня нет проблем, и во мне тоже! — Я отпихнула его и переступила порог. Он поймал меня за плечи и потянул назад. Я начала вырываться. — Уйди из моей спальни! — Нет! — Шлепнув его ладонью куда-то в плечо, я опять прорвалась и ступила на мягкий ковер, но Джиён поймал меня со спины за талию и выволок в коридор. — Пошла вон, я сказал! — Вцепившись в его запястье, я его поцарапала. Мужчина зашипел и отдернул его, но другой рукой перехватил меня за ладонь. Я подняла её вместе с его пальцами и больно укусила за них. — Блядь! — крикнул Джиён. Я снова была внутри. — Даша! Твою мать, иди на хер, я хочу спать, выматывайся отсюда! — Я гордо скрестила руки на груди и повернулась к нему лицом. Чего же он так боится? Нет, страхом это не назвать. Брезгливость? Нет. Я всё ещё его не понимаю, но я нащупала что-то, что трогает его, выводит из себя. Или просто идёт не по его плану. Не отступившись, он опять подошёл ко мне, развернул на месте, схватил под грудь и поволок на выход. Силы у него, несмотря на достаточно щуплый вид, было больше, чем у меня. И пока он толкал меня к распахнутой двери, молчаливую, пыхтящую и упорную, я на какое-то мгновение почувствовала что-то… что-то новое и странное. Никогда раньше он столько меня не трогал, не касался, так продолжительно и крепко. Это какой-то новый виток в наших контактах, до этого был продолжительный период исключительно мозговых. Его грубая близость, недовольство, его руки, обхватившие меня — они будто разрушали его образ ужасного и коварного Дракона. Это всего лишь мужчина, как Тэян, как Сынри. Ничего иного, особенного, хотя… те хотели меня, лезли ко мне, тащили в койку, а этот… выпроваживает из спальни. Джиён поднес меня, буквально оторвав от пола, к двери и я, ухватившись за ручку, закрыла её перед нами, не дав себя вынести. Обозленно отпустив меня, Джиён выругался и отступил. — Я не буду с тобой спать, ясно?! Убирайся отсюда! Пока ещё по-хорошему, пока я не набрался смелости пристрелить тебя. — А ты можешь? Что ж, мне есть к чему стремиться. Вывести тебя из себя настолько, что ты меня убьёшь. Сколько лет ты уже не убивал собственноручно? Может, я буду последняя личная жертва Дракона? — Он с ненавистью испепелял меня сквозь прищур. Схватил за плечи и прижал к запертой двери. — Для чего ты хотела поехать ко мне? Для этого спектакля? Чтобы вывести меня? Или, в самом деле, чтобы переспать? Ты надумала стать моей любовницей и добиться от меня через постель каких-то поблажек? — Угадай. Я же такая прозрачная, а ты такой умный. Ты же сам всегда знаешь, кто и зачем что делает. — Джиён замер, видимо собираясь с мыслями или собирая нервы в кулак. Сильный выдох обозначил перемену его настроения. Он моментально и широко улыбнулся, не отходя от меня. — Решила стать загадочной? Любопытно. — Искренне ли он успокоился? Да, я не стала видеть его насквозь, не научилась читать его мысли, но… он разучился предвидеть мои ходы, и он перестал понимать меня. И это заиграло в его взоре. Не потеха над глупой девочкой, а внимательность к необъяснимому объекту, который не поддаётся его логике, беспощадной и всемогущей. Ей что-то не поддалось! Глаза Джиёна, чернеющие, опасные, похорошели почему-то. Они стали почти красивыми, прекрасными в своей смертоносности. Я что-то нашла великолепное во зле, как мне показалось. Иногда оно способно украшать? Не знаю. Но глаза, которыми смотрел сейчас на меня Джиён, могли вытянуть душу более продуктивно, чем все те речи и соблазны, которые он обрушивал на меня когда-то. — Ты хотел забрать мою душу, — не преминула озвучить я свои идеи, — и я сейчас подумала, что если бы ты вложил в свой взгляд чувства и попытался воспользоваться ими, как оружием, то со мной это вышло бы более успешно. Если бы к твоим глазам в довесок шла любовь, любая бы принесла свою душу тебе на блюдечке. — Любая, но не ты? — начал было улыбаться он. — Любая, — поставила точку я. Джиён оттолкнул меня от себя, отпустив, но получился рикошет, и я ударилась затылком о дверь за спиной, поморщившись. — Ай! — завела я руку, чтобы потереть макушку. Губы мужчины дернулись, словно едва не сработал рефлекс вежливости, призывающий извиниться. Но он промолчал. Я немного обиженно, гладя затылок, воззрилась на него. Секунды шли, мы смотрели друг на друга. — Ты можешь не вкладывать в свой взгляд ничего, ни любви, ни жалости, ни уважения. Я никому ничего на блюдечке уже давно не подношу, и подносить не собираюсь. — Мне просто было больно, — без обвинения, объяснила я своё выражение лица, опуская руку от головы. Джиён замолчал. За дверью протопало восемь лапок, несясь по своим собачьим делам. Их хозяин провел взглядом по щели под дверью. Сделал осторожный и плавный шаг навстречу мне, поднял глаза к моим снова. Рука подкралась к моей макушке и опустилась на неё. Вторая забралась в карман штанов. Его зрачки потеплели, и свет от них, казалось, распространился лучиками морщинок в уголках его глаз. — Я не хотел сделать тебе больно, — прошептал он. — Это само собой всегда получается, да? По чистой случайности. — Цель — не твои страдания. Так вышло, что они в некоторой мере были необходимы. Возможно, для тебя же самой. — Возможно, тебе они тоже не помешают. Твои собственные. — Ты хочешь заставить меня страдать? — серьёзно спросил Джиён. Пытаясь не выдавать эмоций на лице, я выдержала паузу, чувствуя, как его ладонь всё ещё успокаивающе приглаживает мой затылок. Хочу ли я его мучений? Хотела. Но я же простила его. Простила, но хочу отомстить, очень хочу отомстить, но и простить хочу окончательно, чтобы отпустить от себя ненависть. За что его ненавидеть? За то, что он такой? Ненавистью его не изменишь. И местью. Но так хочется увидеть его раскаяние, слёзы… простить или мстить, простить или мстить?! Я поняла, почему он перестал понимать меня и видеть насквозь. Потому что во мне больше не было однозначности, определенности. Во мне нечего было прочесть, я будто белый лист, ноль, пустота, и в ней варится какая-то каша, создаётся форма, растворяется одна личность, зарождается другая… или погибает окончательно первая, а взамен ничего не предвидится? У Джиёна не может быть ответов на вопросы относительно меня, потому что и у меня их нет. — Заставить тебя? Это твоя прерогатива — заставлять людей, — я улыбнулась ему. — Мне всё ещё, по-прежнему, ничего от тебя не нужно, Джиён. Даже возвращения домой теперь. — Каждому что-либо нужно от кого-либо. Я не верю тебе, — покачал он головой. — Не верить — тоже твоя прерогатива. А моя — не думать. А разве не думая можно искать выгоду и пытаться кого-то использовать? — Джиён плотнее придвинулся ко мне, вжав спиной в дверь. Постепенно его лоб коснулся моего, и мы оба опустили глаза к губам друг друга. У меня почему-то сбилось дыхание, и грудь заходила ходуном. Притягивая к себе мою голову, Дракон решительно впился в меня поцелуем, прекратив наш бессмысленный и какой-то увядший разговор. Когда его губы приникли к моим, создалось ощущение, что мы занимали друг друга словами только для того, чтобы избежать этого, но не удалось. Слова обесценились и лились напрасно. Им не удалось помешать странной тяге Джиёна ко мне и отсутствию сопротивления с моей стороны. Что со мной такое? Мне всё равно после всего пережитого или после продолжительного сожительства с Сынри? Почему я не брыкаюсь, не отталкиваю Джиёна? Он проникает в меня своим языком, а я стою, закрыв глаза, и впитываю это ощущение. Он глотает этот поцелуй, закусывая мои губы, без какого-либо насилия, навязчивой похоти. Он целует тонко, слегка лениво (или сдержанно, чтобы не сорваться?). К концу поцелуя я слишком тесно вжата в дверь и Джиён, завершив этот короткий интимный момент, отодвигается, не отводя глаз от моих, которые я открыла. — Не пойти ли тебе, всё-таки, куда-нибудь нахрен? — сквозь зубы, возбужденно, прошептал Дракон. — Как романтично, — спокойно оценила я с сарказмом. — О, это только начало, я могу превратиться в такого романтика, что закачаешься. — Не надо ни в кого превращаться. Будь собой. — А какой я, по-твоему? Есть определенный я? Я не знаю ни одной постоянной черты своего характера. Мне нравится вести себя то так, то сяк. Поэтому любое моё воплощение, по настроению — это я. Настоящий. — Джиён отошёл к кровати, сунув руки в карманы и разглядывая пол. — Что ты хочешь? Скажи мне. — Привести тебе Сынри, как ты и просил. — Он удивленно обернулся. Кажется, бесед о делах он сегодня не ждал. — Серьёзно? С чего вдруг? Отплатить Сынри за его плохое поведение? — Нет, наградить тебя за хорошее. — Я не дала ему ничего вставить. — Шутка. — Мне не нужен Сынри такой, каким он сейчас является. Ты не сделала его таким, каким он мне нужен. — Каким же? — Верным и преданным. Порядочным. — Это в моих силах? — приподняла я брови. — Если не в твоих, то, наверное, не в чьих. И в таком случае Сынри мне в драконах без надобности. — Почему? — Я думала, что Джиёна волнуют деньги и выгода, а не моральные качества членов его клана. — Человек, бесчестный и подлый в одной сфере жизни, всегда — всегда! — будет таким же и в других сферах. Никогда не верь обратным утверждениям, Даша, серьёзно. Нет такого «я с бабами подлец, а с друзьями молодец». Нет! Гнида — она во всем рано или поздно гнида. Кинул друга — кинет жену, кинул делового партнёра — кинет детей. Я не утрирую. Мы все состоим из мелочей, мы все поступаем ежедневно как-то, каким-то образом, и это называется жизнь, и если мы допускаем для себя возможность предательства и измены — на следующий день и с другими людьми мы не стали новыми, которые больше так не сделают. Да, прозрев или образумившись можно перестать быть таковыми вовсе, но параллельно быть разными невозможно. — Мино и Тэян прошли этот отбор, стало быть? — вспомнила я. — Я сомневался в них. Мино, признаться, ещё чуть-чуть под сомнением. Да, он не скатился в продажную тварь безвозвратно. Но способен ли он ещё быть верным? Я не знаю. У меня два хороших друга, которым я доверяю… — Сынхён, который хранит верность даже той, которой уже нет, — поняла я. Ещё бы, настолько постоянного товарища найдёшь в наше время редко. Я понимаю привязанность к нему Джиёна. — Да. И Йесон. Десять лет брака. И ни одной любовницы. Поэтому не приводи ко мне Сынри, пока он шляется по шмарам и не считается с тобой. — Джиён достал из карманов сигареты с зажигалкой и положил на столик. — Если ты действительно надумала его ко мне привести, а не спелась с ним, чтобы попытаться всадить мне нож в спину. — Как он близок к тому, что имело место быть! Дракон уставился мне в лицо. — Признаться, мне интересно, на самом деле интересно, чью сторону ты выбираешь, мою или его? — Я таинственно улыбнулась. — Если ты не против, я приму душ и вернусь. — В его спальне была ванная комната, куда я и направилась, потому что если бы я пошла в другую, потом неизвестно, проникла бы я обратно или нет. Мужчина понял, что ничего от меня не добьётся и не стал продолжать расспрос. Чью сторону я выбираю? Не уверена, что уже сделала выбор. Кажется, мне ещё предстоит поиграть на два фронта. Или три? Ведь есть же ещё собственная выгода. Замотавшись в большое банное полотенце, я оставила платье на крючке и вышла. Верхний свет был потушен, горели только настольные лампы по бокам от кровати, в которой сидел Джиён и курил, держа на коленях, спрятанных под одеялом, пепельницу. Одеяло было белым, как и простыни. Прищурившись сквозь дым, он смотрел, как я движусь к нему, босая, с влажными концами распущенных волос. — Я достаточно чистая для твоей постели? Или я уже не девственница, поэтому оскверню? — Надень что-нибудь на себя, — постучав сигаретой по бортику пепельницы, Джиён стряхнул пепел, указав подбородком на свой стенной шкаф. — Возьми любую футболку подлиннее, хоть мои трусы. Я не пущу тебя в кровать голой. — Я послушалась и пошла добывать себе ночное облачение. Я и сама не решилась бы прилечь к нему обнаженной. Но выполняя все эти условия, я до сих пор себя не ощущала и не осознавала. Зачем я это всё делаю? Играю с огнем, хожу по лезвию бритвы. Привыкла к адреналину и мне его не хватает? Схватив первые попавшиеся боксеры, я натянула их под полотенцем, после чего скинула его, стоя спиной к Джиёну. Взяла какую-то его майку и, влезшая в неё, повернулась к сингапурскому королю передом. — Сойдёт? — Он молча кивнул. Мелкими шажками подойдя к кровати, я отвела угол одеяла, ежесекундно ожидая возмущения или криков, поставила одно колено на простыню, переждала пару мгновений и, выдохнув, ловко забралась на ложе рядом с Джиёном. Пахло хорошим табаком и мужчиной. Вторым приятнее. Перекинув волосы через плечо вперед, чтобы не прищемить их о подушку, я смущенно сложила губы бантиком, не зная, как продолжить общение. Как-то это всё… необъяснимо и внезапно, и, что самое глупое, организованно мною. Ведь я не собиралась спать с Джиёном, я зачем-то позабавилась над ним и его нервами. Может я в самом деле мщу таким образом Сынри за измену? Не изменяю сама, но нахожусь в компании другого, даже в чужой постели. Нет, не мысли о Сынри и не обида на того привели меня сюда. Джиён докурил и отставил пепельницу. Откинувшийся вальяжно к спинке кровати, он посмотрел на меня. — Я так понимаю тебе нормально, да? — Пока да. — А что-то должно измениться? — Не знаю, всё меняется. — К чему это обобщение? Речь о здесь, о нас, об этой ночи. — Всё, как обычно, в твоих руках. Ты же знаешь, что всё совершается по твоим желаниям. — И разве тебе это не нравится? — с иронией полюбопытствовал Джиён. — Почему мне это должно нравиться? — Женщины любят, когда всё решают за них, когда им не надо думать, когда всё готово без их ответственности, участия, усилий. Хотя, не буду сексистом. Все люди любят всё готовое, когда дела делаются другими. — И ты? — А то! Я тебя хочу, а имеет тебя Сынри — наслаждение! — откровенно понасмехался над этой ситуацией Джиён. Но ничего не предпринял, как всегда. Я подняла к нему лицо и взгляд. Он вполне миролюбиво и дружелюбно выглядел. — Кроме шуток, я согласна с тобой. Мне нравится, когда мужчины делают что-то сами… когда они просто хоть что-нибудь делают. — Я печально усмехнулась. — Ты спросил, почему я не осталась «замутить» с Мино. Я скажу — потому что он ничего не делает, а сама я не собираюсь на него вешаться. Мне это неприятно, мне это кажется неправильным. Я хочу, чтобы он — мужчина, добивался, оказывал знаки внимания, ухаживал, а не ждал, когда я брошусь на него или заранее скажу «да», и тогда он точно будет знать, что есть смысл начинать. Где в этом геройство и смелость? — Даша, Даша! Двадцать первый век — какое к черту геройство? — разбавил мою исповедь ехидством Дракон. — Да хоть бы двадцать второй! — расстроено взмахнула руками я. — Мужчины должны оставаться храбрыми и напористыми! Меняются не времена, а люди, и в их власти сохранять лучшее, отсеивать худшее. — Ну, знаешь ли, претензия тогда должна касаться и женщин тоже. Они далеко не идеальны. — Вот что конкретно я делаю не так, как правильная женщина? Я не говорю идеальная. Но что ждёт от меня Мино, чтобы повести себя, как настоящий мужчина? — А может некоторым типам определенное поведение не присуще в принципе? — Джиён откинул голову назад, тихо посмеиваясь. — Представь, что такие вот статные красавцы в основном фляфлики и мямли, а самураи в душе такие как… ну, я не знаю… я? — Не уходи от темы. Во мне есть что-нибудь отрицательное, в плане, как подобает вести себя женщине? — С точки зрения Мино судить не могу, а с моей точки зрения — полно. — Он не дал мне открыть рта. — Не торопись огорчаться, на мой вкус ещё не встретилось ни одной девушки, которая вела бы себя, соответствуя в совершенстве моим требованиям. В каждой с легкостью находятся недостатки. — И что бы ты во мне исправил? — Скованность. Я не хочу сказать, что мне нравится поведение развязной шалавы, но я не люблю зажатости, когда ткни пальцем и сжимаются, как гидра — пучок нервных окончаний. — Но скромность — это же достоинство! — Ты меня спросила о моем мнении, чтобы его оспорить? — покосился, зевнув, Джиён. — Прости, продолжай. — Я говорил о скованности, а ты мне о скромности. Скромность — это поведение для общественности. Когда люди имеют какие-то отношения, то скромности быть не может, как можно стесняться того, перед кем раздвигаешь ноги, ну правда? Глупость. Да, до бесстыдства доводить не надо, но бояться при свете дня раздеться перед мужчиной, когда ночью он тебя вертел, как хотел — это тупое ханжество, напускная показуха. — Но то же в темноте, а это — при свете. — Да, но то ебут, а тут просто смотрят — тоже есть разница, да? — посмеялся Джиён. — Или что, показать стало более позорным, чем отдаться, в твоём понимании? — Я