По окончании быстрой переклички мы плотным строем бежали в лагерь. Наш отряд работал на самом отдаленном объекте, и обратный путь занимал у нас много времени, но несмотря на усталость и мозоли, мы не жаловались. Пробегая по дороге, мы с удовлетворением наблюдали, как ненавистные эсэсовцы толкаются у входа в укрытие.

Перепуганные солдаты «расы господ» с бесполезными против авиабомб винтовками судорожно всматривались в небо. Потом в районе лагеря начали распылять вонючий искусственный туман, который должен был сбить с толку пилотов, и это было уже не так забавно.

Мы толпились в бараках без какой-либо защиты от падающих бомб, но все равно радовались бомбардировкам. Здания тряслись, когда поблизости взрывались снаряды, стекла разлетались на мелкие осколки, но все это свидетельствовало о нанесенном нашему врагу ущербе.

Когда почти половина территории Польши освободили, нацисты занервничали. Селекции, для отправки узников на верную смерть в Биркенау, проводиться перестали. Однако слухи о том, что прекратились и отравления газом, оказались ложью. Поезда из Юго-Восточной Европы, доставлявшие евреев в лес смерти Биркенау, продолжали прибывать.

Отношение к нам со стороны начальства и эсэсовцев заметно изменилось. Вместо подавления и уничтожения тех, кого считали низшими созданиями, они теперь вообразили, что защищают нас от «вторжения орды с Востока». В качестве последней меры Гитлер попытался настроить поляков против русских. Польские фашисты прислали в лагерь своего пропагандиста. Он призвал своих соотечественников вступить в ряды «Сил национальной обороны», которые должны были отразить нападение агрессора. Его цель, какой бы тщетной она ни казалась, все же привлекла несколько сторонников.

Недавно собранный отряд по обезвреживанию неразорвавшихся снарядов каждый день покидал лагерь с землеройными инструментами: длинными кирками и тележками для перевозки снарядов. Этот отряд тоже позиционировался как отряд «добровольцев». В нем трудились представители всех национальностей, которые повелись на недвусмысленную и существенную приманку из дополнительных продовольственных пайков.

Примерно тогда же мы получили известия о судьбе немецких узников, вступивших в ряды армии Гитлера. Их согнали вместе и запретили покидать поле боя. Вся рота, сформированная из бывших узников, отправилась на верную смерть и была уничтожена.

Однажды осенью к нам на строительную площадку с ревом заехал мотоцикл. Остановившись, встревоженный эсэсовец слез, тут же подозвал надзирателя и наскоро обменялся с ним парой слов.

– Чрезвычайное положение. Отправьте их обратно в лагерь, немедленно. Заприте в бараках.

Мы бежали в два раза быстрее, чем обычно, и когда наконец добрались до ворот лагеря, увидели, что охранники уже надели шлемы. Они заняли позиции в блиндажах, и вскоре объявили строгий комендантский час.

– Все рабочие бригады вернулись, – задыхаясь, рассказывали соседи по бараку. – Вы разве не знали? Биркенау горит.

В ожидании новостей мы с тревогой в сердце бродили по бараку. Вечером произошло нечто неслыханное: нам выдали паек на шесть дней вперед – полторы буханки хлеба. Это только усугубило наши опасения. Даже узники, у которых за плечами было 11 лет концлагерей, испугались. Люди стали раздражаться по любому поводу. Вечером мы сидели на койках, молчаливые, беспокойные и нервные, прислушиваясь к зловещим звукам, доносившимся из-за забора.

В полдень следующего дня нас вывели на работу. Опасность миновала, но наши опасения оказались полностью оправданными, ибо когда всплыла информация о том, что произошло, нам стало понятно, почему так переполошилось начальство.

В лагере Буды[66] рабочий отряд, состоявший из ста русских и евреев, поднял восстание и совершил побег. Одновременно с ними другие узники подожгли крематории Биркенау, «Крема IV», чтобы отвлечь внимание эсэсовцев.

Вырвавшиеся на свободу узники Буды через лес пробирались к Карпатам, контроль над которыми удерживали партизаны. Путь к горам занимал пять часов. Но только самым везучим удалось его преодолеть. К тому моменту, как они добрались до последнего серьезного препятствия – реки Вислы, ее уже патрулировали сторожевые катера. Сола, приток Вислы, тоже охранялась. На всех мостах и перекрестках были расставлены вооруженные до зубов блокпосты.

Оказавшись в ловушке между военными и полицейскими кордонами немцев и эсэсовцами с собаками, большинство храбрых повстанцев было вынуждено сдаться. Все они были жестоко убиты.

Один из крематориев Биркенау сгорел дотла. Его работу взяли на себя два оставшихся. Смелое восстание было подавлено.

Уже позже было установлено, что оружие узники Буды получили от работников завода «Union», того самого, где производились боеприпасы. Трем девушкам удалось тайком пронести в лагерь пистолет и взрывчатку, которой бы хватило на то, чтобы взорвать все три крематория. Героини, чьи имена остались неизвестными, были повешены. Казнь прошла в женском лагере Биркенау.

Узниц заставили смотреть на это жуткое действо, некоторые прежде не видели ничего подобного, и это стало для них тяжелейшим испытанием. В прошлом они были обычными домохозяйками, а теперь столкнулись со страшными последствиями, уготованными для тех, кто пытался совершить побег. В трех метрах от земли раскачивались безжизненные тела трех девочек-подростков. Они пали жертвами в борьбе за освобождение. Для других женщин, для нас, подростков, и для всех остальных они стали примером невероятного мужества, решимости и чести.

В мужском лагере репрессии проводились постоянно. Публичные казни через повешение устраивались примерно раз в месяц. Если кто-то бежал, то первыми под удар попадали его родственники и товарищи по трудовому отряду. Я сам видел, как эта беда настигла соседнюю бригаду каменщиков. Сто человек построили в шеренгу, еще не понимая, что с ними делать, а затем каждому пятому было велено сделать шаг вперед. Их увели как заложников и убили.