— Встречный бой, мальчики, — ласково улыбнулся старейшина и поднял кулак. Чуть подождал и разогнул палец: — Р-раз!

Это одна из «игр», правила которых всем хорошо известны. К тому времени, когда Медведь разогнет пятый палец, команды должны разобрать «оружие» и покинуть тренировочную площадку. Они вернутся на нее с разных сторон и вступят в бой. Тот, кто придет первым, будет иметь преимущество. Командам предстоит пройти разное расстояние — тропа кроманьонцев-нирутов вдвое длиннее, чем тропа неандертальцев-хьюггов, но на последней масса препятствий, почти непреодолимых для обычного человека: попробуй-ка спрыгнуть с трехметрового уступа или влезть на такой уступ, если там и зацепиться-то не за что! В общем, неизвестно, что хуже, особенно если дождь и все вокруг мокрое и скользкое. А главное коварство, основной сволочизм этой «игры» заключается в том, что команды смешанные — неандертальские парни плохо бегают на длинные дистанции, но кроманьонские уступают им в силе и способности брать препятствия с ходу. По своим физическим данным питекантропы-пангиры превосходят и тех, и этих, но соображают они плохо и совершенно не способны к контактному бою — им инстинкты не позволяют. Парни должны на ходу организоваться и стать боевым отрядом — выделить лидера, распределить обязанности, наладить взаимопомощь, разработать план предстоящей атаки. Много чего нужно сделать, пока наматываешь километры по размокшей глине.

При всем при том старейшина Медведь швыряет камни-жребии не просто так — это лишь новичкам кажется, что тут правит случай. На самом деле у тренера случайностей не бывает: в одну команду никогда не попадают те, кто успел сработаться, у кого хорошо получается действовать парой или тройкой.

В середине дня немного потеплело, но дождь усилился. Впрочем, никто этого не заметил…

А потом день кончился — не мог же он длиться вечно?! Это значит, что можно под крышу — в относительное тепло. И можно не двигаться — только ворочать челюстями, пережевывая мясо. А потом упасть на тонкую, но сухую подстилку, накрыться шкурой и спать, спать, спать…

Но нет! Спать можно не всем! Сначала нужно хоть немного отчистить одежду от грязи и починить обувь — тем, у кого есть то и другое. Неандертальцы и питекантропы могут обходиться без обуви, пока не выпадет снег, а вот кроманьонские мальчишки не могут. Старшие умудряются как-то приспособиться — они меньше портят «амуницию», а вот новички… К тому же вечером новенькие часто не в силах даже есть. Значит, старшим нужно заставить этих парней глотать мясо, а потом отправить спать. Самим же придется остаться у огня чинить их одежду и обувь.

Что такое «дом юношей»? Это почти и не дом — три больших дырявых вигвама, соединенных переходами. Покрышка из шкур нуждается в постоянной заботе — подтянуть, подшить, перевязать. Заниматься этим жильцам не хватает ни сил, ни времени. Они здесь только спят, и сон их больше похож на обморок. Тем не менее с наступлением осени старшие подростки умудрились немного подлатать один из отсеков, куда и переселили новичков.

Тот ужасный — дождливый, ветреный и холодный — день перерос в не менее отвратительную ночь. Когда все улеглись и большинство парней тут же уснуло, сквозь шум воды и ветра послышались звуки возни и негромкое взрыкивание. Кто-то бросил на не потухшие еще угли очага пучок смолистой лучины, специально приготовленный на случай ночной побудки. Пламя вспыхнуло почти сразу и осветило мерзкую картину. Чуть согнувшись, у входа стоял низкорослый и тощий старейшина Медведь. С бороды его стекала вода и кровь. Перед ним лежал голый старший подросток-неандерталец. Он держался за живот и хватал ртом воздух — удар, вероятно, пришелся в солнечное сплетение. Двое кроманьонских парней и еще один неандерталец целились в старейшину палками, изображающими дротики.

Медведь отер лицо, отжал бороду, а потом открыл рот и пошатал пальцами передний зуб. Потом закрыл рот, улыбнулся и пихнул ногой лежащего перед ним парня:

— Молодец! Только снизу в челюсть надо было бить, а не прямо. И добивать сразу — ты ж в темноте лучше меня видишь!

Мальчишки просыпались, щурились от света, который казался ярким. Им все было понятно: старейшина попытался незаметно проникнуть в жилище будущих воинов и получил отпор — жалко только, что зуб сохранил. Спавший у входа неандерталец проснулся и, не колеблясь ни секунды, атаковал незваного гостя. Его соседи успели вооружиться и даже бросить в очаг растопку.

— Я вообще-то — продолжал с усмешкой старейшина, — за вас волнуюсь. Вот решил посмотреть, как вы тут живете — не капает ли, не дует ли?

Слова его были, конечно, чистой воды издевательством, поскольку и дуло всюду, и капало со страшной силой. Тем не менее Медведь извлек из кармана тонкий рулон бересты, поджег его и начал пробираться в отсек новичков.

Дыр в покрышке там было значительно меньше, и вода снизу почти не подтекала, поскольку снаружи по периметру прокопана канавка. Дождь, правда, в этот раз был слишком сильным, а канавку, наверное, давно никто не прочищал.

— А ну-ка, всем встать! — негромко приказал Медведь и опустился на корточки, держа свой факел вертикально, чтоб береста не слишком быстро горела.

Его окружили обнаженные тела — худые длинноногие и длиннорукие кроманьонцы, приземистые с бочкообразной грудью и короткими мускулистыми конечностями неандертальцы, крупные покрытые шерстью питекантропы. Сквозняки не успевали выдувать крепкую смесь запахов человеческого и нечеловеческого пота.

— На выход! — кивнул старейшина в сторону соседнего отсека.

Ни слова, ни жеста протеста в ответ. Лишь тоска в глазах — одеться команды не было. Последний из парней еще не успел покинуть помещение, как Медведь, быстро осмотрев спальные места, изрек:

— Ладно уж, пошутил я. Ложитесь спать дальше.

Все знали, что он никогда не шутит, но вернулись и начали укладываться — кошмар отменили. За спиной старейшины возникла короткая возня. Он не оглянулся, а лишь достал из кармана новый рулончик бересты, поджег от почти догоревшего старого и стал ждать, когда станет чуть светлее. Потом поднял свой факел и встал, осветив накрытые шкурами тела вдоль стен.