покраснела, задумавшись. Так и бывает, даже у меня. Я могу ночью заниматься сексом с Сынри, но днём бродить по его квартире голой, когда он там, я не состоянии. — Может, смущение идёт от отсутствия полного доверия? Или чувств. Если беззаветно любить, наверное, уже ничего не стесняются друг перед другом. — И в итоге не зажимаются только бляди, у которых уж точно никаких чувств нет, — дерзкий хохот сопроводился смыканием век Джиёна. Он утомленно вздохнул. — Ты мне доверяешь? — Как самой себе, — покривила я уголок рта, пока он не видит. Хотя язвительность была слышна по интонации. — Какого цвета у тебя соски? — Я стала лиловой, как спелый плод. Даже потянула на себя одеяло, но остановилась. — Тебе сказать или показать? — Глаза Джиёна открылись. Как у змеи, которая лежит на солнышке, и вдруг чувствует, что добыча приближается. Это выглядело очень живописно и опасно. Он повернул ко мне лицо. Окинул взором то место, о котором шла речь, но которое прикрывала его майка. — Теперь ты не только в моих руках, но ещё и в моей шкуре. Во всех смыслах. Забавно. Я, конечно, эгоист, но если ты продолжишь плавно превращаться в дракониху, у меня будет ощущение, что я хочу трахнуть самого себя. Смахивает на шизофрению. Или нарциссизм — это более лояльное определение. — Джиён поднял руку и протянул её ко мне, коснулся шеи, завел её дальше, за ухо, ввил пальцы в волосы и надавил, приближая к себе моё лицо, приближаясь навстречу тоже. Наши губы вновь сошлись в поцелуе, уже третьем за всё время, а я до сих пор не могу понять, что испытываю, когда он это делает. Во мне появляется дрожь, тело тяжелеет, душа уходит в пятки, я словно сливаюсь с чем-то сверхъестественным, будто взаимодействуют не тела, а энергия, что-то глубже. Хотя губы я чувствую, они становятся послушными губам Дракона. Он подхватил меня второй рукой и посадил на себя, заставив перекинуть через него ногу. Одеяло с нас сползло. Джиён оторвался от меня и, поглаживая мою щеку, внимательно смотрел напротив, на сидящую на его бедрах меня. — Тебе не противно от моих поцелуев? — Нет, — честно сказала я. Несмело ища пристанище для рук, я положила их на грудь Джиёна неприкрытую ничем. — У тебя нет ощущения, что тебя тискает старый извращенец? — Я засмеялась. — Какой же ты старый?! — То есть, с извращенцем ты согласна… — Одна ладонь опустилась мне на ногу, и прошлась по коже к бедру, обратно, к бедру, обратно, плавно, нежно. — Вблизи я слишком ощущаю твою юность и свою зрелость. Я не любитель малолеток, но иногда ты кажешься именно ею, и меня это отталкивает. Я не люблю глупость и дурацкую неусидчивость ранней молодости. — Мне нечего было сказать. Я любила Сон Мино, и как бы мои предпочтения были ясны, а Джиён, как утверждал сам, не любил никого и никогда, поэтому подразумевал всего лишь объект для удовлетворения страсти. — Ты думаешь о Мино? — внезапно вернулось к нему чутьё. Я выдала себя растерянностью. Джиён изобразил хмурую гримасу. — Переспи ты с ним уже, иначе он так и не выйдет из твоей головы. — А зачем мне, чтобы он оттуда выходил? Пусть себе там живет. — Мужчина опустил ладонь с щеки и кончиками пальцев задержался на моей груди сквозь майку. — Показать. Не сказать, а показать, — вернулся он к теме моих сосков. — Но не сегодня. Слазь, — буквально скинул бы он меня с себя, если бы я не перебралась самостоятельно на свою половину кровати. — Спокойной ночи. — Джиён погасил свет и лег на подушку, выпрямив её. — Спокойной ночи. — Я посмотрела на его силуэт в темноте. Повернулся на левый бок, чтобы оказаться ко мне спиной. — Ты никогда не обнимаешь девушек, с которыми спишь? — Я никогда не сплю с девушками, с которыми сплю, такая вот тавтология дурная. Когда-то спал, но это было очень давно. Сейчас я люблю свободное пространство и удобство во время сна. — Когда я была маленькой, мама часто обнимала меня, пока я не усну, — развернулась к нему я, не в силах попытаться уснуть теперь. Что-то не давало мне замолчать и отстать от Джиёна. — Потом у нас на троих: меня, брата и сестру, следующих за мной по возрасту, была одна большая кровать. Мы тоже часто спали в обнимку. И когда я стала достаточно большой, чтобы спать в одиночестве, я стала засыпать подолгу. Мне казалось так неудобно не чувствовать рядом кого-то родного. Непривычно. — Джиён молчал, либо слушая, либо пытаясь отключиться под мою болтовню. Я хотела спросить у него разрешения, но потом передумала и, придвинувшись ближе, украдкой, воровато забралась на него своей рукой, обвила сбоку и обхватила его, прижавшись к его спине. Он не шелохнулся. Иногда даже самому самодостаточному, гордому и одинокому человеку нужно почувствовать это — чьё-то теплое присутствие. Я уверена, что Джиёну оно нужно, даже если он будет спорить, отрицать и убивать за подобное. Я не знаю, хочу ли я всё-таки в первую очередь отомстить, но если вдруг надумаю, то не больнее ли будет во стократ месть, поданная от того, кто сумел убедить в доброте этого мира? На миг мне самой стало страшно от того ужаса, какой можно сотворить с Джиёном. Пробудить в нем хорошее и светлое, чувства, влюбить в себя, как советовали мне когда-то, и растоптать… именно исцеленный Джиён сломается, а не этот. Поднимется ли у меня рука погубить Джиёна, ставшего человечным? И сможет ли он им стать? Мне стало его жалко. Его, себя, этот несовершенный мир, даже Сынри — продукт этого мира, который и не мог получиться другим, потому что вырос в определенных условиях. Я поцеловала Джиёна в лопатку и прижалась к ней щекой. Он в любой момент может причинить мне вред и зло, непредсказуемый и жестокий Дракон. Если я не сделаю Сынри верным, я ему вообще ведь больше не нужна? Мужчина развернулся и, закинув руку выше, подложил её под мою голову. — Знаешь что, — заговорил он, положив на меня вторую руку сверху. Я его всё ещё обнимала своей. — А давай попробуем ещё один эксперимент? — Что-то мне это уже не нравится. — Ничего смертельного. Давай, ну я не знаю, снова одну неделю что ли… — О-очень не нравится, — протянула я и Джиён засмеялся. — Дослушай! В течение недели мы будем соответствовать идеалам друг друга. Я буду вести себя так, как в твоём понимании должен вести себя идеальный мужчина, а ты будешь вести себя так, как в моём понимании должна вести себя идеальная женщина. — К чему это всё? — К тому, что мы убедимся, что людей всегда всё не устраивает. Даже получив желаемое, мы будем недовольны и хотеть чего-то ещё. — Интересно… но Сынри! — вспомнила я. — Он же узнает, с кем я уехала, где я… — Конечно узнает. И я с большим удовольствием посмотрю, как он попытается забрать тебя обратно. — То есть… я останусь на неделю здесь? — А ты думала, что попав в лапы Дракона из них так просто выбраться? — В полутьме осветилась его широкая улыбка. — Даша, ты забралась так далеко, что обратный путь будет не легок. Неделя? Может быть, неделя. А если захочу, то этот срок растянется надолго. — Я что — твоя пленница? — насторожилась я. — А разве ты переставала ей быть? Ты всё ещё в Сингапуре, а всё в нем принадлежит мне. — Знакомое чувство, знакомая ситуация… неужели я добровольно опять угодила в какой-то капкан? Может, стоило воспользоваться дарованными Сынри документами, его предложением, и покинуть это место раз и навсегда? Черт меня дернул тут остаться и опять полезть к Джиёну?! Это какая-то нездоровая мания, постоянно возвращаться к нему, а он ко мне, несмотря на всё, что произошло. Он прижал меня к себе и затих. Уснул. Не желая его тревожить, я тоже угомонилась. Вторая безумная неделя, итог которой непредсказуем, начинается. Как же поступит завтра Сынри, обнаружив, что я вернулась к Джиёну?
Идеальный плен
Забыв опустить шторы, мы оказались под ярким солнцем, которое потревожило меня и заставило открыть глаза. Джиён спал, от света пробудилась только я. Обнаружив себя на боку, с закинутой на мужчину ногой, я осторожно её убрала, и стала разглядывать Дракона, лежавшего на животе. Левая его рука с татуировкой «moderato» придавливала меня сверху. Всё-таки он привык спать в одиночестве и распростерся так, словно никого рядом нет. Я как-то спрашивала его, почему он выбрал именно эту надпись? Не зная точно, я произвольно перевела её вроде «усредненный», на что Джиён ответил, что она означает «умеренный». По его заверениям, в молодости он был горячего нрава и несдержанного характера, хотел торопиться куда-то, получать всё и сразу, и в результате сделал это вечное напоминание, что спешка и замедление ни к чему хорошему не приводят. Темп жизни должен быть умеренным. Возможно, именно тогда он стал задумываться о времени? — Джиён, — тихо позвала я. Никакой реакции. Нужно чуть громче: — Джиён! — Мм… — не то возмущенно, не то вопросительно издал он мычание. — Где у тебя на время можно посмотреть? — Мм… — зашевелился он, притягивая к себе конечности и перегруппировываясь. Потерев лицо о подушку, он подтянулся к тумбочке, не размыкая век, закинул руку, достав мобильный и, взяв его, вернулся на прежнее место, сунув телефон мне. Я нажала на кнопку, и экран показал мне начало одиннадцатого. Что ж я так рано проснулась, если легли под утро? Привычка. Вставать и начинать новый день? Я чувствовала себя вполне отдохнувшей, к счастью, не выпила на дне рождения Сынри много, и голова в замечательном свежем состоянии. Я могла бы незаметно выскользнуть из постели и пойти готовить завтрак, или заняться чем-нибудь другим, но разве не должна я проводить время с Джиёном, если мы договорились о чем-то перед сном? — Джиён… а эта неделя… ну, очередная. Она уже считается начавшейся? — Вдохи и выдохи усиливались и он, как настоящее сказочное чудовище, стал окончательно сбрасывать с себя дрёму, не хватало только расправленных чешуйчатых крыльев, хвоста, что там ещё у драконов бывает? Развернувшись на правый бок, ко мне, всё ещё с закрытыми глазами, не убирая с меня руки, он притянул ею меня, и расслаблено прорычав где-то в горле, почесал кончик носа о мои волосы. — Сколько время? — хрипло пробормотал он. — Одиннадцатый час. — Спим дальше, — бросил он. — Ответь по поводу недели. Этой самой… идеальной. — Идеальной недели? — его губы оттенились улыбкой. — Хорошее название… королевская, идеальная… что же будет дальше? Ещё пара недель и соберем медовый месяц. — И выиграем кружку от кока-колы. Это всё замечательно, но ответ я так и не получила, — настойчиво сказала я. — Ответ… — восстанавливая ночной разговор, Джиён поднял ладонь и потёр лицо, разлепляя глаза. — Игра в идеалы друг друга? Да, давай начнём с этого утра. — Отлично, — просияла я. — Тогда просыпайся. Я встаю, мне одной будет скучно. Мой идеальный мужчина не станет валяться в кровати, пока я тоскую, бродя по дому. — А моя идеальная женщина принесёт мне кофе в постель, — с превосходством посмотрел он на меня, чуть отодвигаясь и убрав от меня руку. — Да, только кофе будет не идеальный. Стоит ли пытаться снова? — А почему бы нет? Главное же стремление, желание, а результат — это уж как получится. — Постой, а если я тоже захочу, чтобы мне принесли в постель завтрак? Как будем поступать? — По принципу «кто первый встал — того и тапки». Идея пришла в голову первому мне, значит, на кухню идёшь ты. — Джиён шутливо попихал меня ногой под одеялом. — Давай, шагай. — Эй, мой идеальный мужчина должен быть предельно вежливым и нежным! — Джиён с азартом усмехнулся, садясь и приподнимая подушку, подсовывая её под спину. — Серьёзно? Клянусь, об этом пункте ты пожалеешь в первую очередь. Моё маленькое милое солнышко, — наклонившись ко мне, он коснулся губами щеки, обнял меня, и быстро сдвинулся к уху, щекоча дыханием и поцелуями по нему и шее. По мне пошли мурашки, и я засмеялась, пытаясь вывернуться. — Перестань! Щекотно же! — Я отбивалась от его рук, которые продолжали меня тискать в порывах баловства. — Ну, хватит, хватит! Нежный и переслащенный — не одно и то же! — Ты же сказала «предельно», — остановился он и сел обратно, с довольной насмешкой. — Я стараюсь. — Не усердствуй. — Откинув одеяло, я вылезла и оправила на себе трусы и майку. — Ладно, я пошла варить кофе а’ля фуфло, а ты пока поучись умеренной нежности и вежливости, порепетируй. — Не думаю, что мне нужно долго этому учиться, милая. — Он с таким интригующим придыханием произнес на корейском это «чаги-я»[9], что я на миг забыла, как это слово звучит на моём родном. — А я как должна тебя называть, чтобы тебе нравилось? Оппа? Или Джиён-а? — протянула я на их манер окончание. — Ой, фу, давай обойдёмся без этого. А у твоего имени, по-русски, есть какие-то ласковые формы? — Много. Можно сказать Дашенька, или Дашуля, или Дарьюшка. — По мере того, как я перечисляла, лицо Дракона приняло выражение помятого пакета, на котором неудачно нарисовали рожицу. Думаю, ему не только не нравилось звучание, но это ещё и для его произношения было сложно. — Но я тоже не жажду, чтобы меня так звали, — поспешила добавить я. — Отлично, а то я успел почувствовать нас парой дебилов, особенно поржёт Сынхён, если мы произнесем при нем что-то подобное. Кстати, перекусим, и надо проведать его в больнице. — Обязательно, — закивала я. — Надо ему что-нибудь вкусное приготовить. — Как хочешь. — Я двинулась на выход. — Даша! — Остановившись, я обернулась. Джиён поднял руку, опустил вниз указательный палец и покрутил им, как ложкой, размешивающей сахар. — Повертись. — Растерявшись, я хотела спросить «зачем?», но потом подумала, что ничего такого в этом нет, и сделала неспешный оборот вокруг оси. — Ещё? — поправив волосы, посмотрела я ему в прищуренные глаза. — Ты красивая с утра. Мне нравится. Можешь идти. — Идеальный мужчина просит, а не командует. — Блядь, прости, забыл, — пожал он плечами и потянулся. Он тоже с утра почти классный, такой невинный и растрепанный, будто не видевший никакого зла этого мира, и тем более никогда его не творивший. — И не матерись. — Джиён застыл с недоумением. — Так, и опять не курить? — Я задумалась. — Я тогда вспомню, что идеальная женщина должна уметь делать минет, танцевать стриптиз и садиться на шпагат, чтоб загибаться в любую позу. — Ладно, кури, — подняла я руки, сдавшись. — Зашибись, — удовлетворенно полез он за пачкой Lucky strike. — Барыга, лишь бы поторговаться, — выходя, с иронией пробубнила я себе под нос, чувствуя, как Джиён за спиной широко улыбается. Кофе ещё не был готов, а я удивленно услышала поступь короля Сингапура. В белой майке, поверх которой накинул клетчатую рубашку, в укороченных летних светлых штанах, он вошёл на кухню, судя по опрятному виду уже умывшийся, побрившийся и причесанный, хотя он никогда не укладывал прическу, как Сынхён или Мино, применяя гель, или высушивая в определенном положении. Волосы Джиёна всегда естественно колыхались на ветру и при движениях, напоминая мне о приезжих на заработки в Россию вьетнамцах, простых, небогатых трудяг, чьё свободное время расходуется на то, чтобы отоспаться после работы грузчиком, укладчиком, поваром в суши-баре. Хотя тяжелые браслеты и перстни из серебра заставляли вспоминать об истинном положении вещей. К тому же, этот человек умел перевоплощаться, как никто. Пару раз я видела его в рубашках и строгих брюках, и тогда не оставалось и следа от его разгильдяйской наружности. Это был стопроцентный мафиози, бандит, миллионер, господин. Он окинул меня взглядом. Я успела привести себя в порядок, почистить зубы, натянуть найденные свои шорты, но сверху так и осталась в позаимствованной у него майке. — Почему ты не дождался в постели? Милый, — подумав, закончила я. — Потому что я непредсказуемый. Милая. — Расставив пунктуацию, как и я, приторно ощерился он, и сел за столик. — Ну, вот и как тебе после этого угодить? Трудно успевать подстраиваться. — Моя идеальная женщина не должна подстраиваться, она должна быть самой собой. Но в её естественности всё должно совпадать с моими требованиями. — Час от часу не легче. — Сняв турку с плиты, я поставила её на подставку. — Я не нашла у тебя ничего толкового, из чего можно было бы приготовить что-то вкусное. Даже соевый соус кончился. Придётся довольствоваться банальным и примитивным завтраком. — Ой, как я люблю всё простое и незатейливое! — не выходя из юмористического настроения, хлопнул в ладоши он. — Да-да, так я и поверила. Пареную репу тогда на обед будешь есть. — Это что-то исконно русское? — Вроде того. Пальчики оближешь, — поиздевалась я, как и Джиён надо мной. А что, я наверняка смогу найти репу на местном рынке и угостить его этим «деликатесом». Вода, соль по вкусу — ешь, наслаждайся. Достав маленькие чашечки, разлила в них ароматный напиток, решив присоединиться, только немного изменив рецепт — себе я добавила сливок и положила больше сахара. Дракон