Книги

Люди страны чудес

22
18
20
22
24
26
28
30
Владимир Ильич Радкевич Сергей Григорьевич Мухин Э. Сычева Константин Георгиевич Паустовский Анатолий Викторович Соколов Александр Моисеевич Граевский Андрей Дмитриевич Черкасов Петр Федорович Богатенков Александр Маркович Викторов Владимир Максимович Михайлюк Анатолий Николаевич Тумбасов Люди страны чудес

Эта книга писалась по горячим следам событий. Сразу после Пленума ЦК КПСС, определившего пути развития химии плодородия, бюро Пермской областной писательской организации направило в Республику химии — город Березники группу писателей и журналистов. Результат их работы — эта книга.

Соль плодородия, соль земли… Главная соль русской, советской земли — наши чудесные люди. О них, о их славном городе Березниках эта книга.

ru
Дмитрий Ермолаев Dim@rik htmlDocs2fb2, FictionBook Editor Release 2.6.6 11.12.2021 BEF83462-D14F-4E6A-9580-7983DD9BF144 1.0

v.1.0 — OCR, создание fb2, вычитка.

Люди страны чудес Пермское книжное издательство Пермь 1964 ЛЮДИ СТРАНЫ ЧУДЕССборникОформление художника Е. Нестерова.Художественный редактор М. В. ТарасоваТехнический редактор Т. В. ДольскаяКорректоры Н. Д. Аборкина, Э. К. Актищева.Подписано к печати 4/ХII 1964 г.Формат 70x90 1/16, 6,25 бум. л., 12,5 печ. л. (усл.-прив. 14,625 л.). Уч.-изд. 13,054 л. + 13 вклеек.ЛБ02587 Тираж 3000 экз. Цена 63 коп.Цена без вклеек 54 коп.Книжная типография № 2 управления по печати. Пермь, Коммунистическая, 57. Зак. 1120.

Люди страны чудес

Эта книга писалась по горячим следам событий. Сразу после Пленума ЦК КПСС, определившего пути развития химии плодородия, бюро Пермской областной писательской организации направило в Республику химии — город Березники группу писателей и журналистов. Результат их работы — эта книга.

Соль плодородия, соль земли… Главная соль русской, советской земли — наши чудесные люди. О них, о их славном городе Березниках эта книга.

Составитель и редактор Р. Белов Рисунки на цветных вклейках и в тексте художника Анатолия Тумбасова

