Чудинов дал ключ к разгадке и этого явления. Все объясняется наличием все тех же микроорганизмов. В пестрых сильвинитах органического вещества, оказывается, значительно больше. А раз больше органического вещества, значит, больше и газов, главным образом азота. Этот азот попал в толщу калийных солей не из воздуха (это легко доказывается отсутствием изотопа аргона-36; в азоте воздуха этот изотоп обязательно содержится). Азот в толще солей возник исключительно благодаря жизнедеятельности организмов. И в нем, вернее, в его наличии, разгадка странного поведения «богатых» и «бедных» руд. Наличие больших количеств азота (чрезвычайно мелко вкрапленного и сорбированного, «закрепившегося» на поверхности кристаллов) вдвое ухудшает флотацию пестрых сильвинитов.
О том, что виноват именно азот, говорят недавние работы группы ученых под руководством академика Плаксина. Они показали, что обработка поверхности несульфидных материалов азотом приводит к очень резкому ухудшению флотируемости.
Итак, стало ясно, с какими пластами выгодней работать и почему.
Но это еще не все. Поскольку считалось, что меньшее количество нерастворимых остатков облегчает технологический процесс приготовления удобрений, то для снижения этого количества в добываемой руде не так давно изменили форму рудничных камер, где отбивается руда… Вместо коробообразных ввели сводообразные. Дескать, меньше попадет в руду различных примесей, имеющихся на границах пластов. Это, как теперь выясняется, бесполезное мероприятие ведет к потерям, к недобору сотен тысяч тонн руды и увеличивает опасность горных работ. Сейчас, по предложению Чудинова, от этого отказались.
Да, стоит заниматься «козявками»! Но и не только поэтому.
Представим себе, что наш космический корабль приземлился, наконец, на другой планете. После всех предосторожностей космонавты покидают борт корабля, начинают исследовать неведомый мир и обнаруживают, что развитие жизни здесь отстало от развития жизни на Земле на двести — триста миллионов лет. Климат на планете пустынный — сухой и жаркий. Громадные моря отступают — повсюду видны следы этого отступления. В мелководных лагунах и заливах море — красного цвета от бесчисленного количества водорослей и микроорганизмов. Космонавты берут пробы этой красной воды и привозят ее на Землю…
Нечто подобное сделал и Чудинов, совершив «экскурс» на двести миллионов лет назад. Исследование условий существования столь древних организмов может многое дать для объяснения зарождения жизни на нашей планете, для объяснения условий ее развития и сохранения.
Ведь организмы, оживленные Чудиновым, равнодушны к кислороду и за двести миллионов лет получили порядочную дозу облучения. Калий-то радиоактивен…
Сейчас все шире применяются на полях так называемые сырые калийные соли, то есть просто молотые и очищенные карналлит и сильвинит. Но ведь, прежде чем вывезти на поля сотни тысяч тонн каких-то микроорганизмов, нужно их изучить.
Чудинов, к примеру, выяснил, что среди них есть и такие, которые усваивают азот. А если сделать так, чтобы убить (скажем, ультразвуком) всех ненужных, а усваивающих азот оставить? Они помогут обогащать почву азотом. Разве не проблема?
Само по себе свойство сохранять жизнеспособность на протяжении целых геологических периодов — тоже пока никак не изучено.
Одним словом, проблема разрастается вширь и вглубь. Николай Константинович далек от мысли, что все ее ответвления ему нужно решать самому. Нет, современное состояние науки требует объединения усилий больших коллективов ученых-исследователей. Только тогда будет до конца разгадана еще одна загадка природы.
А. Черкасов
ПРЯМАЯ КРАСНОГО ЦВЕТА
Александр Иванович
О Забелиной я впервые узнал от инженера Чудакова. Мы сидели у него дома. Я разглядывал фотографии в объемистых альбомах, называть которые семейными можно лишь условно: не меньше половины снимков были скорее производственного содержания. С одной из фотографий на меня глядел парень в буденовке и шинели, чем-то, не знаю, чем именно, напоминавший Гайдара, — улыбкой ли, чуть ли приметной смешинкой в глазах, больших и задумчивых, или еще чем-то, неуловимым…
Александр Иванович стоял позади меня, облокотясь на спинку моего стула, и пояснял:
— Это я в Томском институте, на третий курс уже перешел. Химический факультет… А вот это еще на рабфаке пока, в Ульяновске: из армии туда послали. Причем, знаете, рабфак был в том самом здании, где когда-то Ленин учился, ну… в гимназии…
Чудаков припоминал нелегкое время учения в Томске. То было на пороге тридцатых годов. Нетопленые аудитории. Дрова студенты рубили сами. По месяцу, а то и по два жили в лесу, в палатках. Валили деревья, кряжевали, возили на отощавших клячах. А возвращаясь из лесного похода в город, брели пешком десятки верст без всякой надежды заночевать в попутной деревеньке: при виде лесорубов — заросших, в изодранной амуниции — жители запирали ставни да поплотнее задвигали засовы на калитках.
Но вот все уже в прошлом. На снимке группа молодежи — смена инженера Чудакова из цеха кальцинированной соды Березниковского содового завода. И на том же снимке, в уголке, ясноглазая лаборантка Тася Пономарева — Таисия Яковлевна Чудакова теперь, — чей мягкий грудной голос доносится сюда, к нам из соседней комнаты.