Книги

Листая жизни страницы

22
18
20
22
24
26
28
30

Минут через пятнадцать я вышел на опушку мелколесья. Начинался рассвет. Передо мной раскинулось большое поле, оголенное от снега. Его пересекала дорога, ведущая к деревушке, расположившейся на пригорке в двух-трех километрах. Вдоль шоссе стояли столбы телефонной линии. Возвратившись, доложил обо всем капитану. Вскоре появился Грач, Сообщил, что вышел к железной дороге, откуда открывался вид на поселок. Возможно, на железнодорожную станцию.

Изучив карту, подсвечивая ее фонариком, капитан сказал, что первая группа высадилась неудачно и находится от нас на расстоянии около 25 километров. На то, чтобы разыскать ее, времени нет. К тому же можно в любой момент нарваться на немцев. Капитан решил выходить на запасную точку встречи.

На рассвете, обойдя какую-то деревню, вошли в густой старый лес. Здесь решили сделать привал и попытаться более точно определить свое местонахождение. В нашей группе был белорус Стас Барановский - небольшой, худенький паренек. Капитан приказал ему переодеться и провести разведку. Сообщение Стаса нас не порадовало. Ему удалось переговорить с крестьянином из деревни Голодная. Тот сообщил, что несколько часов назад в село нагрянули на двух машинах немцы. Обыскали каждую хату. Перед отъездом предупредили, что, если кто-либо из жителей окажет помощь парашютистам, будут расстреляны все жители. Со слов троих полицейских, которые остались в селе, было известно, что высадившийся около деревни Мыто русский десант угодил прямо в расположение немецкой танковой колонны. Все шестеро, в том числе девушка, пойманы.

Сообщение Стаса меняло наши планы. По рассказу капитана, целью заброски было обосноваться в Скрыбовцах, устроившись на разные работы, для ведения длительной разведки. Не имея связи с центром для уточнения задачи в изменившейся обстановке, он принял решение идти на запасную базу под названием «лесник». От места, где мы находились, до хутора лесника было километров 25. Шесть часов ходу. Идти пришлось лесом, обходя населенные пункты, с максимальными мерами предосторожности.

Часам к семи вечера подошли к хутору лесника. Укрылись в молодом ельнике и стали наблюдать за домом. Прошло более получаса, стало темнеть, ничего подозрительного не заметили. Несколько раз моложавая женщина зачем-то выходила во двор, оглядывалась по сторонам и быстро возвращалась в хату.

Пароль к леснику знал только капитан. Он распорядился мне и Грачу идти вместе с ним в дом. Остальные оставались на месте и в случае необходимости должны были прикрыть наш отход огнем. Взяв наизготовку автоматы, подошли к дому. В этот момент из него во двор выскочил мальчик лет десяти и крикнул: «Немцы!» С чердака хаты, из окон и дверей на нас полился свинцовый дождь. Отстреливаясь, стали отходить к опушке леса, из дома выскочило около десяти немцев и полицаев. Разделившись на две группы, они попытались взять нас в кольцо. В этот момент открыли огонь наши товарищи. Уже у самой кромки леса пуля догнала меня. Сгоряча, не чувствуя боли, я сумел пробежать метров пятьдесят и упал, сраженный второй пулей. Признаюсь, поначалу посчитал тебя полицаем…

Наутро послышался скрип колес. К стожкам приближалась подвода. Наблюдая из своего укрытия, как мужчина лет пятидесяти набирает сено, мы размышляли, как себя вести. «Рискни, - сказал Костя. - Может быть, он наш человек и поможет нам. Но обо мне не говори!» Увидев меня, мужчина удивился. Я сбивчиво рассказал, что по поручению деда шел к его родственнику-леснику попросить немножко сала. Случайно оказался под обстрелом. Ранен. И боюсь попасться на глаза немцам, которые могут принять меня за партизана. Попросил: «Помогите известить деда!» «А как зовут твоего деда?» - спросил мужчина. Я назвал. Хуторянин хитро улыбнулся. «Я знаю твоего деда. Лесник никакой вам не родственник. Он русский и поселился здесь перед самой войной. Вчера его расстреляли вместе со всей семьей». Сказав это, мужчина хлестнул коня кнутом и уехал, никак не отреагировав на мою просьбу.