В. Радкевич

ПОЭМА О БЕРЕЗНИКАХ

Я ищу этот город в преданьях и в памяти сердца, Словно в снежную заметь, к нему пролагаю тропу. Город — как человек. Он рождается, любит и сердится, И проходит, смеясь и ликуя, у майских трибун. Я за ним наблюдал, утомленно подошвами шаркая, То в домах, то в Дворцах, то в музее, смешавшись с толпой. Так мальчишка следит за полетом воздушного шарика: Чуть рванется из рук — и уже высоко над тобой! И, как будто почувствовав, что для поэзии требуется, Город мне раскрывался — но только на миг и слегка. И трещали натруженно ребра троллейбуса Под напором рабочих с калийного рудника. И, презрев светофоры, мерцавшие у перекрестка, Вечер шел напролом, стучался в любое окно. Выпив вовсе не кофе в кафе под названьем «Березка», Парни ждали девчонок и шли по соседству в кино. Север в лица дышал, по-таежному лютый, И метельные тучи свисали сугробами с крыш. И опять драмтеатр: «Рассудите нас, люди!» — Тщетно к людям взывал с театральных афиш. Я ходил и глядел. Но при этом досмотре подробном Видел улицы. Баню. Вокзал. Ну, а главного — нет и следа. Только жизнью своей, по своим образцам и подобьям, Создаем мы любовь, и мечту, и свои города. Я люблю этот город! И как тут в стихи ни рассовывай Всю сумятицу встреч, важен главный исток и родник: Что на этой земле и живет, и работает содовый, Что под этой землею грохочет калийный рудник. Я люблю этот город — за ясность проспектов и планов, За рабочую юность, ее окрыленную власть, И за Камушку-Каму, которая тихо и плавно На полнеба по воле моей и твоей разлилась; За газоны и клумбы в росистых предутренних искрах И за первосентябрьский — для школьников — Праздник Цветов, И за взлет и стремительность зданий конструктивистских, Очень схожих конструкцией с юностью наших отцов. Я стучусь в эту юность: — Скажите, вы были какими? Тридцать лет между нами. Скорей разберите завал! Покажите мне город, который Республикой Химии Молодой Паустовский еще называл. Что вы знали? И что в сновидениях видели, Если снег подступал сединою к виску? …На свиданье с отцами выходят строители По хрустящему утреннему снежку. * * * Прорубленною просекой — к заснеженной реке, А зорька над сосенкой, как знамя на древке. Рябинка да калинка, да сучья, как плети, А будет — калийный, очередь третья! Морозец не упарил, пожалуйста, готов! Эй, где вы там, парни 30-х годов? Работы земляные, как и тогда. Да года иные, не те года! К чертям лопаты, верь не верь, Вот экскаватор — это зверь. 30 лет минуло как-никак, Выручай, милая тех-ни-ка! Такую бы, умную, — да вам бы, земляки… …Это юность встречается с юностью. Место встречи: Усолье — Березники. * * * Усолье, соляные копи, какой стариною гордишься? За Камой — болотные топи, тайгу сторожат городища. Пермяцких божков — на растопку, язычников — в плети, креститься, меха соболиные — в клети, работных людей — в крепостницы: поститься, за соль расплатиться, пока захрипишь и не свалишься. Как малые крепостицы — бревенчатые солеварницы. И солнце намокло в рассоле. Солены Урала отроги. Рассветы брели на Усолье, чумазые, как углежоги. Не хуже Фордов в Америке мясо с костей состругивали Лазаревы-Абамелики и Строгановы со слугами. Тряслись работяги в кашле. Кайла в камень втыкали. Со спин соленые капли в землю опять втекали — кровавые, потные, частые от зноя и гнева палящего. И тихо тикали часики на животе управляющего. Но капли долбили камень! Земля рвалась из оков, предчувствуя здесь, на Каме, рождение Березников. * * * Ай, Пермь, какие барышни с откоса машут ручками! А мы себе на барже работаем грузчиками. Червонцы по карманам, до встречи в пивной. Но крикнул Ардуанов: — Айда со мной! Кули потаскали, и — баста, крест. Ай, трест Союзкалий, хороший трест: дал спецодежду, выдал аванс. — Вся страна с надеждой смотрит на вас… Барышни поплакали. Привыкли немножко. Три дня внизу на палубе пиликали гармошки. Сосенки над кручей. Приехали, стоп! Был ты, парень, грузчик, а стал — землекоп. Ну, нет! Лопата, скажете?! Вот эта — с руки. От земной тяжести гнулись черенки. Мы сравнивали горы. Срывали холмы. Земля рожала город, а город — это мы! В пыли, спецовки рваные, побреемся потом, бригада Ардуанова дает бетон! Хоть натощак да впроголодь — никто не тужил, а дисциплинка строгая без всяких дружин. Не брали на поруки. Любой понимал: Нельзя марать нам руки, Серго их пожимал. Нас с музыкой встречали: — Да здравствуют бетонщики! Нам девушки вручали букетики-бутончики. Бетон — важнее хлеба, нужнее наград. Бетон — трубою в небо химкомбинат! А вьюга лютела, наделала дел: как мерзлое тело, бетон твердел. И небо затвердело, как стылый наст… И вся страна глядела с надеждой на нас! * * * — Я московский рабочий. Кадровый. И к чему тут слова, подход? Нам привычно: шинельки скатывай И — в поход! Мы ведь грамотные. Газеты читаем. Приучились при Ленине, пролетарском вожде. И про Англию. И про конфликт с Китаем На КВЖД. А тут — раздумывать не приходится. Дело кровное как-никак. Им же трудно сейчас приходится В Березниках! Вся страна склонилась над картой. Лес. Урал. А зимой — тяжело. Я ж — московский рабочий. Кадровый. Когда формируется эшелон? * * * А скажите, вы о славе думали, когда ветры с Заполярья дунули и вставал Урал, медведь обложенный, на дыбы и ждал от вас оплошности, но вы шли урочищами раскореженными, жгли костры руками обмороженными, на ветру глаза слезились, красные, (снова минус 50 на градуснике!), и хребет трещал, а все же выстояли и дворцы, живя в бараках, выстроили, и все выше, вся в поту и в инее, поднималась над тайгою Химия — в тех ночах, до самой смерти памятных, знали вы, что город вам — как памятник? * * * Ворчуны, жизнелюбы в жизни — вовсе не паиньки, Мы обычные люди. И не ставьте нам памятники. На уральских заводах нашу