подвинул кофе к себе, втянул его запах. — На начальном этапе вроде то, что надо. — Его губы опустились на край и, наклонив чашечку, он отпил. Со стороны холла загудел домофон. Я слышала его всего однажды, когда Джиён что-то заказывал с доставкой на дом. Все, кого он ждал, доезжали до входной двери и звонили в неё, а домофон означал, что заявился кто-то у шлагбаума, отгораживающего частное пространство главаря преступного мира, и там его не пропустила охрана. Я удивленно посмотрела туда, откуда шел звук. — Ты кого-то приглашал? — Нет, но я знаю, кто это, — улыбнулся Джиён и пошёл снять трубку. Я осталась на месте, навострив уши. — Да? Конечно. Сопроводите его сюда. — Трубка повисла, где и была прежде. — Даша! Это за тобой. — Не допив кофе и до середины, я поднялась, понимая теперь тоже, о ком идёт речь. Сынри. Он приехал, разумеется, быстро узнав, кто забрал меня с вечеринки. Он не стал звонить Джиёну на мобильный, а сразу заявился с визитом. Отдаст ли меня Дракон, или придержит при себе, как и пообещал вчера? Выйдя в прихожую, где стоял, раскачиваясь с пятки на носок, со скрещенными руками на груди Джиён, я вонзила в него свои глаза, а он, отстраненно и задумчиво, глядел за окно на стоянку перед особняком. — Сынри? — на всякий случай хотела удостовериться я. — Желаешь вернуться к нему сейчас? — Уместный, пожалуй, вопрос. Вернуться к Сынри… куда более понятному для меня человеку, от которого я знаю, как и чего добиться, вполне предсказуемый, похотливый и не опасный. Вернуться к жизни его любовницы, содержанки, красиво одетой, ухоженной, праздной, не нуждающейся ни в чем. Кроме любви и нормальных отношений, нормального отношения к себе. Если мне только этого не хватало, то вряд ли Джиён тот, кто способен мне это дать. Одну игровую неделю — возможно, но дальше опять туманный мрак, бездна неизвестности. Зато Дракон разрешает мне роман с Мино, даже странно настаивает на нём, а Сынри такого не потерпит. И при всех изменах и ветрености, Сынри едет сюда, скорее всего забрать обратно. Он по-прежнему меня хочет, он проявляет какую-то надежность, на которую я могу рассчитывать. А могу ли я рассчитывать на Джиёна? Нет. С Сынри я могу чего-то достичь, обезопасить себя, а с Драконом всё шатко, на зыбких сваях, у него всё ещё есть какие-то неозвученные планы, и они всегда у него будут. Это интересно и жутко одновременно. Как бы ни завораживала его таинственность и желание её раскусить, изменить его, здравомыслие должно отводить меня от него подальше. — А если да, то что? — Послушаем, что он сам скажет, — не глядя на меня, произнес Джиён. Во дворе показались две машины, затормозившие одна за другой. Из первой выбрался Сынри, велев водителю ждать — я сквозь стекло прочла по губам — а из второй выскочило два крепких телохранителя в черных костюмах, которые поспешили за ним. Джиён открыл дверь и отошёл от неё, пропуская незваного гостя. Сынри вошёл деловым шагом, сразу же заметив меня, поджав губы, и повернувшись после к хозяину дома. — Доброе утро. — Два телохранителя возвысились позади него. Я заметила темные круги недосыпа под глазами Сынри, и вообще лицо было, как говорят, «помятое», выдавало бурную ночь, хоть наряд и был с иголочки. Уже переоделся, видимо, заехав в свою квартиру. Где меня и не обнаружил, помчавшись на поиски. Мужчина долго смотрел на молчаливого Джиёна, ждущего продолжения, потом опять покосился на меня и, раздувая ноздри, сжимая зубы, ядовито отчеканил: — Вы что, трахались? — Нет, — ответил Джиён. — И я должен этому поверить? — Ты никому ничего не должен, но убеждать тебя никто не собирается, — спокойно промолвил Дракон. — Либо веришь, либо нет — дело твоё. — Даша? — повернулся ко мне Сынри. — Мы не спали, — тихо прошептала я. Глаза его немного успокоились. Мне он верил, кажется. — Мы просто разговаривали, — для убедительности конкретизировала я. — Разговаривали? — Мой любовник взмахнул руками. — Не зная, о чем вы говорили, уже начинаю сомневаться, что было бы лучше, трахайся вы или болтай. — Мы могли бы трахаться, болтая, совсем кошмар, да? — расплылся Джиён. — В общем, остальное я не хочу выяснять при тебе, — дерзко кинул ему Сынри и опять обратился ко мне, протянув руку: — Поехали. — Я… — замешкалась я, теребя лямку майки Джиёна на себе. Такое безмятежное и душевное утро, и вновь возвращаться к прежнему быту… Нет, он не был совсем уж плох, но… Я поискала совета и помощи глазами у Джиёна, но тот не смотрел на меня, опустив лицо к полу. Остаться здесь — это ловушка, я не должна поддаваться этому, я пострадаю, как и королевская, идеальная неделя вовсе не безобидное развлечение, Джиён хочет что-то сотворить, чего же он ждёт от меня? Нет, я должна руководствоваться только своей безопасностью, своей выгодой. — Ты едешь? — поторопил меня Сынри. — Я знаю, почему ты уехала с Джиёном, мы всё выясним в машине. Пошли. — Так и не встретившись с глазами Дракона, я кивнула, понимая, что это правильно. Я должна уйти. Жизнь — не забава, нельзя развлекаться постоянно этими играми с Джиёном, я поняла её серьёзность и следует поберечься. — Только переоденусь… — Оставь, дома во что-нибудь переоденешься. — Я сделала шаг по направлению к Сынри, и Джиён поднял голову. — Нет. — Мы замерли, переключив на него внимание. На губах короля Сингапура застыла угроза, прикрытая насмешкой. — Она никуда не поедет, и останется здесь. — Что?! — с наездом сузил глаза Сынри, сунув руки в карманы. — Это с какой стати? — Я ошарашено вылупилась на мужчин. Джиён пожал плечами. — Я так хочу. — А я так не хочу! Даша, пошли. — Но у меня почему-то отказали ноги, и я не решилась двинуться. — Я повторяю — она останется здесь. И даже если ты попробуешь забрать её отсюда силой, тебя остановят. — Дракон глазами указал на телохранителей. Сынри посмотрел на них и презрительно фыркнул: — А сам что — удержать не сможешь? — Зачем, когда у меня для этого есть люди, которым я за это плачу? — Такой крутой? — Сынри быстро сорвался с места и, преодолев считанные два метра, зарядил Джиёну в челюсть довольно мощным ударом, от которого тот повалился назад, но достиг подлокотника дивана и, зацепившись за него, прекратил падение. Однако пока телохранители спешили остановить атакующего, Сынри успел замахнуться ещё раз и повторить удар, только теперь выше, куда-то под глаз. На этом моменте его и схватили двое, оттащив. Джиён, подержав лицо отвернутым в том положении, в какое поставил его удар, вернул на уста улыбку, и повернулся с ней вместе. Охрана крепко держала Сынри за руки и плечи. — Отпустите его, — мотнул головой Джиён. Те посомневались, но он кивнул им. Гость был освобожден. — Если попытаешься ещё раз — выкинут отсюда. А я не хочу унижать тебя и обижать. Лучше уходи. Яростно и бешено посмотрев на меня, мой любовник отряхнул пиджак в тех местах, где за него хватались, скрипнул зубами и, излучая молнии гнева, направился на выход. — Я это так не оставлю! — Не сомневаюсь. У тебя будет время подумать, что же именно предпринять. — Проводив его и охрану, Джиён запер дверь и развернулся ко мне. Я пыталась подобрать слова по случаю, но они с трудом мне давались. Наконец, собравшись с мыслями, я прошептала: — Так ты на самом деле взял меня в плен? — Хотя стоило признать, что не слишком-то я и пыталась вырваться и сбежать. Дракон приблизился ко мне и поднял палец. — Важный пункт твоего идеального мужчины, цитирую: чтобы мужчина добивался, оказывал знаки внимания, ухаживал, а не ждал, когда на него бросятся или заранее скажут «да». Что я сделал не так? — На моё увеличивающееся изумление, он отвечал ширящейся улыбкой. — Пункт номер два — вежливость и нежность. — Он взял меня за руки и, подведя к себе, заправил прядь волос за моё ухо. — Твой кофе чудесен, милая. Идём, допьём его, и поедем к Сынхёну. — И как-то слишком зловеще звучали эти милости и комплименты с разбитых губ и с наливающимся под глазом фингалом. Лучше бы он матерился…
Лицемерная правда
Сынхён находился в постели с приподнятой спинкой, чтобы сидеть, листал журнал (наверное тот, что заказал ночью). На нём была пижама, придающая ему вид молодого помешанного, хотя вел он себя, как обычно, тихо, неторопливо и воспитанно, монотонно переворачивая страницы, как филателист, боящийся потревожить в альбоме свои марки. Первой вошла я, а за мной Джиён, поэтому сначала пациент услышал моё приветствие и посмотрел на меня, приподнимающую руку с пакетом, в котором мы привезли ему перекусить хорошей ресторанной еды (заехали по пути, потому что в доме Джиёна готовить было совершенно не из чего). — Служба доставки! Как ты себя чувствуешь? — поставив принесенное на тумбочку, стала я пододвигать стул к нему, чтобы сесть поближе. — Благодарю, здравствую вполне прилично, — положил Сынхён развернутый журнал на колени и посмотрел на Джиёна. Брови удивленно приподнялись и, хотя губы не дрогнули, глаза Сынхёна озарились весельем. — Даша, ты горяча, как самогон. — Откуда ты знаешь про самогон? — удивилась я, покосившись на Дракона, состроившего брюзжащее лицо по поводу ссадин на нём. — И это не моя работа, кстати. — Относительно алкоголя я знаю всё. Даже про то, что прежде чем стать самогоном, это называется… как его… — Сынхён пощелкал пальцами. — Первач! Пробовал однажды, жестокая вещь. Похлеще пульке. Пульке — это неочищенный мескаль. Мескаль — это неочищенная текила, — тут же дал справку мужчина, и я убедилась, что про спиртное, как и про наркотики, судя по всему, он ходячая энциклопедия. — Я как-то напился пульке так, что едва пришёл в себя через сутки… кстати, ацтеки, изобретатели этих затейливых напитков, говорили «накроликался», а не напился, потому что кролик ассоциировался у них с пьянством, и были у них божества пьянства — сенцон тоточтин, четыреста кроликов… — Хорош гнать, покушай, — опустился на стул по другую сторону больничной койки Джиён. Сынхён посмотрел на пакет с едой, но не торопился его брать, демонстрируя если не сытость, то отсутствие аппетита. — Меня вот больше волнует, откуда сама Даша знает что-то о самогоне? Это русское бухло, я верно понимаю? — Я покраснела. — У меня дедушка по маме его делал, за что его папа постоянно отчитывал, накладывал на него епитимьи, но тот уходил в подполье и умудрялся делать тайком, пока папа однажды не запрятал куда-то аппарат для производства… — Благочестивая мать Тереза, оказывается, внучка нелегала, торговавшего незаконным спиртным. И она учила меня жизни и ругала за бизнес, связанный с чем-то преступным. — Так, кто же тогда тебя украсил? — поинтересовался, наконец, Сынхён у друга. — Спроси у неё, — кивнул на меня король Сингапура. Внимание перешло ко мне. Я испытала смущение, потому что не знала, как при двоих сразу говорить о третьем, своём любовнике, обо всей этой запутанной ситуации, всё-таки в неё замешаны мои чувства, а оголять душу так не хочется! Я закусила губу и скорчила расстроено-обиженный вид. — Пап, он меня гулять не пускает. — Сынхён, не поведя и глазом, нахмурил брови и повернулся к Джиёну, который не растерялся и включился в игру, подняв палец. — С плохим мальчиком, прошу заметить. — Если ей нельзя гулять с плохими мальчиками, с какого такого, pardonnez-moi[10], счастья, она катается по городу в твоём обществе? — Отец-алкоголик — горе в семье, вот дочь и угодила в дурную компанию. Не занимаешься ты, батя, воспитанием, — цокнул языком Джиён, откинувшись на спинку. — Поговаривают, что дочь ваша — курва, в борделях была замечена. — Пошёл ты в жопу! — вдруг разозлившись и почувствовав себя уверенно в связи с идеальной неделей и присутствием Сынхёна, послала Дракона сгоряча я. Тот вытаращил на меня глаза. — Я ж тебя распну через семь дней, — подразумевая, что выдержит обещанный срок, предупредил Джиён. — Умру удовлетворенной, по крайней мере, сказала тебе то, что хотела, и когда хотела. — А потом воскреснет, как истинная праведница, мессианская наследница Христа, и польются твои слёзы грешника, как воды Евфрата, — пробасил Сынхён, на самом деле напомнив мне моего отца, читающего проповеди с фразочками вроде этой. — Есть выпить? — Обойдёшься, — достал сигареты Джиён, но поскольку лень было вставать к окну, просто завертел их в пальцах. — Ты чего до сих пор в пижаме? Не вставал ещё что ли с утра? — Вставал. В туалет, побриться. — Сынхён провел по подбородку пальцами, проверяя гладкость, потом пригладил рубашку к груди, как будто там сидел пригревшийся домашний хорёк. — Мне так мягонько и уютненько. Не хочу никуда, поэтому не одеваюсь. — Тебя завтра вроде бы выписывают. — Я им заплачу, полежу ещё пару дней здесь. — Прекрати дурью маяться, торчок. У нас полно дел. Тебе звонили из Могадишо? — Возможно, я отключил телефон. — Сынхён опустил лицо к журналу и перелистнул его. — Одеяло — великая вещь, я думал, что оно защищает, только когда ты маленький, но пока под ним лежишь, так замечательно… никто и ничто не беспокоит. А будешь мне надоедать, и насчет тебя скажу, чтоб не пускали. — Я б тебя послал, но до конца недели не матерюсь. — Что так? — Ну… мы тут играем, — с хитрецой расплылся Джиён, поглядывая на меня. — В идеальных людишек. — Занятно. И какие они — идеальные людишки? — вновь оторвался от журнала Сынхён. — Объективно? Не знаю. Мы подстраиваемся под идеалы друг друга. — Дракон засмеялся. — Хотя существует мнение, среди большинства моих знакомых, что идеальный Джиён — мертвый Джиён. — А Даша? — А Даша живая мне пока нравится больше, — захохотал главарь мафии. У меня мурашки пробежались по коже. Иногда я не понимаю, где он шутит на все сто, а где шутит, подразумевая неопределенное будущее воплощение анекдота в жизнь. — Мертвые женщины — это не мой идеал, — посмотрел в глаза другу Джиён. Сынхён выдержал это со спокойствием и достоинством, будто никакого намека не было. Дракон посмотрел на меня, а я стала излучать какую-то суету, потому что понимала подтекст, и всеми силами пыталась показать, что в ус не дую по этому поводу. — На вкус и цвет, — пожал плечами Сынхён, улыбнувшись. — Некрофилы, по крайней мере, менее опасны, чем, допустим, зоофилы или педофилы. От них никто не умирает. Вот даже ты, казалось бы, не любитель трупов, но и с живыми особо не церемонишься. Можно ли назвать любителем мертвечины того, кто любит создавать новую мертвечину? Если бы она тебе была не по душе, ты бы её не множил. — Я латентный некрофил? — прищурился Джиён. — Может быть даже русофоб. — Русофоб?! Да я пылинки с Даши сдуваю, приютил у себя и угождаю, как могу, где тут какая-то неприязнь? — Фобия — это не неприязнь. Это страх, — величаво протянул Сынхён, поправив товарища, на что Джиён хмыкнул и покивал надменно головой. — Страх, значит? — Мужчины посмотрели на меня. Я в такие моменты предпочитала не вмешиваться. Я бы даже предпочла в такие моменты исчезать и находиться в другой Вселенной от них, но единственным доступным вариантом было молчать и хлопать ресницами. — Я боюсь Дашу? — Латентно, естественно, — как бы извиняясь за неполиткорректность, подчеркнул Сынхён. — Нет, ну естественно, — юморно развел руками Джиён. — Как бы, если трусить, то в тихушку, кто ж этим светит? Тут как с некрофилией: только по ночам, под подушкой, то есть, под крышкой гроба. — Да, то одной, то другой рукой побеждая испуг. Скручивая шею змею малодушия. — Тогда уж дракону. Я душу дракона, — уточнил Джиён. Сынхён обернулся ко мне. — Прости, нас понесло. Давай поговорим о тебе? — Вот этого мне меньше всего хотелось. — На меня сейчас тоже навесят какое-нибудь извращение? — Постаравшись улыбнуться, я решительно отказалась принимать огонь на себя: — А у нас в России драконы всегда трёхголовые. — Джиён прыснул от смеха и прикрылся кулаком. Они заговорщически переглянулись с Сынхёном и последний заметил: — Пошляк. Может речь о чем-то другом, аллегория. — Я вспомнил старый дурацкий фильм «Евротур», который смотрел в свои шестнадцать или восемнадцать. Там была такая штука — флюгегехаймен. При словах «трехголовый дракон» она так и стоит перед моими глазами. — Смотрела? — спросил меня Сынхён. Я покачала головой. — Она не понимает, о чем ты. Займись культпросветом. — Не надо, я уже напросвещалась, — отмахнулась я. Джиён поднялся. — Я выйду покурить, скоро вернусь. Оставшись наедине с этим странным зрелым, и одновременно с тем совершенно инфантильным человеком, я не знала, о чем говорить, как себя вести. Сынхён отложил журнал и поставил на колени, наконец-то, еду из ресторана. — Его ударил Сынри? — задал он вопрос. — Да. — Жаль, — вздохнул он. — Жаль, что ударил, или что это был Сынри? — Мужчина витиевато повел плечами. — Этот пройдоха и кутила всё-таки влюбляется в тебя, иначе не поднял бы руку на Джиёна. — Он всего лишь собственник, которому не