— Почему ты мне не рассказал об этом?

— Я думал, ты знаешь, — пожал плечами Дитер.

— Он отправил ее в газовую камеру?

— Возможно, просто пристрелил, — ответил Дитер, самозабвенно жуя. — Право, не знаю. Если хочешь, я могу спросить.

— Значит, слухи подтвердились, — проговорил я. (Дитер кивнул.) — Должно быть, их засек Филин.

— А если не он, так Белокурая Бестия, — предположил Дитер. — Гусь просто отменный.

— Зажарен как раз в меру, — согласился я. — Именно так, как я люблю.

— Как ты собираешься поступить с этой девушкой?

— Что ты имеешь в виду?

— Ты слышишь меня? — Марта была вне себя от ярости. — Как ты намерен поступить с этой девицей?

Когда я поднял глаза от газеты, Марта швырнула мне на журнальный столик книжку.

— Что ты имеешь в виду? — спросил я.

— Тебе давно уже следовало избавиться от нее, — кричала Марта, — я же тебе говорила! А теперь — вот, полюбуйся на ее художество.

Передо мной лежала тонкая книжечка в темно-красной обложке с выведенным на ней черным заголовком: «Стоящие вдоль улиц мертвецы». Не успел я потянуться за ней, как Марта схватила книжку и, гневно взглянув на меня, стала ее листать, притопывая ногой.

— Вот, послушай! Послушай, что эта еврейская шлюха пишет о тебе!

— Она ничего не могла обо мне написать, — сказал я, поднимаясь. Газета соскользнула с моих коленей на пол. — Это невозможно.

— Хочешь услышать невозможное? — спросила Марта, листая страницы. — Вот, слушай: «Первый урок немецкого».

— Дай сюда книгу! — воскликнул я, но Марта не выпускала книжку из рук.

— «Немец врывается в комнату: на нем серо-голубая форма, а вокруг него — ореол света».

— Дай я сам посмотрю.