Мы с Костей гадали, чего можно ожидать от незнакомца, уходить отсюда обессиленные были не в состоянии. Увидели, что телега хуторянина снова приближается к стожкам. Подъехав к нашему укрытию, мужчина передал крынку молока и увесистую краюху хлеба. Предупредил: «Сидите здесь тихо, как мыши, и ждите меня!» Прошло еще несколько часов. Мы съели весь хлеб, выпили молоко. Косте становилось все хуже, его мучил кашель. Наконец, возле хутора, за которым мы могли наблюдать из своего укрытия, остановились две подводы. Одна из них через несколько минут направилась в нашу сторону. Еще издали я узнал своего деда.

Нас с Костей уложили в телегу, сверху укрыли сеном. Ехали долго. Уже в ночи сделали остановку. Дед куда-то отлучился и вернулся с мужиком лет сорока. Назвал его Стефаном и сказал, что дальше мы поедем с ним.

На рассвете подъехали к какому-то поселку. Чуть в стороне от него располагалась усадьба, окруженная вековыми липами. Нас сняли с телеги, отнесли в баню. Вскоре появился фельдшер, обработал наши раны, сделал хорошие перевязки. Стефану сказал, что Косте нужна операция.

Следующей ночью снова отправились в путь. Двое суток добирались до партизанского аэродрома, еще двое - ждали прилета самолета. Всех раненых, в том числе и нас, доставили на «Большую Землю». Здесь нас с Костей разлучили. Я оказался в госпитале в городе Ступино. Рана зажила быстро. После выписки меня определили в маршевую роту и отправили на фронт…»

***

Я пересказал историю умирающего восемнадцатилетнего паренька о двух красноармейцах Андрее и Константине, в память о нем, для того, чтобы подчеркнуть: когда враг пришел на нашу землю, эти молодые люди не задумывались о собственном благополучии, без колебаний ушли защищать Родину. И таких, как они, было подавляющее большинство. Благодаря им мы не превратились в рабов, живем в свободной стране и должны быть достойными их.

***

…Через двое суток, с пересадками, проведя немало времени в ожидании поезда на промежуточных станциях, полуголодный, я прибыл в Москву. Добравшись до Белорусского вокзала, оформил проездной билет на утренний поезд на Минск.

«ВЕРНУЛСЯ Я НА РОДИНУ…»

Инструктор Минского горкома партии

Почти сутки, всю дорогу из Москвы в Минск я не спал. За окном поезда медленно проплывали едва угадываемые в темноте полустанки. Большинство из них были разрушены во время бомбардировок и артобстрелов. На месте многих деревень виднелись лишь пожарища да обгоревшие комины, сиротливо выглядывавшие из-за дичающих без людей садов. Торчащие из-под снега останки разбитых автомашин, покореженные орудия напоминали о том, что еще совсем недавно здесь проходили ожесточенные бои.

В то, что война откатилась далеко на запад, верилось с трудом. Кажется, еще вчера враг стоял под Москвой, и все помыслы были обращены лишь на то, как выстоять. А сегодня на большей части территории страны уже совершенно иные заботы: как накормить и расселить возвращающихся в родные места беженцев, запустить заводы и фабрики, провести сев, наладить выпечку хлеба, организовать медицинское обслуживание, возобновить занятия в школах… Подумалось: «Скоро всем этим придется заниматься и мне». От продолжения службы в тыловых частях армии, что позволяла мне вторая группа инвалидности, решил отказаться.

Чем ближе к Минску, тем тревожнее становилось на душе. Слышал о том, что город сильно разрушен. Говорили даже, что, возможно, его придется строить на совершенно новом месте. И это казалось кощунством, равным предательству. Вспомнились предвоенные поездки в столицу…