нравится, что что-то делается не по его желанию, что не он победитель в этой ситуации. — Сынхён ласково улыбнулся. — Все проявляют свои чувства по-разному. Но разве стремление обладать безраздельно — не признак любви? Или когда любят, по-твоему, соглашаются с тем, что объект любви может быть с кем угодно? — Нет… наверное. С другой стороны, если тот, кого ты любишь, счастлив без тебя, то зачем ему навязываться? — А ты счастлива без Сынри? — Хоть он и кажется добрее и проще, ни разу он не проще, чем Джиён. Я иду на поводу у его выздоравливающего состояния, якобы слабого и беззащитного, у своей жалости, но тоже надо быть осторожной. Разве не в сговоре эти два друга? — А что такое счастье? — Мне кажется, что это то время, когда не сожалеешь об упущенных возможностях. Если в голове постоянно сидит мысль о том, что хотелось бы что-то исправить — нельзя быть счастливым. Потому что будущее изменить можно, а прошлое — нет. — То есть счастье — это удовлетворенность прошлым? — Сынхён кивнул. — А если в прошлом произошло что-то такое… что уже не исправить. И это жутко огорчает. Человеку уже никогда не стать счастливым? — Почему же? Бывает ведь, что с чем-то смиряются, что-то пересматривают, своё отношение к чему-то. — Даже с безвозвратными потерями? — Я встретилась взглядом с Сынхёном. — Девственности, например. — О, это в наше время восстанавливают, — успокоил меня он, расслабившись. И сразу же весь побледнел, опечалившись. — Это не та часть тела, без которой умирают, так что можно и не восстанавливать. — Если посмотреть на Джиёна, то можно заметить, что даже без сердца можно жить. — Если большинство людей живёт без мозгов, то он ни чем не хуже, — глухо посмеялся Сынхён. Да, у них одинаковые взгляды на многие вещи. Каким бы интеллигентом не выглядел этот тип, он такой же циник и преступник. После этой фразы вернулся Джиён и со входа указал на меня пальцем: — Что бы она без меня не говорила — она к тебе подлизывается и всё врёт, не верь ей. — Да какая разница? — хмыкнул спокойно Сынхён. — Разве от лжи погибают? Обычно проблемы начинаются тогда, когда мы рефлексируем на обман. А я сама бездеятельность, штиль, я могу впитывать ложь, как губка, и поглащать её внутри, растворяя и истребляя. Да и кто в наше время не врёт? Ты врёшь ей, она мне, я — тебе. — Ты мне врёшь? — подозрительно прищурился Дракон. — А почему только я должен волноваться, что меня обманывают? Ты тоже теперь посиди на измене. — Ну, спасибо, — улыбаясь, Джиён сел и обратился ко мне: — Я говорил, что этот персонаж заставляет жить интересно? Вот его я вообще не понимаю. — Я тебя тоже. Дурак с умным никогда не поймут друг друга, — вставился товарищ. — И кто из нас кто? — Время покажет. — Время… оно вылечит, оно покажет, оно изменит… слишком много функций для предмета, которого не существует. — А как же часы? — наивно постучал по циферблату наручных Сынхён. — Это такое же доказательство, как крест на цепочке — доказательство чудес Иисуса, — Джиён не удержался от язвительной усмешки в мою сторону. — Не в обиду тебе будет сказано, милая. — Как говорят у нас в России: «На дураков не обижаются», милый. — Вот видишь, Сынхён, — засмеялся он, ничуть не разозлившись. — Зачем нам время, когда есть Даша. Она определяет, делает выводы и подводит итоги намного быстрее. — Говорят, Будда сказал однажды человеку, попытавшемуся его оскорбить, так, — почему-то решил рассказать мне это Сынхён. — «Мне твои оскорбления ни к чему, поэтому пусть остаются при тебе». Мне иногда кажется, что Джиён — это Майтрейя[11]. Он способен изменить этот мир. — Но остановился на заколачивании денег на торговле наркотиками и похищенными людьми, — скептично хмыкнула я. — Отличная реализация заложенных задатков и талантов. — Слушай, мы пойдём, пожалуй, — стал подниматься Джиён, похлопывая меня по плечу и призывая к тому же самому. — Потому что я не хочу нарушать договор о том, что буду пай-мальчиком, а она меня сейчас, пользуясь своей наглостью и беспринципностью, размажет, как слизня. Попрощавшись, мы вышли из клиники, медленно плетясь по накаленному солнцем асфальту, так что ноги по самые колени обдавало от него жаром. Машина впереди ждала нас, пока Джиён отвечал кому-то в Viber или WhatsApp в телефоне. Я посмотрела на его левую руку в кармане. Видя, что он слишком увлечен перепиской, я не стала его отвлекать словами и, протянув свою ладонь, взяла его за кисть и потянула её. Джиён сразу же оторвался от экрана, возвращаясь к тому, что было вокруг него, посмотрев на мою руку, взявшую его, затем на меня. Потом опять вернулся к нашим ладоням, словно секунд пять не понимал, чего от него хотят. Я вытащила его руку из кармана и, суя в неё свою, переплела наши пальцы. — Идеальный мужчина всегда должен держать меня за руку, когда мы гуляем. Это очень приятный жест. — Джиён огляделся вокруг, убирая телефон, будто самое непристойное и ужасное в своей жизни он совершал именно сейчас, и кто-то мог его застукать. Он даже не оглядывался — озирался, ища засаду и объективы камер, готовый их разбить. — Классно. В тридцать четыре года я снова стал ходить за ручку с девушкой, как ванильная паскуда, — потешаясь над собой и ситуацией, покачал он головой. — Купим по мороженому и поедем качаться на качелях? Хотя какой поедем — пойдём, по самоощущениям мне права на вождение ещё лет пять не видать, пока не повзрослею. — Ты просил сообщать тебе о признаках моего идеального мужчины, чтобы оспаривать их? — перефразировала я его, не давшего мне ночью поспорить. — Моя идеальная женщина не будет постоянно разговаривать со мной моими же фразами — сколько можно?! — А обижаться она может? — Джиён задумался, терпеливо держа мою ладонь и свыкаясь с ней, как с новой туфлей, которая жмёт, но должна сесть по ноге, если поносить немного. — Пожалуй. Если не обижается — это уже и не женщина вовсе, — засмеялся он. — Хорошо. Тогда я обиделась. — Поджав губы, я отвела лицо в сторону, щурясь на солнце. — На что? — Я молчала, не собираясь облегчать его участь. Он подождал, но понял, что я ничего не скажу, как Зоя Космодемьянская перед фашистами. — Заебись… — Выпучив глаза, я обдала его гневной немотой, напоминая, что материться нельзя. Джиён вспомнил об этом, и устало выдохнул. — Да твою ж мать… и после этого ты удивляешься, почему я не хочу отношений, не хочу любви, бабы какой-то рядом, семьи? Вот мне же делать больше нечего, как ребусы разгадывать, особенно когда, скорее всего, отгадки нет, и ответ на причину обиды это «захотелось» или «потому что». Я поругал тебя за то, что ты за мной повторяешь постоянно, и ты расстроилась? Ну, это бесит, правда. — Можно было не так грубо сделать мне замечание, — смилостивилась я, желая отучить его от этого грозного и властного тона, который меня больше пугает, чем обижает. — А, я опять забыл про ласку и нежность? Их есть у меня, — улыбнулся он широко, и мы двинулись дальше, к автомобилю. — Куда хочешь поехать, любовь моя? — На пляж. Писать новые слова. — Что на этот раз? — открыл он передо мной дверцу и, даже когда я села, не отходил, слушая до конца. — То, что я написала в прошлый раз, многократно увеличилось. Теперь я хочу написать обратное. А ты? Если знать, что написанное умножится, что напишешь? — Деньги. — Тебе мало? — удивилась я. — Их много не бывает. — Джиён обошел капот и сел за руль. — Боже, вот какой ты после этого идеальный? Я не хочу такого мужчину, который помешан на деньгах и даже там, где можно написать что-то важное, он всё равно думает о них. — Бьюсь об заклад, ты тоже напишешь не «сиськи». — Я чуть язык не проглотила, вылупившись на него, потом опустив лицо к своей груди, выпирающей в лифчике под футболкой. Неуверенно и смущено пролепетала: — У меня они разве маленькие? — Откуда мне знать? Я же до сих пор не видел. — Ты сам сказал «не сегодня». — Не отрицаю. Что не меняет того факта, что я их всё-таки ещё не видел. — То есть, твой идеал в ответственные и сентиментальные моменты должен думать о… сиськах? — Ну, должны же хоть иногда совпадать наши мысли, общие интересы и всё такое. Я же не заставляю тебя думать о деньгах. О них должна болеть мужская голова. Женщинам деньги только для трат. — Я не согласна. Женщины тоже умеют зарабатывать. Когда их нет — мы о них думаем, когда их не хватает на что-то, мы ищем способы их достать, учимся экономить, распоряжаться правильно… — Отпустив руль, Джиён приподнялся и, перегнувшись молниеносно через коробку передач и небольшой бардачок между сиденьями, вдруг налетел на меня с поцелуем, обхватив моё лицо обеими руками и впившись в губы так, что они моментально припухли. Я вцепилась руками в сиденье, словно полетела с американских горок. Ладонь Джиёна откинула мои пряди волос и прошлась по шее, погладив её и ключицы, торчавшие в неглубоком вырезе футболки. Дракон буквально лишил меня воздуха, хотя поцелуй прервался достаточно быстро. — Я… — Он ещё раз приложил свои губы к моим. Пришлось замолчать, лишившись возможности говорить. Спустя несколько мгновений, он оторвался и, медленно отстраняясь, смотрел мне в глаза. — Я просто… — Резкий выпад и он опять вернулся с поцелуем. Обреченная на то, что не закончу свою речь, я едва не засмеялась ему в губы, бросив попытки. Когда Джиён отстранился в очередной раз, я, улыбаясь, жестами показала, что молчу, хихикая в сомкнутый рот, так что смешки напоминали фырчание ёжика. Мужчина сел на водительское место и, заведя машину, удовлетворенно растянул губы. — Я сказал, что деньги — это проблема мужчины. И иногда идеальная женщина не должна спорить вообще. Она просто принимает очевидные факты и соглашается. — Я всё ещё не знала, можно ли уже открывать рот, поэтому кивнула. — Что ж, поехали, напишем твои сокровенные словечки. Любовь, счастье, здоровье? Россия? Вам же, русским, всё мало, вечно стремитесь расширять границы. Если пляжная магия работает, у японцев и американцев должно будет сжаться очко, — Джиён захохотал. — Слышал, вы на Аляску претендуете? — Аляска изначально принадлежала Российской империи… — Я так и сказал, — продолжал веселиться он. — Да ну тебя! Я патриот, конечно, но не жажду, чтобы моя страна захватила весь мир. — Правильно, мир надо захватывать самостоятельно. А какой смысл желать господство государству, которым ты не управляешь? Обманное ощущение причастности: «Я житель великой страны, поэтому я великий». И при этом можно быть хоть убогим нищебродом, идиотом и бездарностью. Но принадлежность к какой-то категории так возвышает в собственных глазах! Общность и массовость создаёт чувство уверенности. А выйди из толпы — и ты полный ноль. На этом основывается вежливость большинства приезжих и туристов. Пока их мало — такое раболепство, а когда их много — все вокруг становятся низшими существами. Терпеть не могу этого приписывания себе несуществующих достоинств. Что по национальному признаку, что по половому, что по религиозному. — Я согласна с тобой. — Я рад, милая, что у нас такое чудесное взаимопонимание. Когда мы приехали на пляж, Джиён сам взял меня за руку, и мы так и пошли, держа в свободных ладонях свою обувь, ведь по песку, теплому и влажному, куда приятнее ходить босиком. Мимо прогуливались сингапурцы и иностранцы, никто не обращал на нас никакого внимания. Мало отдыхающих или местных, из простых, знали Джиёна в лицо, кто он такой и что собой представляет. До заката было ещё долго, и мы принялись в молчании бродить, как когда-то. Хотя что-то несомненно было иначе. И дело не в моей утерянной девственности. Что-то изменилось в наших отношениях с Джиёном. И дело не в держащихся руках. Я узнала его с тех пор с куда более мрачных и плохих сторон, он откровенно показал, что может быть крайне жестоким и безразличным, но тогда я боялась его сильнее. Может, это я изменилась? То есть, это сомнению не подлежит. Изменилось всё, но не материально, не с виду, а где-то внутри, в чем-то невидимом. Может, даже пролив и небо изменили настроение и поведение? Таким же образом, как и мы с Джиёном. Или… или всё-таки Джиён не изменился? Неужели он единственное постоянство, которое встретилось мне в Сингапуре? Он способен повлиять на всех вокруг, на Тэяна, меня, Мино. Как сказал Сынхён, он может изменить мир. Но не в силах поменять себя? Или не хочет этого делать? Наконец, когда людей в какую-то минуту стало поменьше, я присела на корточки и стала выводить пальцем слова, там, где их сразу же крала волна прилива. Я написала «счастье» первым, и оно утекло туда же, где уже давно обитала «боль». Потом я подумала, что неплохо было бы увеличиться и моему уму, поэтому написала «разум». Размышляя над третьим словом, я заметила, что Джиён отошёл в сторону, и написал что-то на песке, поднявшись. Подхваченная любопытством, я поднялась, но, стоило сделать шаг, как Дракон сунул ступню в сандалию, и как шпателем, заштукатурил надпись сам, не дожидаясь воды. — Что ты писал? — подошла к нему я. — Неважно, — повернулся он к горизонту. — Ну, правда? Вряд ли «деньги», ты бы не стал прятать от меня эту надпись. — Как просто тебя заинтриговать. Может, это были именно «деньги», но стоило сделать вид, что я прячу надпись, как ты уже места себе не находишь от любопытства. — Так, что ты написал? — Не скажу. — Нечестно! У тебя не должно быть от меня секретов. На этой неделе. — Серьёзно? Твой идеальный мужчина должен быть прозрачным и не иметь тайн? Да брось. Это что же? Не закрывать дверь в туалет, озвучивать всё, что я думаю, предупреждать тебя о подарках, которые хочу сделать сюрпризом? Ты хоть понимаешь, что такое «нет секретов»? — Насупившись, я попыталась представить абсолютную искренность и прямоту. Это и я тогда должна бы была признаваться во всём? — Хорошо, частично сохранять загадочность — это нормально. Но всё-таки — что ты писал? — Ох, Даша! — Джиён зашёл мне за спину и, развернув к проливу, обнял сзади, сжав в руках и прошептав на ухо: — Это было слово «терпение». Оно нам ой как понадобится. — Ты не дал воде забрать его. — Он положил подбородок на моё плечо, и смотрел мимо моего лица вперед. Я всей кожей чувствовала его, даже его взгляд, устремленный вдаль. — Ты врёшь. Ты написал не это. — Да, но это написать смысл есть, — отпустив меня, он присел и вывел «терпение». Недовольная, что он не сдался, я нависла над ним, ожидая, дождусь правды или нет? Слоги на хангыле стерлись, но терпение у меня не прибавлялось, а наоборот таяло. Чувствуя, как сверлят его затылок взглядом, Джиён, не поворачиваясь, произнес: — Когда-нибудь узнаешь. Вечных тайн не бывает. Правда, многие открываются только после смерти их владельца. — Если с тобой что-нибудь случится, то ответ на свой вопрос я уж точно не узнаю. — Почему ты не воспринимаешь молчание, как ответ? В этом ошибка многих молящихся и верующих, по-моему. Они все ждут, когда им скажут, произнесут вслух откровения, Бог или ангелы, — Джиён взял меня за руку и потянул бродить дальше. — Прислушайся к тишине. Кричащим «Господи, ответь мне» людям Вселенная как будто говорит «заткнись». Замолчи и пойми, что всё бесполезно, в словах нет смысла, они ничто. Для понимания не нужны объяснения. Нельзя завладеть пустотой заполнив её, так от неё избавляются. Безмолвие — это круто. — Мне нужно некоторое время попринимать наркотики, чтобы научиться говорить на вашем языке, сэр, — лишь отчасти осознав его философию, провела я пальцами по своим распущенным волосам. Они пропитались запахом морской соли и туалетной воды Джиёна. Я вся уже пропахла и пропиталась Сингапуром, что дальше некуда. — Если хочешь, я могу подогнать тебе дозу. — Я пошутила, — ошарашено покосилась я на него. — А я нет, — притянув меня к себе поближе, он вытянул свободную руку так, чтобы мне было видно, куда он указывает. По направлению его пальца виднелся ларек с мороженым. — С каких начнёшь? Полегче — обычного пломбира или клубничного? Или сразу тяжёлые — фисташковое, шоколадное с орехами и карамелью? — Я засмеялась. — А если смешивать — будет очень дурно? — Ты же видела Сынхёна — будет передоз, будешь ходить осипшей, с шарфом на шее, пить сиропы и кашлять. — Если я заболею, ты обо мне позаботишься? — посмотрела я на него. — Конечно, милая, — очень искренне и непритворно заверил он. — Тогда пошли, возьмём ударную порцию. — И на качели? — И на качели, — согласилась я, пошагав за ним.
Вдвоём с Драконом
Я выбрала обычный белый пломбир, надеясь на знакомый вкус, но даже мороженое здесь было немного другим. Джиён ел какое-то цветное, в стаканчике, с фруктами. Мы вяло качались на качелях, найденных с большим трудом; пришлось прошагать километра два, пока нашлась детская площадка. Время от времени Дракон опять с кем-то вел общение в телефоне, переписываясь, а не созваниваясь.
