После танцев проводил ее. Познакомились. Анна честно призналась, что перед самой войной была обручена со своим одноклассником. Готовились к свадьбе. Но завод, где они работали, эвакуировали. Жених уехал вместе с ним. А она осталась. Потому что не могла бросить на произвол судьбы больную мать с малолетними братьями. Потом оказалась на фронте. За все это время не получила от своего возлюбленного ни одной весточки. И не сожалеет об этом. Любовь, если она и была, не прошла проверку временем.

После того вечера наши фронтовые дороги разошлись. А однажды, по воле судьбы и удачи, снова случайно встретились. И мы оба поняли, что хотели бы быть вместе всегда. Переписывались. Письма Анны, к сожалению, затерялись во время скитаний по госпиталям. А она сохранила мои послания все до единого, И теперь, спустя целую вечность, сидя в одиночестве грустными вечерами, понимая, что ее уже никогда не будет рядом, и достаю пожелтевшие от времени листки, и милый образ Кнопки встает передо мной, словно живой...

Не верьте тому, кто говорит, что на войне не до любви. Близость смерти, которая ходит за солдатом буквально по пятам, наоборот, обостряет чувства, бывают такие минуты, когда кажется, за один поцелуй любимой готов отдать даже жизнь...

После ранении я долго не решался написать Анне. Понимая, что в моей судьбе произошел трагический поворот, не находил нужных слов. И вот теперь, убедившись, что не каждая женщина способна на самоотверженный поступок, решил, что не имею морального права привязывать ее к себе, инвалиду. Написал обо всем, как есть. Что тяжело ранен. Что со мной нелегко будет в мирной жизни. И потому я освобождаю ее от клятвы в верности.

Написал. А сам втайне надеялся: если любит - не бросит! И ждал, ждал ответа!..

Надежду на лучший для меня исход давала и еще одна драма, разыгравшаяся на моих глазах, в которой я принял даже некоторое участие.

Рядом со мной лежал тяжелораненый боец, фельдшер пехотной роты, родом из Харькова, Миша Горелик. Он в составе десанта участвовал в танковой атаке. Получил ранения во все конечности, можно сказать, оказался фактически без рук, без ног. В нашу палату часто приходили шефы, среди них была одна женщина, работник облсельхозуправления, которая часто и помногу беседовала с Мишей. Свершилось чудо - вспыхнула любовь, и они решили пожениться. Вы бы видели, каким счастливым вы глядел солдат, когда девушка предложила ему зарегистрировать брак! Но воспротивилось ее начальство. Не знаю, то ли из жалости к ней, желая предостеречь против безрассудного поступка, то ли еще по каким-то причинам, но согласия на брак не дали, мотивируя отказ военным временем. Узнав об этом, я возмутился. Через работника обкома партии, который приходил к нам, попросился на прием к Первому секретарю обкома Жимерину, который, кстати, после войны работал министром электростанций СССР. Он назначил нам встречу, и мы с Мишей - два «героя» на костылях, приехали к нему. Выслушав нас, Жимерин поднял трубку и не только дал нагоняй руководству сельхозуправлеиия, но и распорядился зарегистрировать брак и оказать помощь молодой семье в переезде в Харьков.

Под впечатлением этой романтичной истории я тоже верил в чудо. Когда получил долгожданную весточку, долго не мог разорвать трясущимися руками конверт. В ответ на мое послание Анна написала мне гневное письмо. Я даже не ожидал, что моя Кнопка способна на такую резкую отповедь. «Как мог ты подумать, что я променяю любовь на мещанское счастье?!» - примерно таким был смысл ее ответа. А еще через день пришло письмо от начальника эвакоприемника, в котором Анна работала бухгалтером. Рассказал о том, как обидело ее мое предложение расстаться. И в конце остроумно добавил: «Капитан, подозреваю, что у тебя вырезали далеко не все, что делает женщину счастливой, и потому не дури!»

В начале января 1945 года врачебно-экспертная комиссия установила мне 2-ю группу инвалидности и 2-ю группу годности для прохождения военной службы. С этими документами я отправился в отдел кадров Приволжского военного округа.

Будучи уверенным, что решу свой вопрос оперативно, чтобы легче было передвигаться на костылях, оставил свой вещевой мешок со всеми пожитками под присмотром знакомого сослуживца, которому предстояло на вокзале несколько часов ждать отправления поезда. Оказалось, что армия тоже не лишена бюрократии, и я вернулся на вокзал лишь поздним вечером. Узнал, что поезд с товарищем и, соответственно, с моими пожитками уже отбыл. Единственное, что осталось у меня - продовольственный аттестат на трое суток…

Спустя более чем полвека я все же встретил своего сослуживца, с которым расстался на вокзале…

17 апреля 1995 года неожиданно получил приглашение от Комитета ветеранов Великой Отечественной войны и мэрии Москвы принять участие в праздновании 50-летия Победы над фашистской Германией.

8 мая был в Москве.

В гостинице «Россия», где разместили всех гостей, мне вручили три пакета с приглашениями: на торжественное собрание, которое состоялось в этот же день вечером; на парад ветеранов войны 9 мая на Красной Площади и на открытие мемориала на Поклонной горе. Часа за полтора до начала торжественного собрания я отправился в Кремль, чтобы еще раз, может быть, последний, полюбоваться историей великого государства, талантом зодчих и мастерством простого люда, воплотившего их замысел. И хотя бывал здесь не один раз, впечатления остались неизгладимые.

Торжественное собрание прошло необычно. Не было традиционного президиума. Выступили Президент Российской Федерации Борис Ельцин и депутат Государственной Думы, председатель Комитета по делам ветеранов, маршал Виктор Куликов. Затем состоялся концерт мастеров искусств.

9 мая мы отправились на Красную Площадь. До начала парада оставался час, и я решил поискать знакомых. Мои ожидания оправдались. На гостевых трибунах встретил человека, с которым расстался более полувека назад. Это был Владимир Орехов, командир саперной роты, строивший знаменитый наблюдательный пункт командующего 3-м Белорусским фронтом Ивана Даниловича Черняховского. С ним мы по-братски делили окоп на двоих в канун операции «Багратион». С ним пробыли долгие шесть месяцев в госпитале Самары. В один и тот же день, 4 января 1945 года, комиссовались. Он «по чистой», а я - с ограничением 2-й степени. За получением направления в Минский облвоенкомат должен был зайти в штаб Приволжского военного округа. Будучи уверенным, что успею к отходу поезда, я оставил Орехову свой вещмешок. Оказалось, что потребовалось пройти еще одну комиссию. Вернувшись на вокзал, своего товарища не застал, о чем уже упоминал ранее.