жизнь продолжаете. На заслуженный отдых вы нас провожаете. Нас зовут ветеранами. Приглашают учащиеся. Но рассветами ранними, к сожаленью, все чаще За гудком пароходным по синеющим рекам Мы неслышно уходим в звезды, в роздыми, в реквием. И над нами закаты, как знамена, приспущены, Коммунисты, солдаты — мы в бессмертье пропущены, Вам и слезы, и славу этой жизни стремительной Завещаем по праву первостроителей. Но до будущих дней, до великого таинства, Мы листвой тополей, мы травинкой дотянемся… Споря, радуясь, мучаясь, рвитесь в звездные выси — Наша участь теперь от живущих зависит. * * * Бывает слава незаметной — простой газетною заметкой о хлебе, домне иль мартене. И в небе, дома иль в артели кого-то ищет слава близкая, ничуть не льстя и не заискивая. Но как ее заметить, скромницу, — врача, рыбачку иль коровницу — тому, с кого иконы пишутся, а он, как хвост павлиний, пыжится? Ты вовсе не такая, слава! Беги же, прячься поскорей: стихи, поклонницы — облава у театральных фонарей. Певец, любимец, нету сладу. Трезвончик выдаст за набат и шустро превращает славу в вино, в дерьмо, в красивых баб. И вот уже трубит викторию, что у народа он в чести, и, как в «Асторию», в историю ему желательно войти. Он славу лапает, как хахаль, гогочет, волокет в кусты. Но что тебе, Микула-пахарь, до той тщедушной суеты! Ты смотришь, ратай, в утро раннее, у ног полощется земля. В великом противостоянии есть Человек. И есть Земля — отцами, дедами завещана, чтоб семя — сеять, колос — жать. Земля, упрямая, как женщина, которая должна рожать. Она лежит в слезах и славе, и как испарина — роса. И только мы помочь ей вправе Усильем плуга и резца. * * * Над нашей стройкой — то снег, то дождики. На стройку стайкой летят художники, снуют, рискуют, в грязи ботиночки, в обед рисуют с девчат картиночки — Большую Химию отображают, а те — хихикают, не возражают. Ах, Маши-Машеньки, дугою бровки! А мы, монтажники, сидим в бытовке, как черти, грязные — бригада греется, как черти, радостные — работа клеится, А жизнь-то разная, но, в общем, ладится. И брюки в праздники на танцы гладятся — танцуй до ночи, еще захочется, смешинки в очи не прячь, заочница! Девчонка-сварщик, с ней станешь смирным: — Давайте вальсик вдвоем смонтируем! Как зорька, свежая, смеется весело: — Что, танцы — смежная у вас профессия? Пускай смеется, потом посватаем, а мне придется сидеть над ватманом, а в руки ватные рейсфедер тычется — даешь, соратники, политехнический! Горит настольная, будильник тикает… Не топь застойная, не заводь тихая — жить надо начисто, не без достоинства! Отцами начато, а мной — достроится. * * * Цветут над землею вишни. А выше, а чуточку выше С ведерком и кистью девушка за лучик весенний держится. Березонька, белобровочка, В платочке березниковочка Хлопочет под солнцем и дождиком о доме, совсем новорожденном, И окна смеются, вымыты, и краски чисты, как вымыслы, В квартирах еще струится семнадцатилетье строительницы, И дом, для людей распахнутый, молод, как песня Пахмутовой! Шторма, над морями — тише! С ума, что ль, в Майами? — тише! Маневры, манера кланяться пред колпаком куклуксклановца, рекламы, казармы, нары, седеющие сенаторы, — как школьницу, правду растлившие, войну, как цветок, растившие — Тише! Со мной говорит девушка. Говорит почти неслышно, глаз не видно в полумгле: — Жизнь моя как эта вишня. Корни прячутся в земле. Корни крепко держат вишню, хоть листочки и дрожат. В землю лег отец у Вислы девятнадцать лет назад. Одинокой не забота ли? Трое — меньше мал-мала! Мать в колхозе на ферме работала. Простудилась и умерла. Младших взял в детдом заведующий. Я — одна в пустой избе. Но была соседка сведущей: — В город надобно тебе! Поживешь, потерпишь малость, зато — сытая. Нянька — это специальность дефицитная… Город, город — сто дорог, только б вырасти! Ты катись, колобок, лет четырнадцати, Нянькой, стряпкой, судомойкой, в кухни и дровяники… На путевке комсомольской Я прочла: «Березники». * * * Урал чертовски молод. Что было — не в зачет. Я нянчу этот город! И он со мной растет У камского бережка по дням и по часам. Его я очень бережно вздымаю к небесам. Ты хочешь, Город Химии, земля — моя соленая, Окрашу небо в синее, а улицы — в зеленое? Веселыми веснушками рассыплю дома, А в небе погремушками грянут грома! Ах, краски — свет и ярость, чудо, а не смесь! Мне весело малярить именно здесь. * * * Жизнь начинается заново. Вот они, первые метки: Улица Ардуанова, улица Пятилетки — Вы не из давней древности, не из гостей незваных. Сколько отцовской требовательности в ваших простых названьях! Взад да вперед не ходите, а по привычкам стойким Нас прямиком выводите к школам и новостройкам. В школах Сережи, Наташеньки учатся и дичатся. А выйдут из них монтажники небывалого счастья. Юность, — взлет соколиный, в синь, в поднебесье взмывай! Дай им закалку, калийный! Ты помоги им, магниевый! Лучится по-ильичевски Камское море синее — Это для вас, мальчонки, живет на Урале Химия, Для вас, сидящих за партой  утро Труда и Мира Коммунистической партией точно запрограммировано! * * * За Камою, за окоемом, за древней каменной грядой в сиянье тысячеоконном — уральский город молодой. Как он торопит утро сонное! И, вырываясь из кольца, все дальше, к пригородам, к Семино, спешит — и нет ему конца, — никак он с нами не расстанется, Уже сейчас беря в расчет, Что с Верхнекамской гидростанции к нему Печора потечет; войдя по грудь в рассветы дымные, он нас сзывает, как набат. Взрывает одурь, глушь, Дурыманы Второй калийный комбинат, — чтоб встали дружными, не хилыми земные всходы по весне, чтоб именно отсюда Химии шагать победно по стране, чтоб солнце пить и с бурей сладить совсем молоденьким росткам! И нет конца рабочей славе. И нет конца Березникам.