— Ты любишь фруктовое мороженое? — У меня нет любимого, я всегда ем разное, — ответил он, облизав пластиковую ложечку и убрав айфон в карман. — Однообразие наскучивает? — И такой он во всем: нет любимой женщины, нет любимого места, нет любимой книги. Нет любимого ничего, кроме самого себя. — Нет, мне действительно нравится то одно, то другое, по настроению. — Ах, как я могла забыть! У тебя же самое переменчивое настроение на свете… — Сынри хочет с нами пообщаться, — посмотрел он на меня. Я не то чтобы растерялась, но не обрадовалась. — О чем? — Со мной — о твоём возвращении, с тобой — не знаю, об этом он сообщит тебе лично. Хочешь его выслушать? — Вряд ли он сообщит что-то интересное, — пожала я плечами. Скорее запутает меня и заставит переживать. Когда меня о чем-то упрямо просят, я начинаю сдаваться, в этом плане мне жутко не хватает твердости характера. Я податливая, до сих пор. — Но если он хочет… — А ты? Ты хочешь его видеть? — вернул меня к моему мнению Джиён. Желаю ли я лицезреть Сынри? Мужчину, который спал со мной последние месяцы, обеспечивал меня, был моим любовником. Нет, не только, мы ведь не встречались украдкой по гостиничным номерам, и не по выходным приезжали друг к другу. Мы жили вместе, и он публично назвал меня своей невестой, а без посторонних глаз вчера сделал предложение. Я могла бы стать его женой, но отказалась. Так кем же он был для меня? Важным ли, чтобы пойти на ещё один разговор? — Пожалуй, я хочу его выслушать, — согласилась я. — Тогда поехали, не будем откладывать. — Джиён поднялся и пошёл, не оглядываясь, не дожидаясь меня. Сиденье, на котором он сидел, ещё качалось, будто его потревожил ветер, а не человек. Я бросила обертку от мороженого в урну рядом, и медленно пошла за Драконом. Тот остановился, вспомнив что-то. Обернулся и протянул мне руку, которую достал из кармана. — Не всё я запоминаю с первого раза. — Я взяла его ладонь и улыбнулась. — Главное, что вспоминаешь самостоятельно. Идеальному мужчине не нужно напоминать. — Ничего не забывающий парень? Ты мечтаешь о супермене, по-моему, а не реальном мужике. — Лучше мечтать о несбыточном, как я, чем не мечтать ни о чем, как ты. — Кто сказал, что я ни о чем не мечтаю? — Я шла, глядя не под ноги, а на татуировки Дракона, расползшиеся по его рукам, одну из которых я держала. — Тогда скажи, о чем ты мечтаешь? Хотя, кажется, я когда-то спрашивала… но уверена, что тогда ты говорил не то, что думал на самом деле. — А сейчас скажу настоящую правду? — Губы Джиёна растянулись любезно, но ехидно. — Это неважно. Скажи что-нибудь, соответственное случаю. Я знаю, что ты не хочешь семьи, детей, любви, поэтому откровенной лжи не нужно. — Я мечтаю о том, чтобы умереть без сожалений. — Я сделалась угрюмой на лицо, но Джиёна это ещё больше позабавило. — Нет, это не значит, что я мечтаю о смерти. Это значит, что я хочу успеть сделать всё, что хочу, попробовать всё, что хочу, и не быть пристреленным до того, как удовлетворю всё своё любопытство. — Ты боишься смерти? — Нет, но я пущу скупую мужскую слезу, если успею понять, что меня грохнули в разгар осуществления какого-нибудь грандиозного плана. И что кроме меня его никто не доведет до конца. А ты боишься? Ну, в смысле, ты же теперь наверняка считаешь, что попадёшь в ад. — Ад? Если он существует, то я в нём уже побывала. — Отвернувшись к побережью, спрятала я глаза и почувствовала, как мои пальцы сжали сильнее. — А в раю? — Ресницы задрожали на широко распахнутых веках, но прежде чем посмотреть на Джиёна, я надела на себя равнодушную маску. Мужчина всё так же улыбался. — В раю ты побывала? — Раем была для меня жизнь до Сингапура. Сравнивая, я понимаю это, хотя когда жила в России, конечно, я не думала, что всё так прекрасно. Но, как ты сам сказал, обратно в рай не пускают. — А ты только что заявила, что я тогда говорил не то, что думал. Может, и это была ложь? Может, если ты увидишь во мне не Люцифера, а апостола Петра, у меня и ключи найдутся? — подмигнув, Дракон достал ключи от машины и, по-мужски засмеявшись, звучно и уверенно, подвёл меня к транспорту. Взяв с собой телохранителей, Джиён привёз меня в какой-то закрытый клуб, или ресторан, где нас уже ждал за столиком Сынри. Он поднялся и тотчас пошёл навстречу к нам. Охрана теперь была внимательна, и выставила руки, показывая, что не даст подойти к Дракону и причинить ему вред. — Я хочу сначала поговорить с Дашей. Наедине, если можно, — попросил Сынри у Джиёна. Тот обернулся ко мне. — Желаешь? Поговорите. — И обойдя собеседника, король Сингапура сел за столик, откуда поднялся Сынри. Расстояние не давало услышать наши голоса. Я неловко кивнула мужчине напротив, с которым осталась и мы отошли чуть в сторону, к стенке. — О чем ты хочешь поговорить? — О нас. — Сунув руки в карманы, Сынри поджал губы, с ненавистью косясь на Джиёна, беззаботно закурившего и вертящего пепельницу перед собой, почти как юлу. — Ты решила вернуться к нему и работать на него? — Работать? — Я усмехнулась. — За работу платят. А я как была безвольной рабыней, так ею и осталась. — Зачем тогда ты ушла к нему? — Я должна была куда-то деться ночью, — я посмотрела ему в глаза с этими словами. Сынри понял свой промах и опустил взгляд. — Я думала всего лишь отвлечься в чьём-то обществе, и не подозревала, что Джиён меня не отпустит. — Ты не очень-то и рвалась ко мне. — А с чего мне рваться? — сдержала я смешок. — Какая разница, чьей наложницей быть? Никакого уважения, никаких чувств… что ты сделал, чтобы я хотела к тебе вернуться? — Что я сделал?! — недовольно ахнул Сынри. — Ты ещё скажи, что я ни черта для тебя не сделал! Лучше скажи, чего я для тебя не сделал, что тебе приятнее в компании этого чудовища? — Это чудовище меня и пальцем не тронуло само. Он не трахает меня без любви, лишь бы утолить свою похоть. — Ах, так я не должен был с тобой спать? Ради чего я тогда вообще должен был стараться для тебя? — Если ты не понимаешь, по каким причинам стараются люди друг для друга, то я и подавно не хочу быть с тобой снова. — Я уставилась на него впритык. — Вы с Джиёном доказали мне, что всё решают деньги, что судьба людей зависит от того, у кого они есть. Помнишь, когда ты купил мою ночь у Тэяна в первый раз, я сказала тебе, что не буду спать до брака и без любви? Что ж, вы сломали это, и я несколько месяцев спала с тобой и без одного, и без другого. Ты добился этого. Но, знаешь, те любовь и брак, о которых я говорила, всё-таки не продаются. Они деньгам не подвластны. И ты можешь купаться в своих долларах, это не подарит тебе ни чьих настоящих, искренних чувств. — Я попыталась отойти, но Сынри схватил мою руку. — Ты всё-таки предашь меня? — Не собираюсь. Вообще не хочу о тебе думать. Пока Джиён не отпускает меня, я попытаюсь отдохнуть от грязи. — Грязью ты называешь секс со мной? — Я почти услышала скрип зубов. — А как ещё называется секс с мужчиной, который прыгает из койки в койку? Без моральных принципов и привязанностей, считающий, что деньги в этом вопросе главное. Постой, это называется что-то вроде «шлюха». — У Сынри дернулся кулак. Он уже вытащил его из кармана, но я только улыбнулась. Возможно, уверенность была излишней, но я произнесла: — Если ударишь меня, Джиёну это не понравится. Очень не понравится. — А если… если я не буду с тобой спать какое-то время — ты вернёшься? — Я же сказала — это зависит не от меня теперь. Джиён меня, на самом деле, не отпускает. Да и, с кем тогда ты будешь спать? Продолжать шляться по борделям? — Господи, а что мне делать, дрочить, пока в тебе не проснётся желание? — прошипел, чтобы не прокричать это на весь зал, Сынри, сжимая моё запястье. — Пусти, ты ничего сегодня изменить не сможешь. — Если ты переспишь с Джиёном — я не возьму тебя обратно, ясно? — прежде чем отпустить, сказал он, и притянулся ещё ближе, чтобы прошептать: — Мы вдвоём могли бы его одолеть, Даша, но если ты перейдёшь на его сторону, он раздавит нас по очереди. И ты тоже его не победишь. И он тебя не пощадит. — Напоминание о лживости Дракона освежило во мне воспоминание о конце королевской недели, когда я была так жестоко спущена на землю и подверглась тяжким испытаниям. А ведь Сынри прав. Но Джиён умеет удивительно застилать глаза и представлять перед ними такие картинки, что никогда не подумаешь ни о чем плохом, пока оно не начнёт случаться. Мы подошли к столику, но на этот раз Джиён попросил меня: — Можно теперь дяди поговорят тет-а-тет? Подожди меня на улице, хорошо? — Его глаза не терпели ослушания, и хотя я могла бы посопротивляться, смысла в этом не было. Они сами могли бы встать и уйти. Поэтому я подчинилась и вышла на ещё жаркую улицу, в сопровождении одного телохранителя. О чем они там говорят? Обо мне? Я не прекращаю быть в Сингапуре товаром и предметом обмена. Что сейчас предлагает Джиён? Ясно, что отказывается меня отдавать, но не удивлюсь, если к этому он приплетёт какую-нибудь небылицу, заставив Сынри поверить, что тому самому так надо, так выгодно и вообще, если он сейчас меня забудет, или не будет требовать обратно, то потом будет в плюсе. А ещё Джиён может изобрести какой-нибудь план, как надо мной поиздеваться, и убедить Сынри участвовать в этом. Тогда мне надо будет осторожнее относиться ко всему, что сделает Сынри после этого. М-да, с Драконом не соскучишься. Обладать бы мне выдержкой Сынхёна, которому всё равно на обман, потому что у него есть какая-то своя линия, с которой его не сбить. У меня ведь такая тоже была, я держалась за веру, честь и Бога, но как же всё-таки болезненно меня с неё скинули! Джиён вышел достаточно быстро, не прошло и десяти минут. Остановился рядом со мной и обменялся многозначительным взором. — Я всё ещё твоя? — уточнила я. — Уговор же был на семь дней, разве я могу его нарушить? — Ты всё можешь. Милый, — театрально улыбнулась я. Мы двинулись к машине. — Ты права, бывало, я нарушал слово, не исполнял обещаний. Я могу быть очень нечестным и подлым. — Я думаю, ты всегда такой. Но иногда притворяешься искренним, чтобы подлость потом смотрелась масштабнее. — Так вот какого ты обо мне мнения. — Джиён открыл мне дверцу, усадив, и сел за руль, отпустив секьюрити. — Как ты смотришь на то, чтобы завтра прокатиться на яхте? Помнится, нас немного прервали в прошлый раз. — У меня по плечам пошел холодок, и хотя он был и от включенного в авто кондиционера тоже, далекий-далекий крик умирающего на стройке мужчины прозвучал в голове. — Я не очень люблю открытое море… — И ассоциации, связанные с ним? — угадал Джиён. — Обещаю, на этот раз нам ничего не испортят. Ну, если не начнётся шторм, за него я не могу отвечать. Хотя по прогнозам погоды не должен налететь. — Интересно, если бы нас унесло на необитаемый остров, ты бы смог на нём выжить? — Дракон засмеялся. — А ты думаешь, что я только благодаря службам доставки и прислуге выживаю? А сама-то на нём не завоешь? — Не знаю, по сравнению с Сингапуром, мне кажется, я бы предпочла необитаемый остров. — В моём обществе? — Я тряхнула головой, потому что начала представлять себя и Мино на пляже с белоснежным песком. Точно, условием ведь была компания Джиёна. — Если ты мне будешь надоедать, я всегда смогу уйти на другой конец острова. — Вот и скажи мне, каким должен быть я, чтобы не надоесть тебе? — Поведя плечами, я покачала головой. — Не знаю. Мне никогда ещё не надоедали люди… разве что… — Разве что кто? Ну же. — Сынри. Потому что… если бы не… — Пока я перебарывала робость, Джиён закончил за меня: — Если бы не вынужденный секс, он не был бы таким надоедливым типом? — Дракон как-то злорадно похохотал. — Тогда мне и стараться не надо по этому твоему пунктику, я к тебе не пристаю вовсе. С другой стороны… если бы ты была на острове с тем, от кого хотела бы домогательств, — ну почему он всегда так вовремя вставляет замечания в унисон моим мыслям? — А он не приставал, и не лез совсем, тебе бы это тоже не понравилось, не так ли? — А какие люди не надоедают тебе? — изобразив молчаливое неведение, перевела я стрелки. — Интересные. — Слишком абстрактно. Конкретнее. — Конкретнее? Непредсказуемые. Если я смогу описать тебе какой-то типаж, значит, я буду хорошо его знать, а то, что я хорошо знаю и могу предугадать — уже неинтересно. — Но Сынхёна ты хорошо знаешь. Однако не скучаешь с ним. — Джиён вздохнул и, тронувшись, задумался. — Когда-то мы беседовали о чувствах, и ты упорно называла меня бесчувственным. Я частично согласен. Не все чувства я способен испытывать, или не все в полной мере. Но я не могу отрицать, что симпатия и привязанность к кому бы то ни было, порой зависят не от разума, не от самовнушения или содействующих обстоятельств. Они просто иногда рождаются и имеются. Кто-то бывает приятен и интересен вопреки. Я могу назвать тысячи условий и аргументов, которые якобы составляют правила моего отношения к людям. Но во всех правилах есть исключения, ведь так? — А в жизни вообще нет правил, я помню. — Какая ты у меня идеальная, даже стараться не надо, — похвалил он мою смекалку, или, вернее, отсутствие склероза. Я и сама не знаю почему, но его слова откладывались в моей голове надолго. И когда я хотела порадоваться вслух, он добавил: — Но, может, всё-таки перестанешь разговаривать моими словами? Перестать разговаривать его словами… Именно его жизненная философия выбила из меня мою собственную, так чем же было её ещё заменять? Нет, я могу постараться думать как-то иначе, или хотя бы иначе выражаться, но не лучшее ли, не достойнейшее ли средство против Дракона — его же методика? Боже, неужели я всё ещё борюсь с ним? Иногда я вообще не понимаю, что я делаю. Стараюсь плыть по течению и не сопротивляться, но вдруг, из ниоткуда, сами собой, появляются мысли о том, что Джиёна нужно наказать, свергнуть, сломить. Зачем? Мне от этого станет легче? Себя я тем морально не вылечу и не верну ни счастья, ни душевного спокойствия. Если долго рассуждать о Джиёне, то я становлюсь Тезеем без нити Ариадны в лабиринте эмоций и чувств, потому что между неизгладимой ненавистью и глубоким уважением просто обязано находиться что-то связующее, объединяющее, но этого нет, и потому эти такие разные, но переплетенные между собой черты — уважение и ненависть — клубятся над пропастью. Лучше подумаю о Сынхёне, отношение к нему у меня как-то определеннее. Мне его жаль. Может, мне и Джиёна жаль? Нет, ни капли. Или всё-таки? Под мои внутренние метания, мы заехали ещё в какой-то клуб, Джиён сказал, что для небольшой встречи с какими-то его приятелями. Был уже ранний вечер, сумерки спустились, сиренево-синие и влажные. По мягкому ковровому покрытию мы поднялись на третий этаж (были застелены даже ступеньки). Ещё со второго стали слышны звуки катящихся шаров боулинга. Я играть не умела. Людей было не очень много. В неоново-лазерном освещении официантки разносили коктейли, а на телевизионных экранах под потолками и на стенах вертелись полуголые девицы из какого-то клипа. Музыка и стук не оглушали, но заполняли пространство в зале и над дорожками. Дракон подвёл меня к дивану полукругом на котором сидело двое мужчин, потягивающих что-то из бокалов, пока третий запускал шар в кегли. Они поочередно поднялись, чтобы пожать ладонь Джиёна. — Сколько лет, сколько зим, — поприветствовал он их. — Чуно, Уён, — галантно указав на меня, мужчина представил: — Даша, моя идеальная женщина. — О, неужели? — Щуря от улыбки и без того узкие глаза, оглядел меня Чуно. Черная футболка обтягивала накаченные плечи и тренированную грудь. — Должен ли я её поздравить или выразить соболезнования? Быть какой бы то ни было женщиной Дракона — ответственное бремя. — Ты преувеличиваешь, — якобы легкомысленно отмахнулся Джиён, пока названный Уёном пытливо рыскал по мне глазами. — Даже быть самим Драконом не очень-то накладно. — Верю тебе на слово, — сказал Чуно, усаживаясь после того, как сел Джиён. — Тебе виднее. — Даша, — повернулся ко мне глава сингапурской мафии, не оставив мне с краю места, чтобы присесть. — Пожалуйста, подожди меня в баре, ладно? Выпей чего-нибудь или перекуси, — достав пачку денег, он сунул мне её в руку. — Как-нибудь в другой раз поближе познакомишься с моими друзьями, а сейчас нам нужно посекретничать. К ним подошёл четвертый и я, не заставляя повторять себе дважды, развернулась и пошла, куда меня послали. Очень ли мне хотелось остаться в их компании? Я ничего не понимала в преступных делах, и знать о них больше, чем уже знала, желания не было. За моей спиной начались разговоры о Китае и неизвестных мне географических названиях, и я потопала прочь. Заказав в баре чай, я пристроилась так, чтобы перед глазами не мелькал ни один экран. Расплатившись сразу, я смотрела на оставшуюся у меня в наличии сумму. Стодолларовые купюры, я никогда не держала раньше таких денег, в таком размере. Хотя драгоценности, которыми увешал меня Сынри, стоили больше, но вот в таком чистом виде деньги для меня — новинка. Если бы я забрала вчера свою сумочку с телефоном и сделанными для меня документами, могла бы я сбежать сейчас, купить билет на самолёт и улететь в Россию? Или меня поймали бы люди Джиёна в аэропорту? Да нет, я уже столько раз думала об этом, и пришла к окончательному выводу, что Родина осталась в воспоминаниях и прошлом. Мне там больше нет места, хотя она порой приходит во снах в виде какой-нибудь знакомой луговины, или фасада нашего дома с резными окнами, как запах скошенной травы или квохтанье кур, следующее за громогласным сигналом петуха. На календаре декабрь, снегу наверное там намело, что полчаса точно расчищать проход до калитки каждое утро… скучаю ли я по этому? Хочу ли вернуться к этому? — Заскучала? — Я повернулась к Джиёну, севшему рядом. Посмотрела на опустевший чайник, выпитый мною в три чашки. Долго же он решал свои вопросы с приятелями. — Угостить тебя чем-нибудь? — в шутку потрясла я оставшимися деньгами и положила их перед ним. — Ты первая девушка, которая даёт мне сдачу, а не забирает себе всё, что я дал, — со сдержанным удивлением констатировал Джиён, глядя на доллары. — А вот угощать меня угощали. Наташа, когда мы встречались. Я был голодранец, а она дочь прокурора. К своему стыду, я не отказывался выпить кофе в кафе за её счет. Хотя о чем это я? У меня нет стыда, — просиял он. — У меня, возможно, скоро тоже не будет, так что это был последний раз, когда я тебе возвращаю деньги. — Я выглянула из-за столба, за которым уединилась, и увидела, что диван, где сидели знакомые Джиёна, опустел. — Это были люди из твоего клана? Драконы? — Ну… отчасти. Им можно доверить некоторые дела. Они не раз меня выручали, иногда даже в очень тонких вопросах личного характера. — Твои дела выглядят так, что либо они у тебя все личные, либо личного у тебя вообще не бывает. — Ты права. Что для человека может не быть личным? Всё, что касается нашей жизни — личное, а разве способны мы делать что-то, что нашей собственной жизни не касается? Нет. — Выходит, что фраза «не лезь в мою личную жизнь» очень глупа, ведь если кто-то лезет, то это становится и его личной жизнью? — Точно, поэтому, если я забрал тебя у Сынри, то ваша личная жизнь стала и моей тоже, — Джиён поморщился. — Это что же, у меня общая личная жизнь с Сынри? — Это уже какая-то теория шести рукопожатий… — Скорее, двух членопроникновений. — Я ошпарила его взором. Не могу, что бы ни случалось, терпеть его бестактные замечания по поводу меня и постели. — Что? Я забегаю вперед? Я в курсе, что оно пока одно. — Что значит «пока»? Ты сказал, что ни при каких условиях со мной спать не будешь. — Но ты на это заметила, что я говорил не то, что думал… — Господи, теперь ты начнёшь говорить моими фразами? — фыркнула я, спрыгнув с высокого барного стула. — Бесит, да? — процедил счастливый на всю свою морду Дракон, последовав за мной. — Неимоверно, — признала я. — Как ты думаешь, идеальные люди могут бесить? — Разве что своей идеальностью? — сорвалось предположение. — Я тоже так думаю. Ну, невыносимо ведь наблюдать человека без недостатков! — Мы пошагали на выход. — Поехали домой. Только заедем в магазин и купим что-нибудь на ужин. — А кто будет готовить? — Мы можем сделать это вместе, — шепнул Джиён мне на ухо, понизив голос. — Серьёзно? Я увижу тебя за плитой? — А я увижу тебя без лифчика? — Я остановилась и, пытаясь угадать его мысли, сделала паузу. — Так, пока ты ещё раз не пообещаешь, что не будешь со мной спать, я тебе ничего показывать не буду. — Я же подлец, я могу сто раз пообещать, и обмануть в сто первый. — И что мне теперь с тобой делать? — Джиён шагнул дальше, сунув руки в карманы, в развалку, насвистывая. — Эй! — Я пошла за ним. Он не останавливался какое-то время. Потом затормозил и перестал свистеть незатейливую мелодию. — Верь или не доверяй, люби или ненавидь. Разве я могу распоряжаться твоими чувствами? Им не прикажешь. Ты делаешь то, что хочешь. — Если это то, чего хочешь ты? — А с чего ты взяла, что наши желания не совпадают? — Потому что мы разные. — Да, я мужчина, а ты женщина. Я азиат, а ты европейка, что ещё? Я ем, дышу и сплю, потому что этого требует мой организм. У тебя что-то иначе? Мне нужны деньги, чтобы покупать необходимое. У тебя иначе? Я хочу жить в комфорте, уюте и покое. Ты нет? Я знаю, что мне нужно для счастья, а ты — нет. Вот в этом, наверное, и заключается разница. Но когда ты поймешь, что тебя сделает счастливой, тогда тебе откроется и то, насколько мы с тобой похожи. — Нас с тобой счастливыми не могут делать одни и те же вещи. — Значит, ты не только не знаешь своих нужд, но и меня до сих пор не поняла, — Джиён улыбнулся и, подняв ладонь, погладил меня по щеке. Продолжив путь, Дракон оставил меня в недолгой растерянности, выйдя из которой я поспешила за ним.
