Бои за Белоруссию начались в первых числах октября 1943 года. Дивизиону, где я проходил службу в должности заместителя командира, была поставлена задача участвовать в масштабной артподготовке прорыва немецких укреплений на подступах к электростанции «Осинторф». Местность оказалась сильно заболоченной, и огневые позиции располагались прямо среди болот на островке под названием Новая земля. Подъезда к этому клочку земли не было, и нам вместе с выделенной в помощь саперной ротой пришлось в течение всей ночи прокладывать по топи дорогу протяженностью более километра. Вместе с солдатами мы, офицеры, рубили кустарник, таскали жерди, из разрушенной деревни - бревна и доски, а саперы мостили дорогу. Она получилась колейной, с односторонним движением. По ней прошли наши грузовики с нагрузкой 5-6 тонн на ось. Артиллерийские установки смонтировали вовремя, и к назначенному сроку была произведена артподготовка.

Кровопролитные бои под Оршей длились весь октябрь. Почти ежедневные артподготовка и атаки, следовавшие за ней, успеха не приносили, фронт продвинулся по территории Белоруссии только на 15 - 20 километров. Потеряв более 350 тысяч солдат и офицеров, 5 ноября 31 и 33-я армии перешли в оборону. А наше соединение 8 ноября получило приказ своим ходом перейти в подчинение 29-й армии, ведущей бои под Витебском. От станции Красное шли по проселочным дорогам вдоль линии фронта, соблюдая маскировку все темное время суток, и к утру достигли Лиозно. А уже оттуда до Витебска сохранилась в приличном состоянии асфальтированная дорога. Это позволило нам к вечеру занять удобные огневые позиции.

Бои за освобождение Витебска по принципу «два шага вперед - полтора шага назад» шли беспрерывно на протяжении ноября и декабря. В канун нового, 1944 года, так и не освободив Витебск, части Западного фронта заняли оборону, которая продлилась до июня.

В апреле 1944 года нас опять возвратили под Оршу. Огневые позиции располагались в 150 метрах от деревни Редьки, впоследствии здесь находился наблюдательный пункт командующего фронтом Черняховского.

Гитлеровцы все еще надеялись на то, что удастся добиться перелома в ходе войны и оказывали ожесточенное сопротивление. К сожалению, в больших потерях наших войск нередко был повинен и человеческий фактор. Один из эпизодов запомнился мне на всю жизнь.

Передовые части 33-й армии размещались на левом берегу мелководной речушки, на правом - были фашисты, укрывшиеся в прибрежном лесочке, отделенном от реки большим полем. Насколько я могу судить, командование имело весьма приблизительное представление об их численности. Прибыв на передовую на танке в изрядном подпитии, командующий армией, по мегафону, обильно сдабривая свою речь нецензурными выражениями, предъявил противнику ультиматум, дав на размышления 25 минут. Разумеется, сдаваться немцы и не думали. И тогда по его сигналу танки, а за ними пехота начали переправляться. Фашисты по-прежнему молчали. Могло сложиться впечатление, что, испугавшись гневной отповеди генерала, они попросту бежали. Но как только танки оказались в чистом поле, на них обрушился из леса шквальный артиллерийский огонь. Бронированные машины вспыхивали как спички. Судьбу танкистов разделила пехота. Увидев такие страшные потери, командующему впору было бы застрелиться. Но он, как ни в чем ни бывало, отбыл в штаб… Что скрывать, таких случаев на войне было немало…

23 июня 1944 года началась операция «Багратион», в ходе которой предстояло разгромить фашистскую группировку и выйти к границам Белоруссии с Польшей. Я вместе с двумя бойцами координировал действия нашей бригады. Фашистский снаряд угодил прямо в радиостанцию. Радист погиб на месте. Меня тяжело ранило в ногу. Рассчитывать на помощь санитаров не приходилось. И я, сняв с себя нательную рубашку и кое-как перевязав рану, пополз в сторону проходившего неподалеку шоссе Москва - Минск. Тут и подобрали меня бойцы дивизиона. Узнав о моем ранении, на своей «эмке» примчался начальник политотдела Холодилов. Он лично отвез меня в санитарную часть, располагавшуюся в деревне Щепки. На прощание сказал:

- Крепись, капитан! Мы еще повоюем! Знаешь, какие у нас врачи кудесники! Подштопают тебя в госпитале - и не задерживайся, возвращайся в часть. До Берлина, брат, еще топать да топать!

- Обязательно вернусь, товарищ полковник!

Но хирург, осмотрев на операционной мою ногу, охладил мой боевой пыл:

- Хреновы дела твои, парень! Слишком долго тебя к нам доставляли. Началась гангрена. Ногу придется ампутировать. Единственное, что могу сделать - созранить часть коленного сустава, гораздо проще будет ходить с протезом. Но об армии можешь забыть.

Я хотел возразить. Вспомнил командира одной из бригад, который, потеряв ногу, вернулся в строй. Но наркоз начал действовать и, как рассказала мне потом медицинская сестричка, ассистировавшая хирургу, вместо ответа я крыл всех на чем свет стоит забористым матом. Очнувшись через несколько часов, увидел ее склоненное надо мной лицо.

- Миленький, родненький, поторпи немножко! - умоляла она, заливаясь от жалости слезами...