С. Мухин

ВСТАЮЩИЙ НА РАССВЕТЕ

Революция, первая русская революция шла на убыль. Боевые отряды, в авангарде которых стоял рабочий класс, отступали, сражаясь. В разных концах страны еще вспыхивали упорные, жаркие, схватки. Но реакция расправлялась с очагами восстаний.

Царизм усиливал натиск на революцию. Меньшевики и Центральный Комитет Российской социал-демократической рабочей партии, находившийся в их руках, стояли на оппортунистических позициях, соблазнялись частными уступками и подачками правительства. Нестойкие — пошатнулись.

Но воля партии была иной. Многие местные организации осуждали меньшевистскую тактику, клеймили позором соглашателей, трусливо разбежавшихся по обывательским подворотням.

Революция проверила партийные вывески, просветила, что за ними скрывается, сорвала мишуру красивых фраз с прихвостней буржуазии. Кто и чего стоит, пролетариат и трудовое крестьянство определили по делам. Они убедились, что подлинными выразителями интересов народа, самыми стойкими революционерами являются ленинцы.

В этих условиях подавляющее большинство местных социал-демократических организаций потребовало созыва экстренного съезда. При выборах делегатов за большевиков высказались партийные организации крупных промышленных центров. Индустриальный Урал послал на пятый съезд РСДРП делегацию почти из двадцати человек. Все они, кроме одного, стояли на большевистских позициях.

Мы, уральцы, вправе гордиться, что на этом, проходившем в Лондоне, съезде РСДРП Владимир Ильич Ленин был делегатом от Верхнекамской партийной организации.

На съезде победили большевики. Это была крупная победа в рабочем движении. Съезд осудил соглашательскую тактику меньшевиков и, по оценке В. И. Ленина, «признал непосредственной задачей движения — вырвать власть из рук самодержавного правительства».

Когда Ленин писал эти слова, мир еще не мог знать, что до октябрьского переворота, которым открывалась новая эра в истории человечества, оставалось немногим более десяти лет. Но величайший полководец революций твердо знал: он, этот переворот, будет, и будет скоро.

Где тот домик, в котором проходило конспиративное собрание социал-демократов? Нам неизвестно, стоял ли он в Дедюхине или в Ленве, в Усолье или в поселке содового завода — Березниках. Скорее всего теперь он снесен, как почти все заменено новым в молодом социалистическом городе.

Живы ли те люди, что единогласно проголосовали за избрание Ильича делегатом партийного съезда? Никто не может с уверенностью сказать об этом что-либо определенное. Но верность идеям Ленина, делу социалистической революции живет, умноженная во стократ. Она — в сердце каждого строителя коммунистического общества.

На всем, что сделано, делается и намечается сделать в, этих краях, лежит явственный отпечаток ленинских идей, мудрых решений им созданной и любовно выпестованной Коммунистической партии. В годы индустриализации родились Березники с их химическим комбинатом. Продукция предприятий города сослужила неоценимую службу в годы Великой Отечественной войны. Теперь, когда создается материально-техническая база коммунизма, здесь проходит передний край ее строительства — борьба за Большую химию.