Все беды от любви
А как можно понять человека? В быту подобное видится элементарным, что за незадача? Слушай и понимай, если на одном языке говоришь. Но даже мне, привыкшей к иной речи, постепенно внедряющейся в моё подсознание, так что я даже рассуждаю иногда на корейском, всё очевиднее, что понимание — вопрос не языка, не культуры, не менталитета, а чего-то ещё более личного, необъяснимого. Так как же людям понимать друг друга? Кто-нибудь знает верный способ? Слушать, что говорит собеседник? Но он может думать совсем другое. Пытаться проникнуть в мысли? Но мысли текучи и изменчивы. Распознать чувства? Если они есть… Я думаю, что не каждый человек сам ответит, как его понять. И Джиён, с чего он взял, что он себя понимает, а я его — нет? А если это он заблуждается, не я? По его мнению, подтверждением правоты служит успех: если его добивается Дракон, то он и прав, а если я терплю поражение за поражением, то я ошибаюсь, но разве история не являла примеры того, как много проигрывало славных, честных и доблестных людей, и как победителями становились лжецы и предатели? Которые позже умирали в заблуждениях, также преданные и обреченные. Но историю пишет победитель, а потому, наверное, истина, хотя абсолютной её и не бывает, всё-таки мнение человека, в чьих руках власть, потому что в его силах изменение реальности, а то, что реально, то и верно. С точки зрения материализма. Невесомые и незримые категории, вроде души, чести и грехов, важны идеалистам, вроде меня (или бывшей меня?). Все наши споры с Джиёном начинались с того, что один из нас заблуждается, но спустя полгода я осознаю, что в спорах истина не рождается и никогда не родится. Потому что её нет, или их много, как говорил Дракон. Может, её настолько нет, что даже её отсутствие — ещё не истина. Какие путаницы и парадоксы!
Разложив купленные продукты из пакетов, я повязала передник и принялась за готовку. Это отвлечет от лишнего напряжения ума. У меня не было настроения показывать Дракону грудь, да он и не попросил больше, так что на кухне я осталась одна. Положив на доску мясо, я взяла большой нож и принялась производить ровные кусочки-кубики. Гахо и Джоли я со стола ничего не давала, по заведенному издавна в этом доме правилу, у них был свой рацион, поэтому они напрасно вертелись у меня под ногами. Со второго этажа донеслась громкая музыка. Я узнала группу «The Кillers», которую часто слушал Джиён. Вначале я не прислушивалась, но потом поймала себя на том, что разбираю некоторые слова. После изучения английского они уже поддавались переводу, и я с удивлением расслышала строчки: «Никогда не имел любимой, никогда не имел души, никогда не проводил время весело, никогда не замерзал. Хочешь пойти со мной? Хочешь почувствовать моё тело на своём?». После припева, этих самых слов, на кухню вошёл Джиён, чьи шаги заглушились ритмом. На мои губы легла ухмылка, и я, обозрев мужчину, скинувшего от жары с себя футболку и пришедшего в одних шортах, произнесла: — Ты специально включил такую песню? — Я не понимаю, о чем она. Плохо знаю английский, а ты? — правдоподобно заявил Джиён, осматриваясь, будто давно здесь не был, или не знал, куда бы сесть поудобнее. Но если вспомнить, то он всегда садился на один и тот же стул, лицом к окну, за которым под солнцем искрился пролив, а ночью чернел, не различаемый от неба. Неужели я нахожу всё больше привязанностей у этого человека? Да, он непредсказуем, но если быть внимательнее, то есть у него привычки, которым он не изменяет. — Кое-что разобрала. — Да? И о чем там? — уселся он за маленький круглый столик, закинув ногу на ногу. Если я выдам ему перевод, он воспримет это так, будто я на что-то намекаю? Или придаю слишком большое значение смыслам? Лучше сменю тему. — Ты оголил верх, должна ли я сделать вывод, что мы переходим к стадии раздевания? — Поставив сковороду на включенную плиту, я взяла в руку бутылку с маслом и посмотрела на Дракона. Он держал одну руку на столешнице, и пальцами без звуков перебирал по ней, как по клавишам. Услышав меня, он прекратил движение и, подняв эту кисть, сделал ею жест неосведомленности. — Ну, я бы не отказался, даже не расстроился, если бы ты сейчас скинула майку и облила себя из этой самой бутылки. А ещё лучше молоком. Но принуждать и требовать не стану. — Я не хочу раздеваться, — на всякий случай уточнила я. — Твоё право. А я, впрочем, всё равно могу помочь тебе похимичить. — Джиён поднялся и подошёл ко мне, поглядывая на заготовки для кулинарных маневров. — Давай я дорежу мясо, а ты берись за овощи. — Он забрал себе здоровенный тесак. — У меня большой опыт. Тренировался на людях, — улыбаясь, заметил он. — И какое блюдо ты приготовишь? Отбивная арматурой? Заливное бетоном? — К своему стыду, я тоже едва не расплылась от иронии над Драконом. Говоря о таких вещах, мне почти стало весело! О боже, куда я качусь… — А почему бы нет? Вы же лопаете тело и кровь Христовы. — Не начинай. — «Ой, всё»? — Джиён засмеялся, на самом деле ловко и аккуратно расправившись со свиной вырезкой. А я ещё крошила зелень. — Замечаешь, как мало существует тем, на которые можно поговорить? Чуть что, так возвращаемся к одному и тому же, и ходим по кругу. А ты удивляешься, почему всё так быстро надоедает. — Я бы послушала о том, как ты жил до «завоевания» Сингапура. Мне интересно твоё прошлое, каким оно было? — Там всё было легко и просто. В твоём возрасте я зарился на деньги, рвался к ним любыми средствами, хотел, чтобы бабы отдавались мне по мановению руки, а люди вокруг кланялись и дрожали, внимали моим словам с благоговением. Позже я всё это получил, но удовольствие это приносило примерно год. После этого отдающиеся без вопросов женщины перестали быть интересными, кланяющиеся раздражают, готовые слушать бесят, потому что мне всё реже хочется кому-то что-то говорить и объяснять… — Это упрек в мою сторону? — Возможно. Частично. — Дракон посмотрел на меня, обходя вокруг, пока я продолжала резать, он зашёл мне за спину. — Ты меня тоже время от времени бесишь. В последние дни чуть меньше, чем раньше. — Серьёзно? Почему же? — Глупость. — Исчерпывающе. Спасибо. — Мой тебе совет. — Мужчина положил подбородок мне на плечо, обнял сзади вокруг талии и сомкнул руки на моём животе. — Лучше раздражай меня, трепли нервы и выводи из себя. Только не становись скучной. — Для чего? Чтобы ты продолжал забавляться со мной? Может, я мечтаю о том, чтобы ты потерял ко мне интерес. — И что тогда будет? Твоя жизнь наладится? Ты считаешь, её портит моё внимание к тебе? — Твоё внимание ко мне отнимает у меня свободу. — Джиён замолчал, а я замерла, перестав шинковать на минуту. — Под прицелом твоего взгляда, твоего любопытства и интереса я ощущаю себя загнанной, заведенной в тупик, где меня пытаются привязать к ниточкам и дергать. Это очень неприятное чувство… — Я его хорошо знаю. Когда я был внизу мафии, а не сверху, я ощущал себя так же. Казалось, что каждый мой шаг очевиден, у всех на виду. Тем более что я только чужие приказы… — Вот! Видишь? Ты знал, что выполняешь приказы, и знал, какие они. — Пошевелившись, я заставила Джиёна убрать руки и отстраниться, и развернулась к нему лицом. — Весь ужас моего положения в том, что ты не говоришь, что готовишь для меня в очередной раз. — Я бы приготовил самгёпсаль[12], но мы уже не так начали. Я опоздал нарезать бекон тонкими ломтиками, но ещё не всё потеряно. — Он мог бы и не соскакивать на другую тему, я и без того знала, что в его закромах полно секретов, но своим шутливым переходом на еду он лишь подтвердил это. Однако, переварив его фразу, я услышала и совсем другие подтексты. Не так начали? Не всё потеряно? Он по-прежнему о еде? — Если порезано не так, это уже другое блюдо, а значит — поздно, — сдержано, осторожно всмотрелась я в Джиёна. — Если ингредиенты те же самые, то вкус будет тот же. Форма и название неважны, когда начинка и содержание сделаны, как надо. — А если и начинка уже не та? — смелее воззрилась я в его глаза. — Если внутри тоже не то, чего хотелось? — В таком случае, — расплылся Джиён, протянув руку и взяв со стола за мной пакет со специями, что мы купили. — Хороший соус исправит всё. — Даже нелюбимое кушанье? — С острым кайенским перцем, легким сладковатым привкусом муската и горечью кинзы я сожру всё, что угодно. — Надо попробовать бахнуть это всё в твой утренний кофе. — Дракон захохотал. — Иногда мне кажется, что ты именно такая. Как мой идеальный кофе, только зачем-то туда наебенили соуса для жареной свинины. — Ты опять материшься! — Ну вот и горечь кинзы. — Скорчив недовольную моську, я пихнула его в бок, чтоб он перестал потешаться и отнесся серьёзнее к нашей глубокомысленной аллегорической беседе. Джиён потёр ударенное подреберье. — А вот и острота перца. И раз уж зашёл разговор… — прижав меня к столу, мужчина поставил по сторонам свои руки, а его обнаженная грудь тронула мою майку. — То послевкусие всё же должно быть сладким. — Он поцеловал мои губы, прокравшись ладонью к моей пояснице и надавив на неё, чтобы я прижалась к нему крепче. Его поцелуй, как обычно, был табачным, но не дымным. Куря дорогие сигареты, он не пах, как зрелый и неблагополучный мужик, что шляется по барам и приобретает багровый оттенок катящегося вниз бродяги. Он пах терпко, пряно, коварно и мятно, пах как несбыточное обещание, как криминальный соблазн, как скрытая угроза. Он пах крокодиловой кожей и платиной, начищенными до блеска кремом из черной икры. Только так можно описать ту роскошь и те счета, что имелись у него, и ощущались мною ежесекундно, потому что забыть о том, что Дракон — король Сингапура, получалось крайне редко. Джиён отпустил меня и, всё ещё держа пакет со специями, потянулся к полке с посудой. — Если я надоедаю с этим, как Сынри с сексом, скажи прямо. Я перестану. — Задумавшись, я изучала его плечо, снова на глаза попались его татуировки. Я облизнулась, раскладывая подробнее для себя вкус закончившегося поцелуя. Неприятно ли мне было? Хотела бы я, чтобы Джиён не обращал на меня внимания и не лез? Он заметил тишину и обернулся. — И если я запрещу себя целовать — ты перестанешь? — спросила я. — Я посмотрю в твои глаза. И если найду между ними и ртом противоречие… — главарь мафии хмыкнул. — То вынужден буду либо перестать слушать, либо перестать видеть. — Что же ты выберешь? — Погасить свет и заткнуть тебе рот. — Меня вновь напрягают твои планы. — Расслабься, это шутка. — Я не могла расслабиться, потому что не могла быть уверенна, что это шутка. И Джиён окончательно заставил меня занервничать, заключив: — С тобой я бы переспал при свете. Мы разделили обязанности, и пока я делала основной ужин, Дракон приготовил к нему соус. Со всем этим мы поднялись в кинотеатр на втором этаже и посмотрели очередной фильм Вонга Карвая. От меня явно ждали какой-то реакции, потому что главный герой чем-то напомнил мне в поведении и мировоззрении Джиёна, но я ничего не стала говорить, оставив впечатление и осмысление в себе. Поднявшись и убравшись, я сложила посуду на поднос, отнесла её вниз, а когда поднялась наверх и собралась идти к себе в спальню, то Дракон как раз только выходил, позёвывая, из зала, где выключил свет. Увидев моё направление, он опустил руки, потому что потягивался. — Куда это ты? — свел он брови к переносице. Я растеряно указала вперед. — К себе… спать. — Поиграла и бросила? — в притворном возмущении ахнул Джиён. — Да нет, я… — Именно что ты. Зачем вчера было врываться ко мне, если сегодня не намерена продолжать? — Я просто думала… надеялась… — Я остановила себя. Чего я мямлю и оправдываюсь? — Хотелось, — пожала я плечами. Дракон повёл бровью, плавно начиная двигаться в мою сторону. — А если сегодня мне хочется? Перетоптаться? Надеть власяницу? — Ну… — Посмотрев туда, куда собиралась идти, а после на дверь опочивальни Дракона, я засомневалась. — Если ты приглашаешь и зовёшь… Почему бы и нет? Только приму душ… — Вчера ты это сделала в моей ванной комнате. Что не так с этим? — скрупулезно уставился он на меня. — Всё так. — Тогда пошли. — Оставшись стоять, где стояла, я похлопала глазами. Джиён протянул мне руку. — Пошли. — Почему? — Прежде чем поддаться, задала я вопрос. Мужчина повел взором по своей открытой ладони и с неё соскользнул на моё лицо. — Потому что это идеальная неделя? Потому что, на самом деле, поиграешь и бросишь ты? Потому что тебе нравится играть? — Ты хочешь знать, чем закончится неделя на этот раз? — попал он в самую сердцевину моей душевной муки. Я поджала губы, но кивнула. — А сама как думаешь? — Болью. — Джиён затянуто повел головой из стороны в сторону. — Я верну тебя Сынри. — Вот как… — Что-то внутри меня померкло, хотя я ожидала чего-то худшего. Но снова поползли переживания, не врёт ли? Хочет ослабить мою бдительность? — Но всё должно будет выглядеть так, что это он сам тебя забрал, выкрал — неважно. А он будет пытаться. И в одной из таких попыток мы изобразим поражение… — Чтобы я вновь оказалась с ним и всё-таки привела к тебе его в клан? — Ты изменишь его. Он уже почти любит тебя. Ощутив каково это — жить без тебя, он одумается, исправится, станет намного лучше, чем сейчас. — Тебе не надоедает пытаться уничтожить душу в одних и создать в других? Как ты говорил? КПД — ноль. — А что? Управлять душами! Либо Бог, либо Дьявол только и могут, а тут вдруг я! — Сынри не исправится. — Поглядим, Даша. — Джиён ещё раз привлек внимание к своей ладони, не убрав её. — Идёшь со мной? — Для чего тогда всё вот это с ролями идеальных? Для чего эти поцелуи и вежливость? Ты мог бы бросить меня в подвал на неделю, после чего создать нужную постановку для Сынри. К чему лишний цирк, Джиён? — Я не хочу бросать тебя в подвал. Ты мне нравишься. — Да неужели? — округлила я глаза, наигранно взмахнув руками. — Очень странно ты выражаешь симпатию. — От него последовало якобы пристыженное пожатие плечами. — Уж как умею… Каждый специалист в чем-то своём. Я знаю, как добывать деньги, а вот в выражении симпатии практиковаться по-серьёзному не приходилось. — Вздохнув, я положила свою ладонь в руку Джиёна. Мне хотелось крикнуть на его заявление «а ты мне не нравишься!», или что-нибудь подобное, обидное. Но что бы это дало? Я хочу растопить его, а не задеть, потому что не растопленный Джиён не заденется, ничего с ним не станет. Пока он не ослабнет — с ним воевать бесполезно. Он хочет изменить Сынри, а я хочу изменить его самого. И пусть даже провалится попытка этой недели… Бог любит троицу. Когда-нибудь я смогу. Я вырву жало, и зло станет добром. Позавтракав, мы с Джиёном снова отправились в клинику, где находился Сынхён. Когда мы приехали, встревоженный врач сообщил, что господин Чхве самовольно выписался, хотя заплатил ещё за два дня, и куда-то уехал. Чертыхаясь, Дракон начал набирать друга, но абонент всё так же был отключен. Размышления, где его можно найти, заняли весь путь до машины. Опустившись в неё, Джиён пробормотал: — Наверняка он опять там… — Я не могла включить музыку — как-то не по случаю — но и ехать в тишине было тягостно. — На кладбище? — слетела у меня фраза. — Почти. Колумбарий. — Видя краем глаза моё замешательство, Джиён помог подсказкой: — Хранилище урн с прахом. В Сингапуре слишком мало места, чтобы закапывать целиком в землю. А вот колумбарий тут элитный. — Но ты говорил, что её похоронили именно в гробу. — Да, сначала. А потом, когда я не давал Сынхёну валяться возле её могилы, он принялся за вандализм. Велел её выкопать, кремировать и ссыпать в горшочек, чтобы он всегда был с ним, у него дома. Лишь год спустя мне удалось его уговорить поместить прах сюда. Мы доехали до здания, похожего на банк. Оно и половину функций подобных банковским выполняло — принимало вклады. Грустные и ничего не стоящие, кроме памяти и чьих-то чувств. Дракон шёл уверенно, знал куда. Впрочем, не показатель — его походка всегда была уверенной, вне зависимости от того, где, с кем и когда он шёл, гулял, прогуливался, спешил или бродил без дела. Изнутри колумбарий тоже мало отличался от некоего коммерческого учреждения, готового обслужить денежных клиентов, но в покое и отсутствии шумов было что-то, что выдавало настоящее предназначение этого места. Будто в страховую компанию впихнули буддийский храм и салон ритуальных услуг — так всё выглядело. Джиён вел меня по золоченым залам, в перспективах