Надевает вызывающе красные туфли на высоченных каблуках, обновляет помаду и, подхватив черную папку в прихожей, выходит из квартиры.

Я ненадолго остаюсь одна. Допиваю кофе и мою грязную посуду после завтрака. Квартира у матери близнецов удивительно светлая, с большими панорамными окнами во всю стену в гостиной и кухне. Тона мебели и краски на стенах холодного бежевого оттенка. В гостиной электрокамин, а на полке над ним ряд фотографий.

Там есть и братья. Всего две фотографии. Где они маленькие — года три-четыре, одетые в одинаковые салатовые куртки и серые шапки с огромными мультяшными глазами на лбу. Трудно определить, кто из них кто. Оба хмуро уставились в камеру, держа в пухлых детских руках по огромному разноцветному леденцу. Их явно заставили сделать это фото, сами же мальчишки хотели наброситься на сладости.

У меня нет ни одной детской фотографии. Все сгорело в пожаре. А те, что сделаны в детском доме, далеки от таких семейных снимков. Поэтому я так надолго зависаю над этой фотографией. Мне кажется, Мирон стоит слева. Я чувствую его энергию и ощущаю какой-то непонятный трепет в районе солнечного сплетения.

Перефотографирую себе этот снимок — на память, и телефон садится… Жаль. Ведь рядом в простой серебристой рамке стоит еще одна фотография. Где близнецы, видимо, запечатлены с Ириной на школьном выпускном. Еще не мужчины, но уже и не маленькие пухлые мальчишки. Длинные, угловатые, и нескладные.

Марк улыбается во все тридцать два, смотря в камеру и подняв вверх два пальца галочкой. Мирон стоит справа от матери. Смотрит исподлобья на фотографа. Знакомая челка длинными прядями спадает по обе стороны от его лица, тонкие губы сжаты в одну почти незаметную линию, руки сложил на груди и всем видом показывает, что вертеть он хотел на одном месте эти семейные снимки на память.

Но ведь стоит и позирует, хотя, зная характер Мирона, уверена — он легко мог уйти из кадра, наплевав на чувства других. Терпит. Ради мамы, брата и, возможно, даже отца, который это фото и делает.

В этом весь Мирон. Он держит свои чувства глубоко внутри, никому не показывает. Умеет контролировать свои эмоции. И показывать только то, чем готов делиться. Но, стоит копнуть поглубже, и… у него внутри столько всего.

Я ведь знаю, каким он может быть нежным, страстным и любящим. На что он готов пойти ради близких и верных друзей. Ради брата. Ради меня.

Я люблю его… и буду повторять ему эти слова столько, сколько потребуется, чтобы корка льда, в которую он сам себя замуровал, наконец дала трещину.

Кручу в руках этот снимок дольше, чем тот, что с маленькими близнецами.

Мирон словно смотрит прямо на меня. Гипнотизирует и манит.

Впрочем, как и всегда.

У нас нет ни одной совместной фотографии, даже смазанной и сделанной на телефон, и почему-то в этот момент я очень об этом жалею. Если бы я решилась уехать, то хотела бы, чтобы такая мелочь, как совместное селфи, у меня все же осталась на память.

Ставлю рамку на место и, собрав свои немногочисленные вещи, выхожу из квартиры, плотно захлопнув дверь.