Опасно задержав дыхание, я шокировано уставилась на то, как тугой поток воды хлещет по красному пятну с медленно вздувающимся прозрачным пузырём. Не чувствовала ни боли, ни страха, только странно-неприятное давление в груди, словно там тоже наливался огромный, распирающий изнутри пузырь.
— Где у вас аптечка? — спокойный и ровный голос Зайцева доносился будто из-за стены, и я пришла в себя резко, словно получив звонкую пощёчину от собственного сознания, настойчиво повторяющего, что мне давно пора перестать притворяться слабой и беспомощной.
— В гостиной, шкафчик под телевизором, — он оставил меня в одиночестве, и, громко выдохнув из себя всё скопившееся вместе с воздухом в лёгких напряжение, я просто опустилась на ближайший стул, наконец разжала всё это время сжатую в кулак здоровую руку и ещё раз посмотрела на крестик, оставивший на ладони красные отметины.
Он вернулся со старым кожаным чемоданчиком, где бабушка хранила лекарства, и начал копошиться в нём, перебирая попадающиеся под руку тюбики и украдкой поглядывая в мою сторону.
— Ты отлично держалась. Если бы я мамин потерял, — он рефлекторно коснулся пальцами тонкой замызганной верёвки, видневшейся из-под ворота футболки, — не знаю, что бы стал делать.
— Смирился бы с этим, — ответ вылетел из меня сам собой, как маленькая ядовитая стрела обиды, которой хотелось смертельно его ранить. За то, что у других не получалось обращаться со мной, как с ребёнком, а у него — да. За то, что против воли делилась с ним самым сокровенным. За то, что мне слишком часто казалось, будто он меня понимал, но быть так категорически не должно.
Взгляд Кирилла был тяжёлый, тёмный, словно вглядываешься в глубокий колодец, где под хмурым дождливым небом можно различить только зелёные пятна плесени и переливы затухшей воды, плескавшейся где-то на самом дне. Чем дольше смотришь на него, тем отчётливей чувствуешь, как мутная ледяная вода обхватывает с головой и утягивает вниз, заливается в рот и медленно, с наслаждением убивает тебя.
От него вообще всегда пахло смертью. Могильным холодом. Дождём. И тем самым хвойным лесом, куда меня всегда необъяснимо тянуло.
Он ничего не говорил, но кажется, будто требовал ответа. В том, с каким ледяным спокойствием выкладывал на стол тюбик с какой-то мазью, как вскрывал потёртую упаковку с бинтом, как выжидающе смотрел всё это время. И мне пришлось сдаться, пойти на попятную в только что начавшейся войне со своей эмоциональностью, так не вовремя решившей прорасти сквозь гиблую чёрствую землю.
— Когда привыкаешь ничего не иметь, смириться с потерей не так уж сложно, — прошептала я и отвела от него взгляд. Небо за окном медленно затягивалось грязной ватой дождевых облаков.
Глава 5
— Когда мы будем запускать программу? — спрашиваю у Глеба ещё до того, как он успевает опуститься на бархатный стул напротив, и сразу же отмечаю недовольную мину, появившуюся на его лице.
Да-да, я помню, что о делах лучше не разговаривать в общественных местах, но в кафе сегодня на удивление немноголюдно, а страстно сосущаяся парочка студентов в углу не похожа на подосланных шпионов. По крайней мере со стороны все попытки мальчишки залезть своей подружке в трусики незаметно для окружающих не выглядят наигранными.
— Ответ на этот вопрос знает только Кирилл, — он смотрит на меня испытующе и наверняка замечает разочарование от прозвучавших только что слов. Потому что мы оба знаем, что спрашивать у Зайцева я не буду, несмотря на то, что оба уверены — мне бы он ответил.
Вот что самое паршивое в этой ситуации — вновь возникающее ощущение того, что я действительно значу для него что-то особенное. Когда-то давно подобное заблуждение уже закончилось для меня очень болезненно.
— Вика почти в ультимативной форме требует познакомить её с Ромой, — неохотно озвучиваю свою проблему, ни на мгновение не сомневаясь, что именно Измайлов сможет в полной мере понять всю суть. Вика любопытна, настойчива и очень проницательна, а у меня заканчиваются разумные объяснения, почему я прячу от неё парня, с которым практически живу вот уже два с половиной месяца.
Два с половиной месяца открытого присутствия Кирилла в моей жизни. Каких-то чёртовых два месяца и три личных встречи стёрли границу, усердно возводимую мной долгих десять лет.
— Так познакомь их. Думаешь, Ромка не справится?
— А ты думаешь, я справлюсь? — пытаюсь поймать его взгляд, чтобы понять, издевается ли он или правда не видит во всём этом проблемы. Увы, ореховые глаза Глеба только насмешливо блестят в приглушённом свете кофейни, а на расслабленном лице вовсю красуется умиротворённо-беззаботное выражение. — Одно дело просто врать Вике о том, какой Рома замечательный, и совсем другое — разыгрывать перед ней счастливые отношения двух влюблённых.
— С тем парнем из вашего ВУЗа ты тоже от счастья не светилась, так что она ничего не заметит, — в его голосе проскальзывает ехидная нотка, которая отчего-то сильно меня коробит. Я ведь уже давно поняла, что находилась под контролем у Зайцева с первого дня приезда в Москву, но степень осведомлённости Глеба обо всех аспектах моей жизни всё равно удивляет.