которых я видела сотни ящиков и ниш, отделанных всё той же позолотой. Комната для избранных богачей находилась подальше других. Около двадцати отполированных надгробий по периметру освещались двухуровневой подсветкой, а посередине, на стене напротив входа, висело распятие. По центру комнаты стояли скамейки-диваны из черного дерева. На одной из них сидел Сынхён, уставившись перед собой, судя по всему — на надгробие, прячущее урну. Ни фотографии, ни надписи (они либо в ящике за панелью, либо вообще отсутствуют, я не знаю). На Сынхёне был вельветовый костюм песочного цвета, а на носу держались солнечные очки с розово-красными стеклами. Он надеялся взглянуть на смерть сквозь розовые очки и проникнуться позитивом? — Сынхён, — не считаясь с атмосферой, в полный голос позвал Джиён. Друг не обернулся к нему. — А, привет! Присядете? — указал он на свободные полскамьи возле себя. — Мне не о чем с ней разговаривать, — кивнул Дракон на гладкую плиту с безразличием. — Ты был дома? — Пока ещё нет. — Давно тут? — Около часа, — не отрывая глаз от одной точки, продолжал дискутировать с нами Сынхён. — Даша, — я вздрогнула, не думая, что меня заметят, или что ко мне обратятся. — Как ты считаешь, умершие нас слышат? — Я всегда считала, что да. — А почему они не отвечают? — Ну… они же духи… у них нет голосовых связок, рта… — Тогда нет и барабанных перепонок и ушей, — прервал меня Сынхён. — Значит, не слышат. — Нет, слышат! Пусть как-то по-другому, непонятным нам образом, но слышат. — Джиён достал сигареты, закатывая глаза к потолку. Выковырнул зажигалку из пачки. — Тут нельзя курить, — остановил его Сынхён. — Опять? Черт, ну почему как только я оказываюсь рядом с тобой, это обязательно какое-нибудь место, где нельзя курить? — Дракон сделал оборот на пятке, указав на обстановку. — Если случайно произойдёт пожар, что страшного приключится? Обитатели сгорят и превратятся в пепел? — Мсье Квон, — Сынхён указал пальцем на выход. — Это зал для некурящих, профланируйте юго-западнее. — О, пардон, сударь, моему моветону нет прощения. Я удаляюсь. — Мы остались с неисстрадавшимся вдовцом наедине. Делать было нечего, и я изучала геометрические узоры на панели, скрывающей захоронение покойной жены Сынхёна. Мужчина сидел так ровно, что напоминал изваяние. — Я давно знаю, что ты давно знаешь, — произнес он. — Джиён рассказал тебе, чтобы тронуть твоё чувствительное сердце. Тебе меня жалко? — Немного, — честно созналась я. — И мне тебя. Но я не могу тебе помочь, забрать у Джиёна, потому что его мне тоже жалко. — Как это связано? — За последнюю пару лет я впервые вижу его таким оживленным. С тех пор как я остался один, — он подразумевал смерть супруги, видимо. — Для меня кончился смысл. Знаешь, это намного мучительнее, чем быть битым, голодным, терпеть лишения, лишиться свободы. Сидя десять лет за решеткой люди способны надеяться и ждать, и счастливыми выходить из тюрьмы, и обретать счастье, потому что есть зачем, ради кого, к кому возвращаться. А когда нет цели, то нет и радостей. — Сынхён вздохнул, и его грудь поднялась и опустилась. Хоть какое-то движение. — У меня смысл кончился, а у Джиёна его никогда не было. Ты понимаешь, почему мне его жаль? — Понимаю, — робко кивнула я. — Но ему не жаль меня. Он меня погубит. — Тогда он погубит и себя. — Сынхён приподнял очки и потёр глаза. Я заметила, что они немного красные. Уж не слёзы ли он смахивает? Но оправа опустилась на место, и снова было не рассмотреть подробностей. — Но ты любил её, а он меня — нет. — Как будто решает всё только любовь. А ненависть погубить не может? А зависть? А зависимость? Иногда человек, узнавший, что его враг тихо скончался, не узнав о том, каких высот и успехов достиг его соперник, страдает сильнее, чем любящий, успевший обмолвиться перед смертью с любимым важными словами. Неудовлетворенность — вот первая причина скорби. Потому что не вернуть и не переделать, не закончить, не завершить, не взять того, что хотелось. — Да, ты говорил, что счастье — это когда не о чем пожалеть в прошлом. Но… разве ты не был с женой до последней минуты? — Был. — Возникла пауза. Долгая, продолжительная, душная. — В последнее утро — она ушла от меня в девять семнадцать утра — она посмотрела в окно и сказала: «Я встретила новый день» и улыбнулась. Я ответил, что она встретит ещё много дней, но она сказала: «Ты встретишь, без меня». Я стал заверять её, что не стану даже смотреть на это солнце без неё… — Сынхён внезапно и резко захлебнулся слезами, и они полились из него градом, так что я не успела ничего и предпринять. Брать за руку боялась, да и трудно было, когда он поднёс их к лицу и, сгибаясь, снял очки, укрылся в ладонях и принялся трястись, как в мучительных корчах. — А я смотрю на него, я его вижу… — сокрушаясь, охрипшим басом винил себя он, покачиваясь. — Элин, прости меня, прости… — В комнату вернулся Джиён и, увидев всю эту картину, одними губами произнеся «блядь», стиснул кулаки. Достав бумажник, он сунул его мне. — Возвращайся домой, а я отвезу его в клинику. Рано ему ещё разгуливать, прикидываясь самостоятельным. — Подняв друга под локоть, Джиён повёл почти безвольное тело прочь. Я посмотрела им в спины, вертя в руках бумажник. С помощью капельниц Сынхёну немного промыли кровь и, судя по всему, забыли дать успокаивающие и наркотические средства, на которых он держался. Неужели он без них уже вообще не мог? Я вернула внимание к надгробию, встала и подошла к нему, приложив ладонь к гладкой, теплой поверхности. В выемке сверху была металлическая табличка с гравировкой: «Чхве Элин. 1989–2019 гг». — Счастливая ты женщина, Элин, — шепотом сообщила я ей. — Если бы я знала, что хоть один мужчина на свете любит меня так же, как тебя Сынхён, мне бы не страшно было умирать. Знаешь ли ты, как ему без тебя плохо? Должна знать, иначе это несправедливо. Тебе ведь тоже без него плохо, разве нет? — Я огляделась, посмотрела на распятие, на несколько свечей под ним, потом на потолок, подразумевая, что смотрю куда-то туда, где живёт Бог. — Господи, если после смерти наши души где-то существуют, но ничего не помнят и не знают о том, что творится без них на земле, пошли Сынхёну новую любовь. Мне кажется, с него уже довольно. Выйдя на улицу, я заглянула в толстый драконий кошелечек. Денег там было полным полно. Разве я не предупредила Джиёна, что в следующий раз ему ничего не верну? И домой совсем не хотелось. Почти полдень, для прогулок жарковато. Интересно, а если я буду шататься по всему Сингапуру, как Дракон меня найдёт? Мобильного у меня нет. Спина расправилась в предчувствии оригинальной свободы. Итак, с чего бы начать? После общения с Сынхёном и его нервного припадка, настроение было не лучшим, из головы никак не выходила вся его ситуация. К развлечениям душа не лежала, и я решила просто-напросто бродить, развеиваться, чтобы усталость обезвредила мысли. Сначала я долго шла пешком, пока футболка между лопатками не промокла насквозь. Войдя в ближайшее кафе, я перекусила. С вкусным фруктовым чаем сидя у окна, я минут тридцать изучала прохожих, всматривалась в автомобили. С каждым мгновением мне становилось легче. Сингапур, сам по себе, без творящихся в нем беззаконий, пожалуй, не так уж и плох. Мелких преступлений и хулиганств в нем вовсе нет, жителям спокойно и комфортно, законы работают. И только за кулисами крупного бизнеса, там, где встречаются миллионы долларов, совершается всякая грязь и жестокость. Расплатившись, я вышла на тенистый тротуар. Высокая влажность причиняла мне физические неудобства — я обливалась потом и вынуждена была обмахиваться, что не сильно помогало. Хотелось найти прохладное местечко на открытом воздухе и посидеть там на лавочке с мороженым. Но с прохладой в это время дня и года проблемы. Мне вспомнился парк, который как-то показывал Мино. Он возил меня туда пройтись, это было одно из его излюбленных мест. Тропинки, утопающие в зелени, шорох крыльев птиц, которых не различить в спутанных ветках тропических зарослей. Да, это то, что нужно. Взяв такси, я отправилась туда. Интересно, Джиён меня ещё не потерял? А, его трудности! Я предамся приятным воспоминаниям о Мино. Конечно, мои чувства к нему не сравнить с любовью Сынхёна к покойной супруге, но бывают моменты, когда меня влечет к нему безумно и, кто знает, ответь он мне взаимностью, не перетекло бы всё в такую же безграничную любовь? Машина высадила меня неподалеку от входа в парк. Людей было достаточно много: семьи, пары, компании школьников и студентов. Не работающая, я с трудом вспомнила, что сегодня выходной день. Запах экзотических цветов в начале пути перебивался продающимися сладостями, но как только я углубилась внутрь, ароматы сырой древесины, распаренной листвы и ощущаемого на языке сандала заполонили всё вокруг. Я была почти в дикой природе, то, чего так не хватало мне после России, где заброшенных мест, пустырей, заросших пролесков и бурьяна больше, чем дорог и вымощенных площадок, в отличие от Сингапура. Купив бутылочку с холодной водой, я шла и любовалась по сторонам. Пока мой взгляд не упал прямо передо мной. В белой облегающей грудь футболке с вырезом уголком, подчеркивающим ширину и крепость фигуры, открывающим ровные ключицы, в джинсовых бермудах и белоснежных кроссовках, с идеально уложенными черными волосами, открывающими красивый лоб с изогнутыми волнующими бровями, Мино шёл навстречу мне, прекрасный настолько, насколько его даже не представляло моё воображение. Он ослеплял меня, отражая солнечные лучи, пробивающиеся сквозь ветви. Но было в этом всём то, что вынудило меня окаменеть, и разве что не поперхнуться водой. В его правой руке лежала чья-то рука и я, проследив, из какого плеча она растёт, нашла невысокую азиатку, топающую далеко не грациозной походкой. Мино, мужественный и роскошный Мино, смотрелся рядом с ней изысканнее, величественнее, эффектнее, сексуальнее… Но, однако, его ладонь держала именно её ладонь, её, маленькой, неприметной девушки в стрекозиных солнечных очках на пол-лица, в джинсовых шортах на плоской попе из которой тянулись не кривые, но далеко не длинные ноги. И нос у неё маленький, и грудь и… и… Мино заметил меня, дернув бровью и на миг посерьёзнев, после чего выровнялся и пошёл, ведя с собой спутницу, прямо на меня. — Привет! — Они остановились передо мной, в двух шагах. — Привет… — промямлила я. Они встречаются. Они встречаются. Это его девушка. Я видела фото сестры — это не она. Эта мелкая азиатка — его девушка! У него есть девушка…. Не я. Я ему не нужна. Я ему не нравлюсь. У него другая. Это та, которая бросила его ради олигарха? Или новая? Как давно?.. У него другая… Мы… я… не буду с ним, никогда. Потому что у него другая. Они гуляют, встречаются, спят, поженятся. Свободные, счастливые. Не я. — Даша, это Мина, Мина — это Даша, — представил Мино так естественно, не растерявшись. Вышколенность, выдержка, манеры, безошибочность, без которой трудно работать на Джиёна. Будто между нами никогда не было ни единого поцелуя, будто он не говорил мне, что если бы мог начать заново, то начал бы со мной… Два дня назад, на дне рождения Сынри, я ждала от него какого-нибудь шага, действия, а он ждал окончания вечеринки, что бы вернуться к этой. Он делал мне комплимент, уже состоя в отношениях. Ну, не с утра же пораньше они начали встречаться?! — Очень приятно, — улыбнулась девушка. Его девушка. У меня заболела голова. Сначала Сынхён, теперь это. Сегодня не мой день. Сегодня ужасный день. Порвать, вычеркнуть, сжечь. — Надо же, у вас имена подходят, — теряя энергичность и голос, пробормотала я. — Мы это тоже сразу заметили, — захохотала Мина коротко и звонко. И сжала свои пальцы на его ладони сильнее. Стало проясняться, каким образом они начали свой роман. Это то, из-за чего я всегда сокрушалась, что красивые и видные парни встречаются с последними по уму и внешности девчонками. Потому что их хватают, тащут, и они не сопротивляются. По Мине было видно, что она из таких. Взяла, вцепилась и не отнять. А я корчила из себя принцессу и ждала. У моря погоды. То есть, у сингапурского пролива принца. Дура. — Одна гуляешь? — посмотрел вокруг меня Мино, не зная, кого искать, Джиёна или Сынри? Ну да, мне ли обвинять его? Я надеялась, что он дождётся меня, пока я кувыркаюсь с Сынри? По-моему, всё справедливо, он нашёл другую. — Да, я одна, — одному ему понятным упреком сказала я. Мино не дернул и глазом, но я его уже достаточно знала, чтобы понять — он принял к сведению, учел, но никогда не покажет этого. — Ладно, пошли, а то мне ещё вечером к родителям надо заехать, — подергала его Мина за руку, прижавшись щекой к мускулистому плечу. Выше не дотягивалась. Как её в постели, такую небольшую, наверное, вертеть удобно, да, Мино? Или она сама вертится? Мне показалось, что у меня сейчас раскрошатся зубы. Сынхён, одолжи свои очки, а? У меня что-то глаза режет. И желудок тянет, и сердце колет, и легкие горят. Наркотики тоже одолжи. — Ладно, мы пойдём, — улыбнулся мне Мино. Садист, спрячь свои белоснежные зубы, у меня в слезные протоки вот-вот хлынет кровь, и алые слёзы польются по щекам. — Пока, Даша. — Пока, — кивнула я им, не провожая взглядом. Спустя несколько минут я смогла сойти с места и сесть на лавочку. Спустя ещё несколько минут я заметила, что слёзы действительно текут. Проведя по лицу, я посмотрела на пальцы. Надо же, всё-таки прозрачные, а не кровавые. Почему всё так? Почему… Уже стемнело. Звёзды зажглись над безмолвной водой, она отражала их, размывая образы, так что расплывались рябые пятна, а не яркие точки. Я не смогла бы ещё раз воспроизвести свой маршрут, приведший меня к этой пристани, с которой я свесила ноги и уже больше часа сидела всхлипывая, затихая, расходясь, успокаиваясь и опять начиная рыдать. Я где-то ходила, куда-то уехала, куда-то брела, забыла поужинать и вообще забыла обо всем, кроме того, что Сынхён, любя жену больше жизни, потерял её, а я, полюбив Мино, не смогла быть с ним вместе вовсе. Почему любовь подобна проклятью? Почему несчастье сваливается именно тогда, когда любишь? Почему любовь неразлучна со страданием? Почему равнодушные счастливее? Почему Мино выбрал её? Ведь Сынри выбрала не я, это вынужденная мера, а он… не Джиён же его заставил? Я наткнулась на них совершенно случайно, они гуляли, держась за руки. И что же? Я тоже гуляю с Джиёном, держась за руку. Нет, здесь совсем другое. Дело в том, что Мино никогда не полюбит такую, как я, потому что он любит другой типаж, активный, порочный, наглый. А я такой не являюсь, и вряд ли стану. Как же мне забыть его? Как мне перестать думать о нем? — Идеальная женщина! — раздался окрик со стороны берега. Я повернулась на голос Джиёна, идущего в мою сторону по деревянному настилу. Опомнившись, я отвернулась, вытирая слёзы. Он же сразу заметит. Дракон подошёл быстро. — Я заебался тебя искать, идеальная женщина. — Идеальных для себя людей легко теряют, — проныла я под нос себе, уже не реагируя на мат. Джиён сел рядом и тоже свесил ноги, шумно вздохнув. — Дела отменил, бури и не должно было быть. Что же произошло? Ты сама испортила романтический ужин на яхте. Просто на него не явилась. Обалденно придумала. — Извини, не было настроения. — Чего размокла тут? — посмотрел он на меня. Блин, заметил. Я отвернулась ещё сильнее, в другую сторону. — По-твоему, у меня совсем нет причин? — На тебя Сынхён так повлиял? Согласен, он даже во мне иногда брешь пробивает. Правда. Большой, сильный, но слабый человек, бедный богач. Ему нельзя было сразу оставаться без каких-либо лекарств. Постепенно выходить надо. Ничего, оклемается. — Я молчала, и Джиён сделал перерыв. — А ты всё такая же сочувствующая тряпка. — Хочешь разочароваться? Я плачу по собственным мотивам. — По собственным? — Да. Прогулка не удалась. — Какого черта ты вообще поехала хрен знает куда? Я сказал ехать домой. — А я хотела погулять. — Блядь, вот прям про тебя сочинили: «Жила-была девочка — сама виновата». Чего ты ищешь? Приключений? — Может, как и ты, разнообразия. Может, ты меня утомил. — И как, Мино развеселил? — Я резко обернулась к нему, сверкая глазами. Откуда он узнал? Губы поджались. — Он позвонил мне и сказал, что видел тебя совершенно одну. Я поехал в парк, но тебя там уже не было. И мотался полдня, ища, в какую дыру тебя занесло. Ты в курсе, что тебя ищет