– Здесь она, здесь. Она тут. Не нужно никуда выходить. Она стоит перед тобой. И прехорошенькая. А? Может, поцелуешь ее?
– Поцеловать? О, Джесси, у меня же сердце сейчас разорвется. Мы ведь отослали ее обратно. Так велел закон. В законе говорилось, что мы должны вернуть ее. Вернуть кому? Я этого не понимала.
– Ты понимала, мама. Все мы понимали. Но это был грустный день.
– О, и там было мрачно. И в небе было полно умирающих птиц…
Нелли растеряна. Она начинает разворачиваться, словно хочет выйти на улицу, но останавливается и хватается за Джесси, чтобы не упасть. Лили подходит к ней, обнимает ее и мгновение спустя чувствует, как Нелли крепко обнимает ее в ответ, и тогда до них с Джесси доносится низкий, почти певучий звук, что исходит из горла Нелли, вой, которого они никогда прежде не слышали, горький плач по всему, что случилось в жизни Нелли Бак, хотя и не должно было.
Потому что так велел закон
Они долго сидят на кухне. Джесси заваривает чай. Нелли держит Лили за руки и поглаживает их, и не не сводит глаз с ее лица. Пес, которого зовут Джоуи, поскуливает, как будто чует что-то непонятное: уже не горе, но пока еще не радость.
В голове у Нелли сплошные вопросы, которые она пытается задать, но всякий раз сдается, не сумев облечь их в слова, и растерянно смотрит на Джесси, и он старается угадать, что это были за вопросы, и задает их вместо нее.
– Госпиталь для найденышей, – говорит он. – Нелли хотелось бы знать, как тебе там жилось. Думаю, она надеется, что с тобой там обращались по-доброму.
Лили молчит. Ее захлестывает вихрем воспоминаний, которые копошатся и расталкивают друг друга: как она лежит в мокрой кровати с Бриджет, как ее хлещут ивовым прутом за письмо к Нелли, как она находит овечку по имени Берти, как вяжет шарф, на котором повесилась Бриджет, как шьет тряпичных кукол, как рука сестры Мод, вцепившаяся ей в шею, толкает ее вверх по лестнице, туда, где ее ждет комната кошмаров…
– Там… – начинает она, – там с нами должны были обращаться по-доброму, но на самом деле все было не так.
– Ох, – волнуется Нелли, – но ведь так не должно быть, правда? Я верю в доброту. Да ведь, Джесси?
– Да, веришь.
– Она должна быть как комнатная муха, которую и не почувствуешь.
– Как муха?
– Да. Которая незаметно касается тебя крылышком.
– Но доброту я познала позже, – торопливо продолжает Лили. – Я устроилась на работу в Лондоне, в «Лавке париков» Белль Чаровилл, и мы шили парики для опер и пьес, и все те швы, которым ты обучила меня, Нелли, очень пригодились мне в работе, и мисс Чаровилл всегда была ко мне добра.
– И ты там все еще работаешь, Лили? – спрашивает Джесси.
– Нет. Мне стало… в Лондоне… Я поняла, что мне будет трудно жить там. Мисс Чаровилл одолжила мне немного денег, и я решила приехать сюда и спросить у вас… можно ли мне за небольшую плату и за любую работу, какая у вас найдется для меня… можно ли мне немного здесь пожить. Вам не претит эта идея? Я могу помогать Нелли по дому и…
– Нелли? – перебивает ее Джесси. – Тебе бы хотелось, чтобы Лили пожила тут у нас немного?