Далеко не у всех бронепоездов судьба складывалась столь счастливо, в чем я убедился очень скоро. Нас направили на помощь обороняющимся частям, для подавления танковой атаки. Фашистов поддерживала авиация. Мы успели произвести лишь один залп, как угодили под сильную бомбежку. Рельсы впереди и позади бронепоезда были повреждены, и он превратился в неподвижную мишень, на которую немцы обрушили шквальный огонь из орудий. Ударной волной меня выбросило через открытый люк.
К счастью, все ограничилось контузией и мелкими травмами. Я просил оставить меня на попечение санчасти, но меня отправили в госпиталь, оттуда - в Москву, в резерв Главпура. Здесь судьба снова свела меня с политруком Георгием Морозовым, у которого я когда-то был заместителем. С ним мы делили комнату в общежитии. После тяжелого ранения под Харьковом он находился в резерве уже четыре месяца и не сетовал на судьбу. Кстати говоря, так и остался там до конца войны.
В резерве была мастерская по ремонту оружия, пришедшего в негодность во время боевых действий, и нас, ждущих назначения, привлекали для работы в ней. Я с большой охотой занимался ремонтом, слесарил с удовольствием, что, собственно, любил делать всегда, все-таки это моя первая профессия.
Большинство же людей, находившихся в резерве Главпура, были гуманитариями и к такой работе склонности не имели. Начальник мастерской заметил мое рвение и, уходя на фронт, назвал мою фамилию в качестве своего преемника.
- Все, Вася, твоя война кончилась. Заведи бабу и живи себе спокойно, - советовал Морозов мне.
Но моя душа рвалась на фронт. Однажды узнал, что раз в неделю в резерве ведет прием представитель Главного политического управления армии. Попасть к нему можно было только по направлению руководства. Рассчитывать на это не приходилось. И тогда я второй раз в жизни решился нарушить воинский устав. Первая попытка оказалась неудачной. В комнате, где ожидали приема, находилось слишком много людей, и до меня очередь не дошла. Во второй раз повезло больше.
Переступив порог кабинета, где вел прием уполномоченный, я честно признался, что явился самовольно. То ли представитель Главпура оказался таким же отзывчивым, как и комиссар полка, то ли в глазах моих было столько отчаяния и мольбы, что он согласился выслушать меня. В результате этой беседы я получил направление в 24-ю бригаду новых ракетных комплексов, оборонявшую подступы к Москве…
Об истории создания ракетных войск Красной Армии стоит рассказать чуть подробнее. Она опровергает досужий вымысел некоторых историков, утверждающих, что мы недооценивали роль современных вооружений, что, как и в годы Гражданской войны, полагались на знания и опыт лихих кавалеристов Ворошилова и Буденного.
Из достоверных источников известно, что разработки нового оружия были начаты еще в конце 1920-х годов. О драматических событиях, связанных с этой сверхсекретной работой, мне рассказывали очевидцы, один из которых служил в нашей бригаде и испытывал такие установки в 1940 году, еще в финской войне. Я воссоздаю этот эпизод по воспоминаниям очевидцев.
В Реактивном научно-исследовательском институте, созданном по приказу начальника вооружений Красной Армии Михаила Тухачевского, трудились выдающиеся ученые: Клейменов, Королев, Глушко, Лангемак. После ареста маршала все они оказались под подозрением и были осуждены по обвинению в создании «антисоветской диверсионно-террористической организации и шпионаже» в пользу Германии. Клейменова и Лангемака расстреляли, Королев и Глушко оказались на долгие годы в тюрьме. Это приостановило работы по созданию реактивной артиллерии, хотя доводка предназначавшихся для нее ракетных снарядов РС-82 мм и PC-132 мм была уже практически завершена. Незадолго до начала войны их возобновили и вели в форсированном темпе…
Судя по записи лиц, принятых Сталиным в своем кабинете, которые делались в специальном журнале, 27 июня 1941 года Сталин потребовал отчета о создании ракетных войск. В ночном совещании, которое началось в 01.30, участвовали Лаврентий Берия, нарком обороны Семен Тимошенко, начальник Главного разведывательного управления РККА Филипп Голиков и второй секретарь Ленинградского обкома и горкома ВКП (б) Алексей Кузнецов. Статус последнего не соответствовал рангу приглашенных, но он являлся креатурой вождя и всегда присутствовал при обсуждении важнейших вопросов…
Сталин начал без предисловий:
- Товарищ Тимошенко, когда Красная Армия сможет получить на вооружение ракетные снаряды? И как обстоят с этим дела у немцев?
- Товарищ Сталин, работа по формированию Первой Отдельной экспериментальной батареи реактивной артиллерии практически завершена.
- Что значит практически? Когда она сможет вступить в бой?
- Личный и командный состав батареи, товарищ Сталин, уже подобран. На ее вооружении имеется семь установок реактивной артиллерии БМ-13 и около 3 тысяч снарядов. Требуется несколько дней на то, чтобы провести курс обучения бойцов. Выступить из Москвы батарея сможет в ночь на 3 июля. Первый залп предполагается произвести в районе Орши. Там, на железнодорожной станции, замечено большое скопление гитлеровских войск.
- Немцам известно о наших разработках?
- Никак нет. Для Гитлера это будет полнейшим сюрпризом.
- Вы тоже так считаете, товарищ Голиков?
- По данным нашей разведки, товарищ Сталин, гитлеровцы действительно не догадываются о том, что Красная Армия близка к использованию ракетного оружия. Сами немцы начали его разработку на несколько лет позже нас. Но уже имеют на вооружении шестизарядные пусковые реактивные установки «Небельверфер» и применили их впервые 22 июня. Правда, поскольку их ракеты тонкостенные, поражающий эффект от осколков весьма невелик, главным поражающим фактором является ударная волна.