почти сотня драконов по всему городу? — Я польщена. Но не стоило волноваться, тут же всё принадлежит тебе. Кто меня тронет? — Да ты сама себя тронешь! — повысил голос Джиён. — Откуда мне было знать, утопиться или повеситься тебе захотелось после всего? Ты же ненормальная! — Наверное, если до сих пор этого не сделала, надеясь на лучшее. — Дракон схватив меня за предплечье и притянул к себе, гневно воззрившись в упор. — Твоя жизнь принадлежит мне! И даже если ты попытаешься с собой что-то сделать — я тебя откачаю, уж поверь. Но после этого ты будешь сидеть в подвале на цепи, чтобы ничего не смогла с собой сделать! — Джиён отпустил меня и поднялся. — У меня самого уже нет настроения на романтический ужин. Хватит с меня и того, что на второй половине кровати рядом со мной будет спать девушка, плачущая в подушку по другому мужику. Атас! Скорее бы конец недели, пусть Сынри мучается. — Ты знал, что у Мино есть девушка? — Да, они около трёх недель уже встречаются, — пожал плечами Дракон. — Если бы я тебе сказал, ты бы не поверила, или подумала, что это мои козни. Хорошо, что ты увидела сама. — Это ты их свёл? — Нет, она его коллега, месяца два назад устроилась в соседний кабинет, видимо, там и закрутилось. — Джиён потопал ногой, что-то соображая, позвенел в кармане ключами и перстнями, бьющимися о них. — Убить её? — Нет. — А его? — Тем более. — А их обоих? — Прекрати. — Её могут похитить и кинуть в бордель. — Джиён, это не смешно! — Я поднялась, отряхнув задницу. — Какой смысл в этом? Неужели ты не понимаешь, что есть чувства — его, мои. Они не зависят от денег, даже от жизни! Ты можешь убить его, но он не перестанет мне нравиться. Ты можешь убить её, но ему не начну нравиться я. Твои методы ничего не решают, понимаешь?! — Очень хорошо понимаю. Но пар-то как-то спускать надо? — Он успокоился после того, как мимолётно пошумел на меня, демонстрируя злого себя и свою власть, и теперь опять тащился с гаденькой улыбочкой от происходящего. — Переспим? — Тебе от этого полегчает? — хмыкнул он. — Нет, но может стошнит хотя бы. — А-а, нет, тогда я пас. Найди другого. Опять же, могу пригрозить Мино убийством, он приедет и исполнит все твои эротические мечты. Если они у тебя есть. — Я хочу Мино, но не из-под палки, спасибо. — У меня есть один мальчик… специализируется по тонкостям женской сущности. Вызвать? — Да не хочу я ни с кем спать, я пошутила! — Есть хочешь? — Нет аппетита. Хочу спать. — Покачав головой от моих капризов, Джиён покорно побрел к автомобилю. Там стояло с десяток охранников, видимо, кто-то из них меня и нашёл, доложив боссу, где я. Мы сели в салон и, под их вопросительные переглядки (Дракон впервые искал какую-то девицу, бросив на это столько сил, что вызывало здоровое удивление) поехали в особняк. В постели я долго не могла уснуть, ворочалась и всё думала о судьбах, о чувствах, о безответности. А иногда ни о чем не думала, но сердце ныло, и на душе было так паршиво, что я ничего не могла поделать с собой. Я старалась не мешать при этом Джиёну, отвернулась от него, уткнулась в подушку, как он и прогнозировал, и всё-таки снова стала тихонько плакать. Это был удар ниже пояса. Мино был человеком, ради которого я поступилась верностью жениху. Он был тем, в кого я поверила, как в символ возрождения, что есть к чему стремиться. Сынхён прав, заметив, что утеря смысла — вот что самое болезненное. Без Мино и надежды на совместное счастье с ним, я вообще уже не знала, чего ради живу здесь и маюсь? Рука скользнула по моему боку и, обвив талию, крепко сомкнулась. Я замерла. Грудь Джиёна прижалась к моей спине. Носом убрав мои локоны с шеи, он поцеловал в неё. — Хватит плакать, Даша. — Мешаю? — Нет. — Дракон потерся подбородком о моё плечо и коснулся его губами тоже. — Раздражаю? — Нет. Заставляешь думать. — О чем? — Как тебя успокоить. — Пристрелить? — Какой черный юмор в таком светлом теле. Нет, Даша, ты же сама сказала, что мои методы ничего не решают. — Я хотела спросить, что же тогда он придумал? Но поймала себя на том, что перестала плакать в тот момент, когда он меня обнял. Как-то не очень получается сочетать слёзы и объятия, особенно объятия этого человека. У меня вышла смущенная улыбка, незаметная в темноте, но слышная по голосу: — Этот метод намного лучше. — Я знаю. Спокойной ночи. — И сегодня он не сказал «милая», наверное, понимая, что всё равно я буду думать о том, что где-то Мино обнимает Мину. И они любят друг друга, и занимаются любовью, и строят планы на будущее. А я только и могу, что ожидать возвращения к Сынри, где погружусь в прежнюю жизнь любовницы олигарха, обеспеченную, обустроенную, престижную и бесчувственную.
Странности взаимоотношений
У плачущих перед сном утром глаза всегда припухшие. Ещё не увидев, я почувствовала это, едва их разлепив. Обернувшись за спину, я увидела пустую половину кровати. Шторы тщательно задернуты, ещё не тронутые, прячут день. Где Джиён? Я поднялась и распахнула широкое и высокое окно, вырвав его из-за укрытия занавесок. Солнце било в глаза, жаром повеяло поверх воздуха, который охладил кондиционер. Я закрыла окно обратно. Никогда не привыкну к Сингапуру. Пройдя в ванную, умывшись, почистив зубы, оценив своё грустное лицо с красноватыми глазами на двойку, я заглянула в комнату, что когда-то была моей. Теперь я пользовалась ею только как гардеробной. Заглянув в ящики, я наткнулась на комплект нижнего белья с изображением драконов, и вспомнила поездку с Мино по магазинам, когда мы купили это. Те мгновения были одними из самых счастливых здесь. Я влюбилась и надеялась, я мечтала и хотела взаимности. А теперь у меня нет даже мечты. А ведь можно было догадаться ещё тогда, что всё обречено. Разве неравнодушный станет подначивать соблазнить другого? Я тогда этого не понимала, а теперь знаю, что заинтересованный мужчина хоть немного ревнив. Взять Тэяна, который признался, что любит меня. Когда в нем стали назревать чувства, он упрашивал согласиться принадлежать только ему, он не хотел делить меня с кем-то. А вот Джиён — пристрелит и не моргнет — этому всё равно, где я и с кем, он готов подложить меня под любого, если это принесет ему пользу. Но где же он? Уехал? Как я не почувствовала, что он проснулся и ушёл?
В коротком летнем платье, незатейливом, чтобы удобно и не жарко, я спустилась вниз и пошла на кухню. Дракон сидел там, на своём привычном месте, глядя на лазурь волн, играющих с солнечными искрами. Их золотые блики кувыркались на поверхности, как отчеканенные новенькие монетки, струящиеся по конвейеру. — Доброе утро, — поприветствовала его я, уже смелее нарушая уединение, чем когда-то. — Доброе, — протянул Джиён, не отводя глаз оттуда, куда и смотрел. Перед ним стояла чашка с остатками кофе. — А мне почему не налил и не позвал в компанию? — Я развернулась к полкам и принялась доставать из них всё для чая. Бывают злые люди, которых неприятно беспокоить, бывают ноющие и вечно недовольные, которых и не хочется трогать, но задумчивость Джиёна в одиночестве была именно тем, чего его хотелось лишить, потому что его мысли никогда не приходили ни к чему хорошему. — Тебе вредно думать, прекращай. — Эту фразу мне следовало сказать лет в восемь-десять. Сейчас уже поздно, — с насмешкой покосился на меня он. — Сейчас, если я перестану думать, меня быстро приберут к рукам враги. В лучшем случае облопошат, в худшем — пришьют, раскрошив рыбам на корм. — У тебя много врагов? — Полным-полно. Китайская мафия, корейская мафия, турецкая мафия, вьетнамская мафия. Даже остатки того клана, который я сверг когда-то здесь, в Сингапуре, ушли в подполье и промышляют где-то в Индонезии или на Филиппинах. Они спят и видят, чтобы избавиться от меня и вернуть свою власть. — Я поставила чайник и подсела к нему, оперев локоть о столешницу и положив щеку на ладонь. — А тебе не кажется, что думать вредно не только мне? Ты сама такая же, если не хуже. Стоит тебе озадачиться какой-нибудь идеей, как ты доводишь её до абсурда. — Разум — зло, мы когда-то говорили об этом, — кивнула я. — Человечество наказано им за что-то. Знать бы, за что? — Джиён пожал плечами и потянулся к пачке сигарет. — Может, за то, что разучилось любить и быть честным? — Нет, это произошло бы исключительно после приобретения разума, — ухмыльнулся главарь бандитов. — Тогда что? Его погубили амбиции? — И для этого тоже нужны мозги. Ну, ты посмотри на животных. Не имея людского рассудка, что они могут совершить такого уж плохого? Обмануть, предать, бросить? Волки кидаются на жертву и убивают её, но почему-то это называют хищник, а не грешник. Потому что зверем правит инстинкт. А когда очередь доходит до человека, и он убивает, все говорят, что он злодей и преступник. Никто не думает, что у нас есть такая же агрессия в крови, такой же инстинкт. — Волк убивает, чтобы поесть и выжить, а люди иногда просто так. В этом разница. — Я многозначительно воззрилась на него, закуривающего сигарету. И тоже протянула руку к пачке. Если уж понимать Дракона, то и перенимать все его привычки. Джиён быстро сцапал сигареты, не успела я их коснуться, и убрал в карман, чуть приподняв бедра на стуле. Моя ладонь расстроено отползла по столешнице. — Ты намекаешь на меня? Что я убиваю бесцельно? Да нет, это всё входит в борьбу за выживание. Без нужды убивают только рехнувшиеся психи, но и среди хищников есть взбесившиеся, которые начинают пускать кровь всем подряд. Я похож на рехнувшегося психа? — Иногда ты похож на хладнокровного психа. — Поднявшись, я выключила конфорку и налила в фарфоровый чайник с заваркой кипяток. Если бы я родилась и выросла в Сингапуре, вряд ли у меня была бы страсть к горячим напиткам. Правильнее пить какие-нибудь соки со льдом, но для меня утренний чай — это традиция, и я не могу её нарушить. — Да нет, я единственный нормальный. А вот вокруг все — психи. — Какая самоуверенность! — Вечные сомнения — признаки паранойи. — То есть, я параноик? — Я так и сказал, что вокруг меня — одни психи. — Я надулась, а он засмеялся. — Да ладно тебе, это же ты любишь ставить диагнозы и не отходить от стереотипов. — Я не люблю, но… — И сказать-то нечего. Мы сотни раз уже говорили о том, что я отношусь ко всем предвзято. Могла ли я обвинить в этом же Джиёна? Нет. Он может на словах назвать всех одинаковыми, дать определение, но на самом деле он куда внимательнее к каждому, чем я. — О чем же ты думал тут, пока я тебя не потревожила? — О делах. О тебе. — Обо мне? — удивилась я. — Ты хотела домой — передумала, ты хотела Мино — передумала. К чему ты теперь будешь стремиться? Правды нет, любви нет, справедливости нет. Ты даже утверждаешь, что меня простила, значит, и мести не будет? — В монастырь уйду. — Как, Мино тебя разочаровал, а Бог — нет? Кто же из них был твоим идеальным мужчиной? — Идеальный мужчина у меня ты, потому что хуже, чем ты есть, тебя представить трудно, а значит, разочаровать ты не можешь вообще. — Новый принцип идеальности? Тот, кто не может разочаровать. Интересно. Выходит, ты не моя идеальная женщина, хуже тебя много чего можно сочинить. — И каким образом я могу тебя разочаровать? Продолжать верить в Бога? Искать любовь? Делать что-либо бескорыстно? Заботиться о близких? Тогда я разочарую? — Нет, когда станешь скучной. — Сказав это в обычной своей манере, показавшейся мне сейчас крайне пафосной, Джиён опять достал сигарету и вложил её между губ, прищурившись, хотя ещё не зажёг её. Я не выдержала и, встав, ударила по этой сигарете, отлетевшей куда-то в бок, на пол, к плинтусу. — Да ты ж достал со своей скукой! — крикнула я. Глаза Дракона округлились. — Скука, скука, скука! Кто тебе сказал, что жизнь должна быть весельем и развлечением?! Скучно ему… сам себя развлекай, а то нет, людей для этого ищет! Если такой умный, то ты даже в самом нудном и тоскливом человеке найдешь интересное, другое дело, если тебе не хочется в ком-то что-то интересное находить, ну так извините, твои желания уж точно не зависят ни от каких объективных фактов. Ты сам утверждаешь, что всё в тебе зависит от тебя, так что захочешь, чтобы я тебе не надоела и не наскучила — и это будет так. И не надо взваливать ответственность за какие-то изменения на меня. Ты ж у нас босс? Ты ж самый крутой? Король Сингапура? Ну, вот и имей в виду, что всё, что тебе кажется или видится — видится и кажется тебе таковым по твоим же собственным убеждениям и желаниям. — Я передохнула, начав запутываться в своей тираде. — В общем, вот что. Сначала ты мне казался хитрейшим, мудрейшим и пугающим типом, которого не обвести вокруг пальца, который всё знает обо всём заранее, с которым в беседах можно захлебнуться от увлеченности и восторга, такой он умный. Но чем больше и ближе я тебя знаю, тем лучше понимаю, что ты обычная зажравшаяся сволочь, которая себе что-то надумывает и сочиняет, и пытается внушать это остальным. И дурак тот, кто на это клюёт. Я клевала, но теперь достаточно. Ты сам скучный, ясно? Вот я с тобой — и мне не весело, вообще, совсем! Джиён моргнул и отложил Lucky strike. — Не весело тебе? — Мне на секунду показалось, что его разъярила моя речь, но его зрачки тут же заблестели лукавством. Я снова не смогла вывести его из себя. — Не весело? — Он встал так резко, что я тоже невольно подскочила со стула и отступила назад, едва его не уронив. — Добавить тебе встряски? — Чего? Какой встряски? — озиралась я, отступая к выходу из кухни. — Избить тебя, или изнасиловать? — Его лицо прорисовала дикость, так что мне стало жутковато. — Ты же шутишь? — Я? — Джиён сделал резкий выпад ногой и, топнув ей, издал что-то вроде пугающего рыка. Взвизгнув, я развернулась и понеслась прочь, видя, что он последовал за мной. Вопреки имеющемуся опыту американских фильмов, где глупые героини несутся на второй этаж, я поступила точно так же, устремившись к лестнице. Дракон почти схватил меня за руку, когда я оперлась о перила, но я вовремя её отдернула и понеслась по ступенькам ещё быстрее вверх. Визжа от безысходности преследования, я с криками бросилась в свою бывшую комнату, разумно считая, что в спальню к врагу за спасением не ходят. Но и из этой комнаты сквозного выхода не было. Ощущая преследователя на пятках, я вспомнила ту беготню, которую устраивала от клиентов в борделе, и прыгнула на кровать, зная, что с неё можно улизнуть в любую сторону. Но Джиён был куда более ловок, чем мои предыдущие соперники. Одним мощным прыжком он настиг меня на месте и повалил на покрывало. Пока я, ещё покрикивающая и сопротивляющаяся, махала руками, мужчина начал смеяться, что меня и остановило. Посмотрев в его радующиеся глаза, я понаблюдала за его широкой улыбкой и, поджав губы, ударила в плечо, прижимаемая им сверху. — Дурак! Чего ты делаешь? — Развлекаюсь. — Сказала же тебе — не надо людей к этому приобщать. Развлекайся сам по себе. — Мне с тобой нравится. А без тебя не очень. — Если ты хотел меня запугать, то после этого фальшивого марш-броска, я тебя точно никогда теперь не испугаюсь. — Джиён вдруг напрягся и, посмотрев мне прямо в глаза, дернул челюстью, не отводя взгляда. — У меня нет цели заставить тебя бояться. Но не забывай, что если выгода будет того стоить, я всё равно могу сделать тебе плохо. Сейчас эта возня ни к чему не обязывает, ничего не значит. Но если на кону что-то будет — я не посчитаюсь ни с чем. — Я помрачнела. — Что же это должно быть такое, более важное, чем чья-то жизнь, для человека, у которого и без того всё есть? — Репутация, — сказал он. — Репутация? У тебя? — Я злорадно, горько и ехидно похохотала. — Ни чести, ни совести, ни стыда. Откуда репутация? — Она бывает разной. У кого-то праведника, у кого-то шлюхи. — Джиён слез с меня и сел на кровати спиной ко мне. Я тоже села, поправляя на плече сползшую лямку платья. — А у кого-то безжалостного. И без неё очень трудно будет удержать всё остальное, что я имею. Дракон поднялся и, не оборачиваясь, вышел из спальни. На следующий день мы забрали Сынхёна из клиники и отвезли домой. Проводив до самой квартиры, мы втроём вошли внутрь. Доктор выписал какие-то щадящие успокоительные, но под нашим присмотром их пока можно было не принимать. Джиён увел друга на балкон, покурить и поболтать, оставив меня разглядывать барские апартаменты Сынхена, в которых я была впервые. Мебельные гарнитуры из какой-то музейной коллекции, наверное, Людовика XV или XVI.